К вящей славе человеческой - Вера Камша

– Посмотри, что там?

– Сейчас, господин полковник. – Шетэ-младший сжал окуляр, словно шпагу. – Мой полковник, они… Они в доспехах!

Значит, не показалось. Это солнце отражается от металла, что нацепили на себя прыгуны. И как же легко и быстро они двигаются!

– Надо же, доспехи, – буркнул Лабри, злясь на папистов и почему-то на себя. Крапу, будь он рядом, сказал бы что-то вроде «и чего только в этой глуши не встретишь!», но граф со своими ранами в бою, а Матье Лабри торчит на обочине.

– Господин полковник, – простонал Роже, – господин полковник, что же это?

Надо было прикрикнуть на забывшегося лейтенанта и отобрать трубу, но Лабри не крикнул и не отобрал. Своими дальнозоркими глазами он видел, как фигуры в доспехах врезаются в бок наступающим, как начинается резня. Солнце дробилось не только на шлемах и кирасах, но и на клинках. На длинных широких клинках, которых не видели на полях сражений уже лет сто.

Сейчас с этими мечами вышло семеро. Против полусотни, но каждый удар забирает по жизни. Адская семерка стальным клином шла вперед, выкашивая солдат, как пшеницу, а вокруг клубилась пыль и хмурой стеной вставали заросли. На склоне шел бой, и только Господь ведал, что там творится и сколько еретиков скрывает кровавый холм.

Отец Лолы упал – шпага лоассца пронзила седого хитано насквозь, Пепе и Берто исчезли, но Лопе все еще прикрывает спину… Бой не кончен, господа хаммериане! Вас никто не звал, и вы не пройдете. И не уйдете! Бертильо вас не выпустит. В память Сан-Марио, в память всех нас!

Выстрел пистолета свалил хромого загонщика, давно не видно Мигелито, но и бесноватым невесело. Нового подкрепления у них нет, значит, де Гуальдо дерутся. Достойные люди, жаль, он так и не заехал в замок. Два вечера слишком мало, разве что после… После боя или после смерти? Ушедшие спина к спине узнают друг друга хоть в раю, хоть в преисподней, не могут не узнать!

Еще трое? Четверо? Берете в кольцо? Ну-ну…

– Лопе!.. Обернись! Лопе!!!

Упал. Лицом вниз. Мертв? Ранен? Не подойти, не узнать, только увести от тела этих, не дать добить… Если есть кого добивать!

– Вы… Дьявольское отродье, сюда! Хотели де Ригаско? Это я!

К дереву! Оно не упадет и не отступит. Только б не зацепиться за корень! Ринулись следом, а Лопе лежит, не шевелится. Ты почти неистовый Александр… Почти, потому что один с сотней справится только в песне… А как насчет четверых? Хруст, топот, странный звонкий крик… Птица? Вопль лоассца, белые от бешенства глаза, метнувшаяся наискось тень, сдвоенный выпад.

– Убирайся к дьяволу!.. И ты тоже, каналья!

– Сеньор!.. Держитесь… Мы тут!

Горцы с дубинами…. Пробивают проход. Трое на трое, ты больше не Александр и опять жив! Кинжал застрял в груди «белолобого», не вытащить… Уцелевший лоассец отскакивает, уворачивается от дубин, мчится к своим.

– Сеньор, у вас кровь.

– Чужая… Надеюсь!

На другом конце поляны, в кустах орудуют двое местных. «Белолобые» опасаются лезть на рогатины… Слуги Господа, черти б их взяли! Так вниз или вверх? Лошади ждут за гребнем. Лошади, Иньита, жизнь…

Сколько их осталось? С дюжину, не больше. Люди падали один за другим… Более слабые погибли первыми, так было, так будет. Неплохая охота, шли на зверя, а нарвались на хаммериан. Нужно пробиться к загонщикам, а дальше? Лошади готовы, а к де Гуальдо все равно не прорваться. И к Маноло с Себастьяном… Хайме с Лиханой тоже внизу. Еще дерутся или уже мертвы? Им не вырваться, но те, кто здесь? Хитано, уцелевшие охотники, стоящий на коленях Пабло… Их еще можно вывести. Это не бегство! Они вернутся вместе с солдатами и разорвут «белолобых» на куски. Сегодня же вернутся!

