Тот, кто знает - Александра Маринина

По дороге домой от Соломона Израилевича Наташа в машине еще несколько раз перечитала письмо. Его придется показать Андрею и Иринке, а это значит, что придется рассказывать о том, о чем они с Бэллой Львовной молчали столько лет. Можно ли расценивать это письмо как разрешение открыть Иринке и всем окружающим правду о ее отце? Или письмо предназначается только одной Наташе, поэтому Бэллочка по неосторожности открыто назвала Иру своей внучкой? Да нет, Бэлла Львовна всегда была очень предусмотрительной, она должна была понимать, не могла не понимать, что, начни Наташа распоряжаться ее вещами и деньгами, сразу возникнет вопрос: а почему именно так, а не иначе? Наташа должна будет сослаться на волю покойной, в подтверждение чего придется показывать письмо. Значит, Бэллочка согласилась с тем, что Ире пора узнать, кто ее настоящий отец. Ну что ж, стало быть, так и надо сделать.

Выйдя из такси возле своего дома, Наташа миновала второй этаж и, не заходя к себе, поднялась в старую квартиру. Вставила ключ в замок Бэллочкиной двери – ключ не проворачивался. Она подергала за ручку и с удивлением обнаружила дверь открытой, а племянницу Катю – увлеченно обследующей книжные полки.

– Почему ты здесь? – строго спросила Наташа. – Как ты сюда вошла? У Бэллы Львовны был только один ключ от комнаты, и он у меня.

– Да ну, здесь замок хлипкий, три раза дернула – он и открылся, – небрежно ответила Катя, листая толстый том стихотворений Батюшкова 1883 года издания. – Клевая книжка, букинистическая ценность.

Том в темно-коричневом переплете лег на стол, где уже возвышалась солидная стопка редких и ценных изданий, в том числе и тех, которым насчитывалось больше ста лет.

– И что же ты здесь делаешь? – с видимым спокойствием, с трудом сдерживая ярость, произнесла Наташа. Милая Бэллочка, добрая и деликатная, сделала в своем письме только один акцент – на Марика, на своего сына. Теперь совершенно очевидно, что она имела в виду не только его, но и Люсю с Катериной. Живя с ними бок о бок, мудрая женщина изучила их характер и прозорливо предвидела их желание постервятничать на добрососедской основе.

– Книги смотрю, а что? Нельзя?

– Ты без разрешения вошла в чужую комнату, к тому же запертую. Тебя никогда не учили, что это неприлично?

– Так она же ничья, – девушка удивленно пожала плечами, – Бэлла Львовна умерла.

– То, что Бэлла Львовна умерла, вовсе не означает, что все это отныне принадлежит тебе.

– А кому же? – Катя зло прищурилась. – Тебе, что ли? Это по какому же праву, интересно знать? Ты ей была такой же соседкой, как мы с мамой. Если у тебя есть какие-то права на Бэллины вещи, то точно такие же права есть и у нас.

– Нет у тебя никаких прав! – заорала Наташа, неожиданно для себя теряя контроль и срываясь на истерику. – Убирайся отсюда и не смей переступать порог этой комнаты! И книги поставь на место!

На крик явилась Люся с выражением надменного недоумения на высохшем узком лице.

– Что происходит? – ледяным тоном спросила она. – По какому праву ты кричишь на мою дочь?

Наташу обдало холодом, и это помогло ей взять себя в руки.

– Я пытаюсь объяснить твоей дочери, что нельзя брать чужое без разрешения хозяина, – ответила она уже более спокойно. – Мне казалось, что такие простые истины детям объясняют не посторонние люди, а родители, и не в двадцать лет, а намного раньше. Очевидно, ты Катю воспитывала по какой-то другой методике, и она с этими истинами незнакома. Будь любезна, растолкуй ей это здесь и сейчас.

– У этих вещей больше нет хозяина, – невозмутимо возразила Люся.

– Ты ошибаешься.

– Уж не Марика ли ты имеешь в виду? – презрительно протянула старшая сестра. – Думаешь, он примчится из своей сладкой Америки в нашу вонючую страну за этими книгами? Кроме книг, здесь и взять-то нечего, не старье же это забирать. Так твой драгоценный Марик, по которому ты столько лет сохла на потеху всей квартире, не имеет права даже на битую чашку, потому что оставил мать на твое попечение. Если он посмеет сюда явиться, я его даже на порог не пущу, имей это в виду.

– В любом случае твоя дочь не должна была взламывать дверь и отбирать для себя книги, – ответила Наташа уже совсем спокойно, хотя выпад сестрицы насчет ее влюбленности в Марика прозвучал грубо и оскорбительно. – Ты не можешь принимать никаких решений и высказывать какие бы то ни было суждения. Есть воля Бэллы Львовны, и есть ее просьба ко мне эту волю исполнить. Чем я и собираюсь заняться.

