Наваждение - Екатерина Мурашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Засим остаюсь любящая тебя неизменно Ирен»
– Ой, Сонечка! – Милочка побледнела и прижала ладони к щекам. Большие глаза наполнились слезами. Сразу стало видно, что она еще совсем мала. – Что же это все значит?! Мне… мне страшно! Мамочка… Маме грозит что-то? Я боюсь…
– Непонятно… – пробормотала Соня. – Что эта Ирен имеет в виду? Собаки, сладкое…
– Тетя Ирен с детства чувствует такое, чего знать не может, – объяснила Милочка. – У меня это тоже есть… немножко…
– И что же ты сейчас чувствуешь по этому поводу? – деловито спросила Соня.
– Ничего… – прислушавшись к себе, обескуражено пробормотала Милочка. – Мне страшно…
– Я знаю, – неожиданно вступил в разговор Джонни.
– Что ты знаешь? – обернулись к нему Соня с Милочкой.
– Не любят собаки – это та тетя, которая намедни приезжала. Конса и Мерка бросились на нее и кусали.
– Да что ты говоришь! – удивилась Соня. – Ваши левретки ведь вовсе не кусаются.
– А ее кусали! – упрямо повторил Джонни. – Я видел, кровь была.
– А Пушок из кухни, Баньши? – спросила Милочка.
– Нет, те – хорошо, – ответил дауненок. – Баньши она потом гладила.
– Так, хорошо, – сказала Соня, стараясь сообразить, как бы на ее месте стал рассуждать сильный в логике Матюша. – Предположим, что Ирен предупреждает Софи против той женщины, которую покусали левретки. Но какая ж в ней опасность? Я так поняла, что они с Софьей Павловной сто лет знакомы… И почему Констанция с Эсмеральдой на нее бросились? Тоже что-то почуяли? Но тогда остальные собаки тоже должны были… Может быть, они знали ее раньше? Но откуда?… Констанция с Эсмеральдой раньше жили у той барыни, которую убили, и… Ой… Ой, мамочки! – совершенно по-детски воскликнула Соня.
– Сонечка, что? – испуганно спросила Милочка и в этот же миг сама догадалась. Глаза у нее сделались такими же огромными, какие случались у матери в минуты потрясений. – Я поняла. Они бросились на нее потому, что она убила их хозяйку!
Дуня и Софи ехали в санях, запряженных двумя каурыми лошадками. Трактиры, извозчичьи дворы, лавки, застава… Потом почти сразу же начался лес – заснеженный и как будто присевший. Женщины разговаривали спокойно, только слова стекали с губ слегка медленнее, чем в обычном разговоре. Так оса перебирает ногами, попав в блюдечко с сиропом.
– Что ж, Дуня, как тебе с ним жилось? Все эти годы…
– Он оправдал все мои ожидания. Даже больше.
– А как же… Как же то, что он не любил тебя?
Дуня пожала плечами.
– Ну что ж с того, если и так? Я ведь не знаю, чего лишилась. О чем жалеть? Зачем портить жизнь себе и ему? Того, что есть, мне вполне достаточно.
– А как ты сумела его разыскать?
– Я знала, что он жив… Всегда… И то, что рано или поздно мы встретимся. Вот мы и встретились…
– В Александрии, я знаю… – сказала Софи и тут же едва не прикусила себе язык.
– Он рассказал тебе… – казалось, Дуня вовсе не была удивлена. – Хорошо, что ты знаешь.
– Но я не знала, что это – ты…
– Что ж, все сложилось так, как сложилось…
– Когда вы уезжаете обратно, в Англию?
– Михаил сказал, что скоро.
– Как зовут вашу дочь?
– Ангелиной, если на русский лад. Я предлагала назвать ее Софией, но он сказал – не надо.
Софи на мгновение прикрыла глаза, внезапно догадавшись, какого именно ангела призывал Михаил в зимовье, в лихорадочном бреду. Потом перевела разговор.
– Как тебе показались Оля, Матрена, прочие? Ты ведь много лет не видела…
– Они не изменились почти. Это удивительно. Время обычной человеческой жизни течет мимо них, а они как будто бы призваны к чему-то и не меняются, как статуи на фронтоне… Я все думала: кто их призвал?
– Да, я тоже много думала об этом, не столько об Оле, конечно, но потому что Гриша… Они же все атеисты и, значит, не верят в воздаяние за совершенные дела… Какая безумная, превосходящая всяческое воображение жертва: отдать свою единственную и окончательную жизнь не ради своего блаженства или спасения в вечной жизни, а ради спасения грядущих масс людей, которых они никогда не увидят, и которые о них в своем коммунистическом счастье даже и не вспомнят…
Это какой-то совсем новый завет человека с миром. Следующий – после Ветхого и Нового… А что страшноватенько об этом завете думать… Так что ж… Два предыдущих тоже были не очень-то миролюбивы и дружелюбны при своем введении и утверждении в человеческой жизни…
– Да, все это очень странно… – согласилась Дуня, собираясь продолжить обсуждение, но Софи уже высказалась и снова круто развернула разговор, возвращаясь к цели их поездки.
– Ты уверена, Дуня? Ну вот, что мы туда едем…
– Очень высокая вероятность, – подумав, сказала миссис Сазонофф.
После того, как первая неловкость минула (Софи под бдительным взором Оли Камышевой сумела быстро взять себя в руки, а Дуня, кажется, и не теряла ровного расположения духа), практичная Софи решила обернуть нежданную встречу хотя бы на пользу нерешенному делу, а заодно и отвлечься от пустых переживаний.
– Дуня, ты всегда хорошо считала. Просчитай мне, у меня сестра пропала, а я никак разобраться не могу.
– Давай вводные, – невозмутимо предложила Дуня.
«Полно, человек ли она вообще? – подумала Софи. – Или так притворяться умеет? Я-то со стороны, небось, тоже…»
Выслушав всю историю, Дуня попросила у Оли бумаги, достала карандаш и стала быстро рисовать какие-то таблицы, заполняя их непонятными для Софи значками. Софи сразу вспомнила Шурочку с его бумажками и денежками и преисполнилась неясных надежд.
– Скорее всего Ирен у Константина, – сказала Дуня некоторое время спустя. – Вопрос в том, где он ее прячет столько времени… В городской квартире это невозможно, съемная квартира тоже исключается, ведь он должен регулярно ее навещать, и тогда те или тот, от кого они, предположительно, скрываются, легко выследят… Но я вот что подумала: помнишь, когда Ефим украл тебя, он держал тебя в старом имении Ряжских. Что, если…
– Точно! – Софи хлопнула себя ладонью по лбу. – И как это я раньше не подумала! Нет, Дуня, у тебя все-таки действительно талант… Я еду туда немедленно, потому что просто не усну дома, пока…
– Я поеду с тобой, – улыбнулась Дуня. – Должна же я отвечать за результаты своих расчетов. А по пути у нас вполне хватит времени поговорить…
Поговорили. Жалко только, что оказалось, в сущности, – не о чем.
Не женщины, а два образца сдержанности и здравого смысла. В будущем, когда научно-технический прогресс все захватит, наверное, все будут такие. Прохладные, как компресс. Как, собственно, Туманов с нею живет?… Ну, вот так и живет – как с компрессом. Не лишено, должно быть, приятности. «Моя жена превыше всего ценит покой и возможность заниматься любимым делом», – вспомнила Софи. И как это она раньше-то не догадалась? Могла бы, вполне могла…