Свист бича, щелчок, похожий на выстрел, низкий яростный вой. Мигелито жив и лупит наотмашь. По глазам, рукам, шеям, рассекая кожу, разрывая мышцы, валя с ног. Лоассец с кинжалом отшатывается, чтобы нарваться на шпагу. Отправляйся в ад!

– Сеньор…

– Что на дороге?! Ты видел?

– Камни…

Баррикада еще не разобрана! Альфорка оставит «белолобых» в покое лишь мертвым. Значит, нужно идти вниз. Вниз, к де Гуальдо, Маноло, Лихане. Покончить с этими и идти…

В первый раз за свои сорок шесть лет Матье Лабри мог лишь молиться. Он не мог отозвать Мату, Бустона, Гийома, Крапу, потому что сбесившиеся паписты вцепились в завал, как дьявол в грешную душу. Не перерезав этих сумасшедших, дорогу не расчистишь, а в обход идти поздно. Нельзя было и встать плечом к плечу с товарищами, так как полковник отвечал перед маршалом и Господом за проклятый монастырь, до которого еще нужно было добраться. Оставалось сжимать кулаки и шептать святые слова, готовые оборваться богохульством, потому что еретики убивали. Без жалости, без смысла, не щадя себя.

Дрались по всему склону. Того, что творилось в верхних зарослях, было не разобрать, просто из желто-зеленой стены проступали и вновь исчезали смутные силуэты, да ползли поодиночке вниз выбравшиеся из ада раненые. Те, кто мог ползти. Роже пытался их расспрашивать, но солдаты мало что знали. Папистов оказалось больше, чем думалось поначалу. Рядом с охотниками дерутся нечестивцы из адуара. Бустона не видели. Мату четверть часа назад был жив, а Гийома Лабри раз за разом замечал в гуще схватки. Великан не струсил перед бронированными монстрами. Он делал что мог, стягивая вокруг безликих сверкающих фигур живое кольцо. Лабри отдал бы все на свете, чтобы встать рядом со старым другом, но его место было здесь.

Только теперь полковник понял, что выпало маршалу Танти у Сальса и Сан-Марио. Посылать в бой товарищей. Тех, кого ты знаешь в лицо и по именам, и ждать, зная, что вернутся не все. Это страшнейшее из испытаний, ниспосланных Господом, горшей муки нет и в аду!

А может, все-таки рискнуть? Господь не допустит его смерти, ведь от него зависит исход всего дела! Обойти заросли слева, отправить Гийома вниз, собрать растерявшихся… Нечестивцев надо разделить. Пока они вместе, они непобедимы, но стоит повалить хоть одного, и железный строй будет сломан. Останется разметать еретиков в разные стороны и добивать поодиночке. Если броситься закованному в железо убийце в ноги и опрокинуть, он не поднимется!

– Роже!

– Мой полковник?

– Я… Дай флягу.

Гийом не глупей тебя, на голову выше и вдвое сильнее. Смирись и делай, что должно. Это гордыня толкает под руку и шепчет, что ты справишься лучше. Не слушай! Верь Гийому, верь своим солдатам, ты их подбирал по одному, ты знаешь их не первый год, они не подведут.

– Упал! Мой полковник, один упал!..

Так и есть, хвала Господу! Сверкающая фигура рухнула в пыль, подняться ей не дали, навалились, сели верхом, мелькнула занесенная для последнего удара рука… В железном строю образовалась брешь, ее не успели закрыть! Сатанинский меч треснул и развалился на два осколка, между которыми набивались все новые и новые солдаты. Вновь мелькнул Гийом. Старина и без лат и шлема не уступал папистам ни в росте, ни в силе!