– Ты хочешь сказать, что Бэлла оставила завещание? И что в нем?

– Не сверкай глазами, Люся, тебе ничего не отписано, – мстительно сказала Наташа. – Книги достаются мне, а все остальное – Ире.

– Ире?!

Впервые за долгое время на Люсином лице проступило некое подобие эмоций, отличных от презрения и раздражения.

– С какой стати?! У нее и без того все есть, выскочила замуж за мужика с богатыми родителями, как сыр в масле катается, на собственной машине разъезжает, чего ей еще? Зачем ей эти старые вещи, эта рухлядь? Твоя Бэлла на старости лет совсем из ума выжила!

– Если это рухлядь, то почему ты так возмущаешься? Тебе она тем более не нужна.

– Это для Ирки рухлядь, она и так в достатке живет. А мне эта мебель пригодилась бы.

– Ну конечно, пригодилась бы, – согласилась Наташа. – Кому ж не пригодится антикварный столик из палисандрового дерева с инкрустацией. И бюро середины девятнадцатого века тоже очень неплохое, за ним, наверное, тогдашние красавицы любовные письма писали своим кавалерам. Ты надеешься, что твой бессмертный роман станет лучше, если ты будешь дописывать и переписывать его за этим бюро? И заодно обставишь комнату книгами, изданными в прошлом веке. Будет настоящая обитель классика русской литературы. Все, Людмила, обсуждение закончено. Бэлла Львовна ясно и недвусмысленно высказала свои распоряжения, и я буду их неукоснительно исполнять.

Если бы Люся была раза в три крупнее и раз в десять сильнее, вряд ли она смогла бы захлопнуть дверь громче. Со стен даже штукатурка посыпалась. Стоя у порога, Наташа с сожалением обвела глазами комнату Бэллы Львовны. Эта комната больше никогда не будет синей. Отныне здесь не будет надежного приюта, где можно спрятаться от невзгод, ссор и конфликтов, где решаются все проблемы, даже те, которые кажутся неразрешимыми, где каждая вещь дышит покоем, мудростью и уютом. Ничего больше не будет…

Часа через два вернулся домой Андрей. Наташа молча протянула ему письмо Бэллы Львовны.

– Вот, значит, как, – задумчиво сказал он, прочитав письмо и возвращая его Наташе. – Стало быть, у тебя от меня целых две тайны, а я-то наивно полагал, что только одна, касающаяся 1984 года, когда мы с тобой познакомились. Или, может быть, их еще больше?

– Андрюша, пойми, я не могла тебе рассказывать об этом. Бэлла Львовна взяла с меня слово, что я буду молчать. А теперь она сама открыто написала о том, что Ира – ее внучка.

Она подробно, как привыкла с детства, обстоятельно и последовательно рассказала ему о Марике и Ниночке, о своей последней встрече с сыном Бэллы Львовны перед его отъездом в Израиль, о его просьбе не бросать Иринку, остающуюся на руках троих сильно пьющих людей, которые не смогут и не захотят дать девочке ни нужного образования, ни нормального воспитания.

– Выходит, Ира тоже не знает, что она – дочь Марка?

– Конечно, нет. Теперь придется сказать. Я ей уже позвонила, попросила приехать. Она явится с минуты на минуту.

– Ты сама ей скажешь? Или хочешь, я поговорю с Иринкой? – предложил Ганелин.

– Да нет, Андрюша, не нужно, ты только будь рядом, ладно? Мне с тобой спокойнее.

Это было правдой. В присутствии Андрея ей всегда было спокойнее, она чувствовала себя более уверенно, твердо зная, что рядом находится человек, готовый в любую секунду и в любой ситуации кинуться ей на помощь. И даже если она к этой помощи не прибегала, все равно осознание того, что поддержка будет в нужный момент обязательно оказана, придавало Наташе сил в самые сложные моменты.

К приходу Иринки у Наташи была готова целая речь, выверенная чуть ли не по буквам и со всей возможной деликатностью объясняющая ситуацию. Однако все получилось не совсем так, как Наташа планировала. Едва она взяла в руки письмо Бэллы Львовны, чтобы начать понемножку, по отдельным фразам зачитывать Ире, снабжая прочитанное своими комментариями, дабы подготовить молодую женщину к неожиданной новости, как Ира выхватила письмо из ее рук со словами:

– Дай я сама прочту.

Наташа и глазом не успела моргнуть, как Ирина уже уселась на мягкий диван в гостиной и впилась глазами в листок, исписанный знакомым почерком. Быстро прочла, ни один мускул на лице не дрогнул. Может, она пока и не блестящая актриса, но кое-какие профессиональные навыки у девочки, безусловно, имеются.

– Я так и знала, – спокойно заявила она, кладя письмо на журнальный столик.