Тихая квартирантка - Клеменс Мишальон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты резко просыпаешься. Даже во сне он не оставляет тебя в покое. Но ты бежишь, и на краткий миг все кажется реальным. В темноте ты стараешься подольше удержать эти ощущения: наполняющая тело энергия, взмахи руками, восхитительный обжигающий горло воздух.
◾ ◾ ◾
Самое поразительное открытие ты делаешь однажды вечером, за тарелкой вегетарианского пирога. Сесилия смотрит телевизор. Ник из Арканзаса выбрал «Девизы» за четыреста.
– Эти два латинских слова составляют девиз морпехов США, – говорит Алекс Требек.
– Semper fidelis[10], – отвечаете одновременно ты и идеальный отец. Он медленно поворачивает голову. Впервые в присутствии дочери смотрит тебе прямо в глаза.
– А ты откуда знаешь?
Его тон требовательный, напряженный. Видимо, ты задела какую-то важную струну.
Ты не хочешь называть ему настоящую причину. Предпочла бы сохранить при себе воспоминания о марафоне морских пехотинцев[11] 2012 года. Вечерний поезд от Пенсильванского вокзала до Юнион-Стейшн, ночь в отеле и подъем по звонку в четыре утра. Автобус, набитый фигурами в нейлоновых костюмах, прогулка до Пентагона в предрассветном тумане. Мужчины в форме обыскивают твой пояс для бега, просматривают пакетики углеводного геля с кофеином, адвил в индивидуальных упаковках, питательные батончики. Государственный гимн, затем выстрел. Тридцать тысяч бегунов. Четыре часа и двадцать минут. Виргинские леса по обеим сторонам трассы, бесконечный участок шоссе в удушающей жаре и, наконец, финишная черта. Снова люди в военной форме. Вручение медалей. Твои усталые ноги, потное тело, ленточка на шее. Бегун рядом с тобой произносит два слова, обращенные к морскому пехотинцу: Semper fi.
Ты не хочешь, чтобы он все это знал. Что однажды, если представится случай, ты сможешь убежать.
Но не сейчас. Твое тело пока не готово. Второе правило выживания за пределами сарая: готовься. А до тех пор сиди тихо. Ешь. Смотри «Джеопарди!». Отвечай на вопросы за обеденным столом.
Пока отец с дочерью ждут твоего ответа, ты составляешь в голове наиболее правдоподобную ложь.
– У меня был инструктор по фитнесу, бывший морпех. Он нам рассказал.
Отец озадаченно поднимает бровь. Ковыряет свой кусок пирога. Непохоже на него. Он не из тех, кто колеблется. Он или ест, или нет.
Сесилия заговорщицки наклоняется вперед.
– Папа тоже был морским пехотинцем. – Она дергает подбородком в сторону отца. Тот пытается ее остановить: «Сесилия…», но девочка продолжает: – Бросил колледж ради службы.
Твоя вилка звякает о тарелку. Морской пехотинец.
– Ого.
Единственное, что тебе удается выдавить.
– Санитарный инструктор, – тихо бормочет он, вынужденный открыть часть своего прошлого. Ту, которую надеялся сохранить, как и ты с марафоном.
Ты не знаешь, чем занимается санитарный инструктор. Он бросил колледж, чтобы стать одним из них, – по-видимому, санинструктору не требуется медицинского образования.
История вырисовывается сама собой: человек, который хотел стать врачом, но не смог. Вырванный из учебного процесса водоворотом мыслей, навязчивым циклоном, мощной волной. Он не бросил учебу, чтобы служить, как сказала дочь. Скорее, бросил и пошел служить. Стал санитарным инструктором. Его комиссовали, с почетом или с позором – неизвестно.
Что-то привело его сюда, где бы вы ни были. Он нашел работу. Женился. Обзавелся семьей и домом. Стал тем, кого ты знаешь.
Ты опускаешь вилку, кладешь ладонь поверх салфетки. «Он бросил учебу, чтобы служить».
Воспоминания: дедушка друга, похороны на Арлингтонском кладбище. Барбекю на Четвертое июля, твой отец за грилем, мама в красном платье. Кантри-песня о флаге, свободе и мести. Аудитория в Университете Нью-Йорка и ветеран со служебной собакой, ставшей талисманом класса. Три слова, которые говорят, когда приходит время отдать дань уважения.
Три слова, которые ждет Сесилия, выросшая на рассказах о том, как отец бросил колледж, чтобы служить своей стране.
Ты снова поднимаешь вилку. Не в силах смотреть на него, говоришь, глядя поверх его плеча:
– Благодарю за службу.
Он кивает. Твой рот наполняется кислотой.
Глава 19
Женщина в доме
Боли внизу живота начались в пятницу днем. Их не было несколько лет. Вначале ты думала, что месячные прекратились из-за стресса, ведь твой похититель осторожен и пользуется презервативами. Какое-то время ты ждала возобновления цикла. Потом решила, что причина – в значительной потере веса. Возможно, таким образом тело упрощало себе жизнь в сарае.
Скоро пойдет кровь. Тебе необходимы прокладки или тампоны; нужно, чтобы он их купил. Придется просить. От подобной перспективы внутренности скручивает еще сильнее.
Ты уже разозлила его этим утром. Одеваясь в ванной, обратила его внимание на пуговицу джинсов, ставших узкими в талии. Теперь он не ограничивает тебя в еде, и ты набрала вес.
– Как думаешь, нельзя ли… – неуверенно начала ты. – Прости. Но нельзя ли достать другие, на размер больше? Когда сможешь…
Он вздохнул. Посмотрел так, будто ты сделала это нарочно, назло ему.
Ты не в том положении, чтобы просить что-то еще. По крайней мере, пока.
Ты пытаешься лечь в позу эмбриона, положив голову на сгиб прикованной руки. Это доставляет неудобство. Тупая боль в животе нарастает. Тело испытывает твои пределы, вынуждая превозмогать новую боль.
◾ ◾ ◾
За ужином он вынимает из кармана телефон. Такова жизнь в доме: из ниоткуда появляются телефоны, оживает телевизор, проезжает машина, пока вы сидите на кухне. И каждый раз ты чувствуешь покалывание в кончиках пальцев.
– Я поеду в магазин на выходных. – Отец смотрит на дочь. – Тебе что-нибудь нужно?
Поразмыслив, Сесилия заказывает четырехцветную ручку и шампунь.
Он кивает и делает заметку в телефоне.
– Что-нибудь еще?
Его взгляд по-прежнему прикован к ней. Девочка отрицательно качает головой.
Ты изо всех сил пытаешься сидеть прямо. Внизу живота все пылает. Ты отвыкла от таких сильных резей, боль из самого нутра расходится по телу. Ты сжимаешь челюсти до зубовного скрежета. Не в твоих силах это остановить. Тебе нужна помощь. Чертовы прокладки или тампоны.
Он уже убирает телефон обратно в карман, как вдруг ты говоришь:
– Вообще-то, если можно, тампоны или прокладки… пожалуйста.
Ты неловко хихикаешь, словно человек, который только что выставил напоказ частичку личной жизни. Будто она у тебя есть.
Он морщит лоб. Палец на миг замирает над телефоном. В присутствии дочери он сама любезность, как полагается. Передает тебе посуду и столовые приборы, иногда услужливо накладывает еду на тарелку. Но твоя просьба его явно не обрадовала. Ничего не записав, он кладет телефон обратно в карман, встает и начинает убирать со стола. Сесилия вызывается помочь.
– Ступай наверх, я сам, – говорит он дочери.
Затем
