Мао Цзэдун - Александр Панцов

Во-вторых, с лета 1949 года Сталин испытывал глубокое разочарование в Гао, который, с его точки зрения, вел себя очень глупо во время одной из встреч кремлевского хозяина с китайской делегацией, возглавлявшейся Лю Шаоци. Гао, входивший в делегацию, в присутствии других ее членов сделал тогда далекоидущие предложения о том, чтобы СССР увеличил численность своих войск в Даляне, ввел военно-морской флот в Циндао, а главное, чтобы Маньчжурия стала семнадцатой республикой Советского Союза[99]. Сталин раздраженно оборвал его, назвав «товарищем Чжан Цзолинем»284. (Чжан Цзолинь, как мы помним, был китайским милитаристом, правившим Маньчжурией независимо от Центрального китайского правительства вплоть до 1928 года[100].)

В-третьих, Сталин, если он и доверял полученной информации, мог считать «уклон» Лю весьма полезным, идущим в русле его собственной политики «сдерживания» радикализма Мао Цзэдуна.

Наконец, Гао не являлся единственным информатором Сталина среди китайского руководства. По некоторым данным, сам Лю Шаоци поставлял ему некоторую конфиденциальную информацию. Как вспоминает бывший работник Министерства государственной безопасности (МГБ) СССР Петр Сергеевич Дерябин, Лю Шаоци стал работать на советские секретные службы в 1930-е годы, когда находился в Москве в качестве представителя Всекитайской федерации профсоюзов в Профинтерне. Лю продолжал поставлять Сталину тайные сведения и в 1940-е годы285. Если сообщение Дерябина соответствует действительности, то логично предположить, что Лю должен был быть более ценен Сталину, чем Гао, так как являлся вторым после Мао человеком в ЦК КПК. Жертвуя Гао Ганом, Сталин мог усиливать позиции своего более важного информатора.

Как бы то ни было, но точка зрения Гао на самом деле имела под собой основания. Руководство КПК не было едино в вопросе о «новой демократии». В отличие от Мао Цзэдуна, переставшего, как мы помним, употреблять термин «новая демократия», некоторые руководящие деятели КПК продолжали в то время активно использовать терминологию «новодемократической» революции. Не только Лю Шаоци, но и Чжоу Эньлай, по-видимому, всерьез воспринимавшие указания Сталина о постепенности перехода КНР к социализму, говорили о «новодемократическом государстве», «новодемократическом строительстве», «новодемократическом направлении в литературе и искусстве» и т. п.286. Именно эти деятели сформировали в то время осторожную оппозицию Мао, трактовавшему «новую демократию» крайне радикально.

Вот почему политика КПК в те годы была достаточно противоречивой. Идеи демократической трансформации общества нашли отражение в Общей программе единого фронта, организационным выражением которого стал Народный политический консультативный совет Китая (НПКСК) (сессия последнего была созвана коммунистами в конце сентября 1949 года в Пекине), а также в других документах, определявших развитие Китая в первые годы КНР. НПКСК, возникший как организационная форма единого фронта, взял на себя функции Учредительного собрания. (Председателем его был избран Мао.) Именно от имени НПКСК коммунисты сформировали новые органы государственной власти и приняли Общую программу, которая стала главным документом новой власти, чем-то вроде временной конституции. Программа провозглашала демократические ценности, но при этом подчеркивала руководящую роль КПК. Устанавливалась многопартийная система, и восемь политических партий и организаций, признававших руководящую роль КПК, получали легальный статус. В программе гарантировались права населения на владение частной собственностью, содержались установки о поддержке частного национального предпринимательства, о взаимовыгодном регулировании отношений труда и капитала. В документе провозглашался курс на демократическое развитие страны и полностью отсутствовала идея социалистического переустройства китайского общества. Даже само слово «социализм» отсутствовало287. Принятый правительством 28 июня 1950 года «Закон о земельной реформе в КНР» также полностью соответствовал духу народной демократии: земля передавалась в частную собственность крестьянству, сохранялось кулацкое хозяйство288. «Принятая нами политика сохранения кулацких хозяйств, — говорил в своем докладе на сессии Всекитайского комитета НПКСК в июне 1950 года Лю Шаоци, — является не временной политикой, а политикой, рассчитанной на длительный срок. Иными словами, хозяйства кулаков будут сохранены в течение всего периода новой демократии»289.

