Хо - Raptor

— Ты сам сказал — у каждого человека своя жизнь. Так и должно быть. И если у твоего товарища нет времени, чтобы написать тебе письмо — то это не его вина.

— А чья? Почему я нахожу для них время, а они для меня — нет? Я же не прошу огромных писем. Мне достаточно пары строчек: «Жив-здоров, работаю-учусь, всё в порядке». И всё! Неужели это так сложно?

— Ты всё слишком драматизируешь. И потом, твои друзья вовсе не обязаны вечно жить возле тебя.

— Да, но, на мой взгляд, настоящие друзья не должны забывать друг друга.

— А с чего ты вообще взял, что тебя забыли?!

— Я это ощущаю. Взять хотя бы Романа — моего лучшего друга. Он вдруг неожиданно уехал в другой город. Мы даже не успели добром попрощаться. За всё время, что он там живёт, он написал мне всего два письма, да и те меньше чем на листочек. В то время как я, регулярно ему писал, и отправил в общей сложности уже не один десяток писем. А ведь мы с ним были как братья! И что же получилось из этой дружбы? Ни-че-го. Знаешь, на что это похоже? На самое настоящее предательство.

— Как ты можешь так говорить о Роме?! Это же возмутительно! Этот парень тебя обожает, и отзывается о тебе исключительно хорошо. Он — образцовый друг, и предан тебе безраздельно. О таком товарище можно только мечтать. А ты говоришь про него такие гадости! Да и остальные твои друзья не заслуживают подобных обвинений. Послушай, Женя, может быть хватит строить из себя всеми забытого страдальца, винить всех окружающих в своём одиночестве, и сотрясать воздух? Подумай сам, а что ты сделал для того, чтобы не остаться одному? Каждый сумел найти своё место в этом мире, а что тебе помешало его найти? Задумывался ли ты над этим когда-нибудь?

Евгений ничего ей не ответил. После того, как возмущённая Ольга повысила голос, он наконец-то пришёл в себя. Ведь он едва не поддался воздействию извне, и с большим трудом сумел побороть в себе нарастающий гнев, кипящий в душе. Его наивные обиды, подпитываемые каким-то детским эгоизмом, доселе скрываемые в далёких глубинах сознания, сейчас едва не вырвались на свободу, затронутые вспышкой воспоминаний и возможностью поделиться своей тоской.

Евгений знал, кто поспособствовал этому эмоциональному всплеску, и в тайне ругал себя за допущенную неосторожность, едва не оборвавшую его ход раньше времени. Он безумно скучал по своим друзьям, но никак не мог вернуть их, пусть даже на минуту, чтобы повидаться. И это бессилие, не находя выхода, легко превращалось в озлобленность, которой едва не воспользовался его призрачный соперник.

Ольга была рассержена, но ситуация оставалась вполне поправимой. Девушку нужно было срочно отвлечь от этого неприятного разговора, досадно дискредитировавшего его в её глазах. Поэтому Женя поспешил вывести её из галереи друзей, и переключить внимание на новую комнату, располагавшуюся далее.

Помещение, в которое они попали, действительно отвлекло Ольгу от неприятной темы. В комнате не было не единого угла, то есть она была абсолютно круглой. Не смотря на то, что по форме она представляла из себя цилиндр, создавалось ложное впечатление, что комната имеет вид овальной сферы. Здесь не было окон, но свет каким-то образом проникал внутрь, сквозь белые стены, внешне напоминающие тонкую мелованную бумагу.

Кроме столика в овальной комнате ничего не было, но стоило им подойти, как прямо из пола, надуваясь, вдруг вырос пухлый диван. Евгений жестом пригласил спутницу присесть, после чего сел рядом с ней. Диванчик был мягким и тёплым. Каждый его изгиб способствовал отдыху и расслаблению сидящих. Вообще эта комната, не смотря на свою форму и изолированность, не только не угнетала, но и наоборот — успокаивала, настраивала на культурную беседу. Ольга отметила, что здесь было очень уютно и спокойно. Мысли сразу пришли в стабильное состояние, и упорядочились. Неприятная нервозность отступила. Теперь, наконец-то можно было поговорить о наболевшем.

— Вообще-то я не хотела сегодня приходить, — начала она. — Там, в реальности, произошла страшная трагедия, случившаяся с моей подругой. Как ты понимаешь, мне сейчас не до развлечений, и не до приключений. Единственное, чего я хочу — это разобраться в случившемся, узнать, кто виноват. Поэтому я и пришла к тебе. Ты можешь мне помочь, и я надеюсь, что мы с тобой поговорим об этом. Если ты не настроен на подобные обсуждения, то я с твоего позволения удалюсь…

— Разумеется, я готов к содействию. Вопрос в другом — готова ли ты? — Евгений глубокомысленно почесал подбородок.

— Что за бессмысленные вопросы? Значит то, что я пришла сюда, не смотря на тяжёлую скорбь и смятение, тебе ни о чём не говорит? Ну что ж, если ты хочешь получить твёрдый ответ, то да. Я готова.

— Решительность хороша, когда она не граничит с безрассудством. Ну да ладно. Как я вижу, мои печальные прогнозы сбылись. Настя совершила суицид. Прими мои глубочайшие соболезнования.

— Да не нуждаюсь я в соболезнованиях! Я хочу узнать, что с ней произошло?! Почему-то все, и ты в том числе, решили, что это было самоубийство. Но с самоубийством эта смерть не имеет ровным счётом ничего общего. Это — самое настоящее убийство: жестокое, изощрённое и садистское!

— С чего ты взяла, что я тоже склоняюсь к мнению о самоубийстве? — Евгений приподнял бровь. — Я имел в виду то, что вы примите это за самоубийство, потому что иначе обосновать столь неожиданный и специфичный уход из жизни вашей подруги вы не сможете. Именно поэтому я и рекомендовал вам не спускать с неё глаз. Но вы отнеслись к этому не вполне серьёзно. Вот и результат.

— Да, я помню, что ты рекомендовал. И, поверь, отнеслась к этому очень сознательно. Но, давая такую рекомендацию, ты ничего конкретного не сказал о том, что стоит за всем этим. Виновато какое-то Хо. Что за Хо? Почему оно охотится на нас? Какова его природа? Никакой информации. Инкогнито. Как мне следовало объяснить друзьям, почему мы должны так бдительно следить за Настей? Если бы я рассказала им про твоё Хо, они бы однозначно сочли меня психически нездоровой фантазёркой. Что я могла сделать?! Что?!

— Ничего. Ты сделала всё, что могла. Не вини себя.

— Скажи мне, Женя, только честно. Ты заранее знал обо всём этом? Знал?

— Я лишь предполагал. Понимаешь, в моём положении я волен лишь предполагать. Я — предполагаю, а Хо — располагает.

— Опять это Хо! Оно стало притчей во языцех. Но меня волнует вовсе не оно, а ты.

— Я?

— Именно, Жень. Вчера ты развлекал меня своими феерическими чудесами, делая вид, что всё хорошо и всё замечательно. А сам, оказывается, знал, что Насте грозит опасность. Но ты даже не заикнулся об этом. Не предупредил меня. Как ты мог так поступить?