Смешенье (1-2) - Нил Стивенсон

Процессия состояла из трёх экипажей, фургона и нескольких драгун. Драгуны – пруссаки и бранденбуржцы из Берлина – прибыли через час после того, как Даниель, доставив Иоганна в Дом Золотого Меркурия и разменяв вексель, отыскал Лейбница. Капитан драгун, бранденбуржец, не допускающим возражений тоном объявил, что они должны засветло перебраться через Эльбу в Бранденбург, дабы не искушать саксонцев. Даниеля опасения позабавили, однако Лейбниц счёл их оправданными. Нищая сирота Каролина, живущая в глухой дыре, оставалась принцессой, а принцесса на руках – это власть. И хотя Август Сильный, курфюрст Саксонии, выгодно отличался от своего покойного брата, интригам его не было конца. Ему вполне могло взбрести на ум украсть Каролину и насильно выдать за какого-нибудь русского царевича. Посему девочку и её единственный саквояж забрали из вдовьего дома с поспешностью, более обычной при похищениях и побегах. Это не облегчило осиротевшей принцессе прощание с родным домом; впрочем, растянись оно надолго, ей бы легче не стало. Она сама выбрала кофейного цвета экипаж, расписанный цветами – тот, в котором ехали Лейбниц и Даниель. Слёзы и улыбки чередовались на её лице, как дождь и солнце ветреным мартовским днём. Ей было тринадцать.

Они переправились через Эльбу на ближайшем пароме и через несколько часов доехали до Бранденбурга, где и остановились в гостинице на дороге из Мейсена в Берлин. На следующее утро встали поздно. Примерно пятьдесят миль отделяло их от Шарлоттенбурга и гостеприимства той, чьё имя носил замок – курфюрстины Софии-Шарлотты.

– Располагайте мной, ваше высочество, – сказал Лейбниц. – Дорога длинная, и я сочту за честь, если хоть в малой мере помогу её скоротать. Можем продолжить уроки математики, оставленные на время болезни вашей покойной матушки. Можем побеседовать о богословии, ибо на него вам следует обратить внимание: при Бранденбург-Прусском дворе вы встретите не только лютеран, но и кальвинистов, иезуитов, янсенистов, даже православных; опасайтесь, как бы какой-нибудь ретивый златоуст не сбил вас с толку. Ещё я захватил блок-флейту и могу дать вам урок. Или…

– Я бы хотела послушать о работе, которую доктор Уотерхауз намерен вести в Мас-са-чу-сет-се, – сказала принцесса, старательно выговаривая трудное название. Что таковы планы Даниеля, она вывела из нескольких оброненных вчера реплик.

– Тема подходящая, хотя, если приглядеться, очень широкая, – отвечал Лейбниц. – Доктор Уотерхауз?

– Институт технологических искусств Колонии Массачусетского залива, – начал Даниель, – основан и рано или поздно будет финансироваться маркизом Равенскаром, государственным мужем, пекущимся о деньгах его величества. Он виг, то есть принадлежит к партии, банк и деньги которой основаны на коммерции. Им противостоят тори, чьи деньги и банк основаны на земле.

– Земля представляется мне лучшим выбором, она постоянна и неизменна.

– Постоянство – не всегда преимущество. Представьте себе свинец и ртуть. Свинец хорош для балласта, кровель и труб, но неподатлив, в то время как ртуть подвижна и текуча…

– Вы алхимик? – спросила Каролина.

Даниель покраснел.

– Нет, ваше высочество. Однако я осмелюсь сказать, что алхимики мыслят метафорами, которые порой поучительны. – Он переглянулся с Лейбницем, и губы его сложились в улыбку. – А может быть, мы все рождаемся с подобным образом мыслей, и заблуждение алхимиков лишь в том, что они чрезмерно ему доверяются.

– Мистер Локк бы не согласился, – сказала Каролина. – Он говорит, что мы начинаем с tabula rasa.

– Вы, возможно, удивитесь, но я хорошо знаю мистера Локка, – отвечал Даниель, – и мы с ним частенько об этом спорим.

– Что он сейчас поделывает? – вмешался Лейбниц, не в силах сдержать любопытство. – Я начал писать ответ на его «Опыты о человеческом разумении»…

– Мистер Локк последнее время почти безвылазно сидел в Лондоне, участвовал в дебатах о перечеканке. Ньютон предлагает девальвировать фунт стерлингов, Локк бьётся за неизменность стандарта, установленного сэром Томасом Грешемом.

– Почему величайшие учёные Англии столько времени тратят на споры о деньгах? – спросила Каролина.

Даниель задумался.

– В старом мире, мире ториев, в котором деньги служили лишь средством доставить ренту из поместья в Лондон, о них бы столько не думали. Но как Антверпен предположил, Амстердам подтвердил, а Лондон сейчас доказывает, в коммерции заключено не меньше богатства, чем в земле. Как так, никто не понимает, но монеты движут коммерцией, а при дурном управлении вызывают её застой. Посему деньги достойны внимания учёных не меньше клеток, конических сечений и звёзд.

Лейбниц кашлянул.

– Путь в Берлин долог, – заметил он, – но не настолько.

Даниель сказал:

– Доктор пеняет мне за отступление от темы. Я говорил о новом институте в Бостоне.

– Да. Чем он будет заниматься?

Тут Даниель, как ни странно, смешался, плохо представляя, с чего начать. Однако доктор, знавший Каролину куда лучше, сказал: «Позвольте мне», и Даниель с облегчением уступил ему слово.

Лейбниц начал:

– Такие люди, как ваше высочество, склонные думать и копать вглубь, нередко бывают увлекаемы в некие лабиринты сознания – загадки о природе вещей, над которыми можно биться всю жизнь. Возможно, вы в них уже побывали. Первый лабиринт: вопрос свободы и предопределения. Второй: структура континуума.

– Структура чего?!

– Когда вы наблюдаете предметы вокруг себя, например, вон ту колокольню, и начинаете делить их на составные части, такие как кирпичи и цемент, а части на части, то на чём вы остановитесь?

– На атомах?

– Некоторые думают так, – с готовностью согласился Лейбниц. – Однако даже в «Математических началах» господина Ньютона нет попытки разрешить эти вопросы. Он старательно обходит оба лабиринта – мудрый выбор! Ибо господин Ньютон никоим образом не касается вопроса о свободе и предопределении, лишь ясно даёт понять, что верит в первое. И не затрагивает атомов. Мало того, он даже не хочет публиковать свои труды по анализу бесконечно малых! Но не обманывайтесь, будто такие материи его не занимают. Он бьётся над ними день и ночь. Как я, как доктор Уотерхауз будет биться над ними в Массачусетсе.

– Вы решаете эти задачи врозь или…

– Главнейший вопрос, который мне следовало предвосхитить! – хлопнул в ладоши Лейбниц. – И я, и Ньютон подозреваем, что задачи связаны. Что это не два лабиринта, а один большой с двумя входами! Можно войти через любой, но разгадав один, вы разгадаете оба.

– Тогда позвольте сказать, как я поняла вас, доктор. Вы считаете, что постигнув структуру континуума, то есть атомы или как их…

Лейбниц пожал плечами:

– Или монады. Но продолжайте, пожалуйста.

– Постигнув их, вы разрешите дилемму свободной воли и предопределения.

– Коротко говоря, да, – отвечал доктор.

– Атомы мне понятнее, – начала Каролина.

– Вам только так кажется, – возразил Лейбниц.

– Что тут понимать? Это крохотные твёрдые частички вещества, которые сталкиваются…

– Насколько велики атомы?

– Бесконечно малы.

– Как они