Записки практикующего адвоката - Luide

Господин Радов — мужчина под сорок, одетый опрятно, но небогато. Симпатичное, но неприметное лицо, среднее телосложение — в общем, ничем не примечательный человек.

Вместе с ним были четверо свидетелей, которых мы собирались допросить в этом слушании.

Чуть поодаль расположилась ослепительно красивая молодая дама, очень эффектная, несмотря на то, что ей было никак не меньше тридцати лет. Она явно тщательно за собой ухаживала и внимательнейшим образом относилась к своей внешности. Ответчика (а это наверняка была она) бросала на бывшего мужа снисходительные взгляды и, похоже, чувствовала себя прекрасно, нисколько не тяготясь пребыванием в суде.

Вскоре нас позвали в зал.

Дело рассматривала судья Зосева, которая получила полномочия лишь месяц назад и до сих пор я с ней не сталкивалась. В первом заседании я не участвовала, поскольку клиент наверняка знал, что ответчица не явится и решил обойтись без моей помощи.

Судья оказалась худой и высокой, особой средних лет, желчной до невозможности. Она обожала язвительно комментировать любое высказывание и поучать стороны, нисколько не беспокоясь о том, что все ее слова фиксировались в протоколе.

Предварительные формальности она закончила молниеносно, почти сразу приступив к допросу сторон.

Мой клиент честно рассказал о том, когда и при каких обстоятельствах ответчица бросила своего сына. Его слова полностью подтверждались письменными доказательствами: целой кипой справок из школы, от врачей и с места жительства, от тренера по плаванию и так далее. Все они убедительно доказывали, что беззаботная мамаша бросила ребенка еще в младенчестве и ничуть не заботилась о его жизни.

Кажется, судья выслушала истца вполне благосклонно, хотя если судить по ее комментариям и вопросам, то для нее идеальным казался только вариант полного примирения и воссоединения семейства. Бывают люди, которые любят всех мирить, а судья имеет достаточно полномочий, чтобы вдоволь потешить эту наклонность.

Но в данном случае такой вариант был нереален — сложно представить, чтобы мальчик и его отец забыли, что почти девять лет госпожа Мурова изо всех сил старалась не вспоминать о том, что у нее есть ребенок.

Кажется, судья достаточно быстро пришла к такому же выводу.

Позиция ответчицы была проста и понятна: в своем поступке она не видела ничего странного или тем паче предосудительного, полностью оправдывая свои действия собственными интересами. Воистину страшно, когда детей рожают такие эгоистки!

Госпожа Мурова, глядя на судью большими голубыми глазами, убедительно вещала:

— Ну вы поймите, я же деловая женщина! Я не могу гробить свою молодость, сидя дома с ребенком. Но я же не отказывалась от него — приезжала, и презенты привозила. А то, что он с папой живет — так это мы вместе так решили!

Откровенно говоря, мне очень хотелось спросить ответчицу, помнит ли она хотя бы, как зовут сына — сомневаюсь, чтобы такие мелкие детали удержались в ее голове.

Вместо этого я поинтересовалась:

— Скажите, а вы регулярно бываете у ребенка, поздравляете его с праздниками?

Госпожа Мурова, конечно же, ответила утвердительно — а что ей было говорить?

Тогда я коварно осведомилась:

— Когда родился ваш сын?

Ответчица лихорадочно принялась листать приложения к иску, среди которых обнаружила искомую копию свидетельства о рождении и бодро зачитала дату рождения Дмитрия. Однако от судьи явно не укрылось ее замешательство и поиски подсказки, чего я и добивалась.

Также она затруднялась ответить, где стоит кровать ребенка и какие вещи он носит — я просто забросала ответчицу подобными вопросами, и судья относилась к этому вполне благосклонно.

Представитель органа опеки и попечительства также ратовал за лишение ответчицы родительских прав в отношении сына, так что наша позиция была сильна.

Далее мы приступили к допросу свидетелей. На нашей стороне выступали соседи, которые пояснили, что после того, как госпожа Мурова ушла из семьи, они ее вовсе не видели, хотя постоянно проживали в доме и нередко бывали в квартире у господина Радова.

Кроме того, показания дала учительница ребенка, пожилая гномка госпожа Ларида Гарснассон. По состоянию здоровья Дмитрий не мог посещать общеобразовательную школу, а потому преподаватели приходили к нему домой. Свидетельница подтвердила, что ни разу за три года не видела во время своих визитов мать мальчика, и по словам самого Дмитрия его воспитанием занимался исключительно отец.

Последней нашей свидетельницей была мать ответчицы, госпожа Юлия Мурова. Она твердо заявила, что никакого отношения к жизни ребенка ее дочь не имела и не желала иметь. Свидетельница также в красках описала, как год назад истец обращался к ответчице с просьбой дать денег на операцию сына, а та решительно отказалась.

Кажется, госпожу Мурову ничуть не смущало то, что даже ближайшие родственники полагали ее поведение неправильным — видимо, она давно себя оправдала в собственных глазах и считала, что остальные просто не понимали, как ей тяжело.

Ответчица представила суду одного-единственного свидетеля, господина Турина, который рассказал, что два года назад он подвозил госпожу Мурову и к дому истца и мог подтвердить, что она навещала сына. Немало позабавил ответ на мой вопрос, помнит ли свидетель, какие же подарки она купила ребенку? Он наморщил лоб, припоминая, и ответил, что ответчица несла что пачку чипсов. Ничего не скажешь, солидный гостинец для мальчика!

Я уточнила:

— А еще на каких-либо встречах ответчицы с сыном вы присутствовали?

— Нет, — покачал головой свидетель.

Единственный визит несколько лет назад — негусто, прямо скажем.

По словам моего клиента, в тот раз ответчица приезжала, чтобы взять копию свидетельства о рождении ребенка (зачем-то это было нужно ей по работе).

После этого судья последовательно огласила материалы дела и предложила нам высказаться в дебатах.

В своей речи я подчеркнула, что исковые требования полностью удостоверены собранными доказательствами, и в красках расписала аховое положение бедного господина Радова.

Наконец, слово предоставили ответчице.

Видимо, уже понимая, что практически проиграла дело, госпожа Мурова отбросила маску приличной матери и начала говорить искренне:

— А что это — справедливо, что у меня такой урод родился? Из-за этого на мне теперь Андрей не женится и детей не хочет, говорит, что я опять такого же рожу, а инвалидов плодить нельзя!

Глаза ответчицы налились злыми слезами, она выплескивала обиду на судьбу — обиду, из-за которой пострадал ни в чем не повинный ребенок.