Политика новой власти встречала поддержку демократических и патриотических кругов, приветствовавших преобразование и развитие системы народного образования, направленные на ликвидацию (или, точнее, сокращение) неграмотности, открытие новых высших учебных заведений и создание предпосылок их демократизации, подготовку научных кадров и организацию системы научных учреждений современного типа290. Большой общественный резонанс имело принятие в 1950 году законодательства о семье и браке, предоставившего все гражданские права женщинам и направленного на достижение их фактического равноправия291. Импонировала китайской общественности и независимая, а в Корее и Тибете[101] даже агрессивная, внешняя политика новой власти.

В период 1949–1953 годов не только Лю Шаоци и Чжоу Эньлай, но и Чэнь Юнь, Дэн Сяопин и некоторые другие руководящие работники КПК выражали умеренные взгляды в отношении «новой демократии» даже в неофициальных беседах с деятелями других коммунистических партий292. Эти лидеры КПК опирались на авторитет Сталина, ссылаясь на его советы не спешить со строительством социализма. Политическая поддержка такого рода вне зависимости от ее действительных целей была им особенно важна, поскольку помогала обосновывать необходимость осуществления их идей на практике. Позиция Сталина оказывала влияние и на Мао и его единомышленников, которые не могли не принимать во внимание точку зрения «старшего брата». Характерно, что Лю Шаоци апеллировал к авторитету Сталина во время беседы с советским послом даже тогда, когда уже потерпел поражение в дискуссиях с Мао, в ноябре 1953 года. Он все еще пытался оправдать свою оппозицию Мао Цзэдуну.

Мао и его оппоненты одинаково воспринимали социалистические идеалы, но по-разному понимали методы их достижения. Вот лишь несколько примеров. Весной 1951 года партийные руководители провинции Шаньси выступили с идеей ускорения процесса кооперирования деревни. Лю Шаоци не ограничился критикой этих идей на совещании пропагандистов и в июле 1951 года подготовил и разослал от имени Центрального комитета документ, в котором эта провинциальная затея была названа «ошибочной, опасной, утопической идеей аграрного социализма». Однако Мао Цзэдун взял под защиту местных активистов и два месяца спустя дезавуировал документ, подготовленный Лю Шаоци293. В декабре 1952 года на заседании Государственного административного совета под председательством Чжоу Эньлая был рассмотрен и одобрен подготовленный министром финансов Бо Ибо проект новой налоговой системы. Принципиальная новизна закона заключалась в единообразном налогообложении всех форм собственности. Государственные и кооперативные предприятия теряли свои налоговые льготы, а частнокапиталистический сектор получал благоприятные условия для конкуренции. Как впоследствии выяснилось, проект закона не был согласован с аппаратом ЦК и Мао Цзэдун не знал о нем. Вскоре после этого, 15 января 1953 года, Мао послал гневное письмо руководителям Госсовета — Чжоу Эньлаю, Чэнь Юню, Дэн Сяопину и Бо Ибо, не считая обоснованным их стремление создать условия для оживления частного предпринимательства294. Ошибочный с точки зрения Мао Цзэдуна закон о налогах стал поводом для проведения интенсивной идейно-политической кампании против всех несогласных с его (Мао) линией. В середине февраля в неформальной беседе с руководителями Центрально-Южного бюро ЦК в Ухани Мао отметил: «Есть люди, которые говорят: „Нужно укреплять новодемократический порядок“, есть также люди, которые выступают за „четыре большие свободы“ [то есть за свободу для крестьянина брать займы, арендовать землю, нанимать рабочую силу и торговать]. Я считаю, что и то и другое неверно. Новая демократия — это этап перехода к социализму»295.