Могучая крепость - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, понятно, — сказал Дачарн и снова удивил Трайнейра — на этот раз странно мягкой улыбкой. — Ты знаешь, во многих отношениях Жаспер всегда был своим злейшим врагом. И одна из причин заключается в том, что он забыл — и я должен признать, что я тоже забыл об том — что иногда доброта, мягкость — такое же сильное оружие, как любой террор или наказание. Конечно, я полагаю, это не то оружие, которое подходит ему по конституции. Так что я уверен, что для нас — для всех нас — будет лучше, если он позволит мне позаботиться об этом за него.
III. Кабинет отца Пейтира Уилсинна, Улица Золотой Марки, Город Теллесберг, Королевство Старая Черис
.III.
Кабинет отца Пейтира Уилсинна, Улица Золотой Марки, Город Теллесберг, Королевство Старая Черис
Отец Пейтир Уилсинн невидящим взглядом уставился в окно своего кабинета.
Яркое солнце Теллесберга освещало широкую улицу за густой зелёной тенью деревьев, растущих вокруг здания бывшего Казначейства, в котором располагался этот кабинет. Было позднее утро, и, как всегда, Теллесберг был полон энергии. Офис Уилсинна находился достаточно далеко от гавани и обслуживавшего её складского района, чтобы местное уличное движение было относительно свободным от тяжёлых грузовых повозок, которые так много времени грохотали по большей части остального города. Это был прежде всего финансовый район, где располагались банкиры и юристы, биржевые торговцы и бухгалтерские конторы, и, если не считать регулярно курсирующих тележек, запряжённых ящерицами, большая часть движения здесь состояла из пешеходов, лишь изредка встречавшихся с экипажами или всадниками. Вокруг было замечено несколько уличных торговцев, чьи тележки и маленькие фургоны были затенены разноцветными навесами. Большинство из них были продавцами продуктов питания, обслуживающими офисных работников, работающих по соседству, и время от времени дразнящие ароматные запахи проникали в его открытые окна.
Уилсинн не замечал этого. Не больше, чем он замечал контраст между ярким солнечным светом и густой тенью, или слышал громкие голоса торговцев, или действительно видел проходящих пешеходов. Нет. Его внимание было сосредоточено на чём-то другом, на запомнившихся словах из письма, которое лежало сложенным на столе перед ним.
Итак, это наконец произошло. Он снова почувствовал ощущение жжения в глубине своих голубых глаз. После всех этих лет.
Он не знал, как это письмо попало к нему. О, он был уверен, что смог бы отследить как минимум последние две или три пары рук, через которые оно прошло, но после этого оно бы бесследно растворилось в анонимности, которую требовал его отправитель, и он был рад, что это так.
Он откинул голову на высокую спинку своего кресла, закрыл глаза и вспомнил каждый шаг путешествия, которое привело его в этот кабинет, на эту улицу. Он вспомнил своё собственное осознание того, что у него есть истинное призвание священника. Он вспомнил, как решил последовать за своим отцом в Орден Шуляра, потому что это было то, что делали Уилсинны, и потому что он разделял приверженность своего отца реформированию того, во что превратился этот орден. И он вспомнил тот день, когда отец убедил его занять должность интенданта архиепископа Эрайка Динниса.
— Клинтан становится одержимым черисийцами, — мрачно сказал ему отец, тоном викария, разговаривающего с молодым священником, которому он доверял, чем как отца, разговаривающего с сыном. — Им отчаянно нужен честный интендант, кто-то, кто будет справедливо применять Запреты, а не потворствовать паранойе Клинтана. И, честно говоря, — отец вышел на первый план, — я хочу, чтобы ты убрался из Зиона. Мне не нравится направление, в котором развиваются события, а ты уже сделал себя слишком заметным для моего душевного спокойствия.
Пейтир почувствовал, как его брови поползли вверх, и его отец резко фыркнул.
— О, я знаю. Знаю! Кастрюля и чайник, и всё такое. Но, по крайней мере, я старший викарий, а не какой-то старший священник! Кроме того…
Он начал было говорить что-то ещё, потом остановился и просто покачал головой. Но Пейтир тоже понял то, чего не сказал его отец. Если Сэмилу Уилсинну «не нравилось направление, в котором развивались события», то как минимум одна из причин, по которой он хотел, чтобы Пейтир был в Теллесберге, заключалась в том, чтобы вывести его настолько далеко из досягаемости Жаспера Клинтана, насколько это было физически возможно.
В долгосрочной перспективе это, вероятно, не имело бы никакого значения. Если бы дело дошло до этого, ни одно место на Сэйфхолде не было бы действительно вне досягаемости Клинтана, поскольку досягаемость Великого Инквизитора была досягаемостью самой Матери-Церкви. Но Пейтир понимал логику, стоящую за этим, и, как бы мало ему ни нравилась мысль о «дезертирстве» от своего отца и остальных реформаторов из Круга Сэмила Уилсинна, он понял, что его отец также был прав насчёт того, что черисийцам нужен честный интендант. А честные интенданты, к сожалению, были всё более дефицитным товаром.
И поэтому он последовал совету своего отца и принял этот пост.
С тех пор он был рад, что сделал это. Он точно понимал, почему черисийцы могли встревожить и привести в ярость кого-то вроде Клинтана, но чем лучше он узнавал их, тем более понимал, что опасения Клинтана были беспочвенными. Возможно, черисийцы были более изобретательны, чем следовало бы, но среди них не было и намёка на Тьму. Он был уверен в этом. И ни одно из нововведений, которые ему было предложено оценить, даже близко не подходило к фактическому нарушению «Запретов». Но Клинтан был не готов принять этот вывод — не потому, что у него были какие-либо конкретные доказательства обратного, а потому, что любой намёк на «неортодоксальность» среди граждан Черис был оскорблением его собственной власти как блюстителя Божьего. Хуже того, это потенциально угрожало уютной маленькой империи Инквизиции.
Тем не менее, Пейтир оказался не готов к внезапному всплеску открытой войны между Королевством Черис и Рыцарями Храмовых Земель. Внезапная эскалация застала его врасплох не меньше, чем кого-либо другого, и он оказался вынужден выбирать между клятвой повиновения Великому Инквизитору, возглавлявшему Орден Шуляра, и клятвой повиновения Богу.
В конце концов, это не было соревнованием. Он не мог притворяться, что ему было