Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Пока Граф Орлов-Денисов собирал рассыпавшиеся по французским бивакам полки, чтобы вести их далее против неприятеля, начавшего за оврагом выстраиваться, показался из леса Багговут, не со всем своим корпусом, но только с егерской бригадой Пиллара и полуротой артиллерии. Ее выстрелы долженствовали, по диспозиции, служить сигналом общей атаки, по вышеизложенным причинам уже произведенной Графом Орловым-Денисовым, прежде нежели последовали сии выстрелы. Марш корпуса Багговута, за которым шел корпус Графа Строганова, был задержан в лесу разными противоречащими приказаниями, привозимыми к войскам. Сверх того, полки 4-й дивизии, Кременчугский и Волынский, и следовавшая позади их 17-я дивизия, Олсуфьева, впотьмах сбились с дороги в лесу, и оттого ни они, ни корпус Графа Строганова не поспели вовремя на назначенные им места[430], а пришли только бригада Пиллара и бывший в голове 4-й дивизии Тобольский пехотный полк, при котором находился дивизионный ее начальник, Принц Евгений Вюртембергский. Вьшли из леса с бригадой, Багговут тотчас открыл огонь из орудий, но был убит одним из первых ядер, пущенных с неприятельской батареи при Тетеринке. Со смертью сего отличного Генерала прекратилась общая связь действий его корпуса[431]. Егеря рассыпались в стрелки, нападали храбро, но не были своевременно поддержаны запоздавшими в лесу колоннами; частные усилия их оставались тщетны, потому что Мюрат успел уже выстроиться, переменил фронт и осадил левый фланг назад. Слева отбивал он кирасирами атаки Графа Орлова-Денисова, с фронта открыл огонь с батарей, а между тем отправлял назад обозы, чтобы они не мешали его отступлению.

Движение 4-го пехотного корпуса было также медленно. Не видя его появление в урочный час, Беннигсен приказал корпусу Графа Строганова, по диспозиции назначенному в обход вправо, идти, напротив того, на левый фланг Багговута, имея в виду обеспечить свое соединение с армией. Наконец и 4-й корпус вступил в лес и прогнал оттуда 2 батальона поляков, стоявших впереди неприятельской боевой линии. За недостатком конницы нельзя было преследовать их, без чего не спасся бы ни один поляк. «Я сам, – пишет Беннигсен в донесении, – отправился к 4-му корпусу и нашел, что он еще не соединился с Дохтуровым. Не знаю, отчего это могло произойти; наставления были даны ясные и точные»[432]. Когда головы колонн 4-го корпуса показались из леса, составилась связь между всеми войсками, загремел огонь из длинного ряда батареи, но минута удачного нападения уже прошла, и Мюрат был в полном отступлении. Отряд Графа Орлова-Денисова несколько раз покушался отрезать ему дорогу на Спас-Куплю, но не мог в том успеть, хотя и был поддержан частью дивизии Принца Евгения. Другие корпуса, при которых лично находился Фельдмаршал, долго стояли неподвижно на месте. По диспозиции было им назначено быстрым наступлением опрокинуть все находящееся перед ними, но при начале сражения Князь Кутузов не ввел их в дело. Он рассчитывал, что успех тотчас решится в нашу пользу, если Беннигсену удастся произвести внезапную атаку, а в противном случае, если Беннигсена отобьют, то корпуса, не вступившие в сражение и стоявшие в виду неприятеля в боевом порядке, одним появлением своим будут достаточны для предупреждения последствий, какие могла повлечь за собой неудача нашего правого крыла. Не так думали собравшиеся вокруг Главнокомандующего Генералы. Милорадович несколько раз просил его о позволении идти вперед. Решительный отказ был ответом Кутузова. Наконец он сказал: «У вас только на языке атаковать, а вы не видите, что мы еще не созрели для сложных движений и маневров!» Приметя, что наше правое крыло начало подаваться вперед и неприятель отступает, Фельдмаршал велел стоявшим в центре пехотным корпусам, предшествуемым кавалериею Корфа, двинуться к Чернишне, а Васильчикова с отдельным отрядом послал в правый фланг неприятеля. К этой минуте сражение можно отнести слова Князя Кутузова, помещенные в донесении его Государю, что движение войск под Тарутином уподоблялось маневру на учебном месте. Вся линия колонн центра и левого крыла шла стройно вперед. Неоднократно покушался Мюрат останавливаться, не для отпора, но для устройства войск и удаления тяжестей, однако каждый раз был опрокидываем. Несколько полков его обратились в бегство; кавалеристы, без седел и мундштуков, мчались туда и сюда по произволу своих тощих кляч. Преследование продолжалось 7 верст, до Спас-Купли, где Мюрат занял позицию и прикрыл ее батареями; но они не помешали бы дальнейшему за ним преследованию, если б была на то воля Князя Кутузова. Ввечеру Мюрат потянулся к Воронову, тревожимый нашими легкими войсками. Регулярная кавалерия и пехотные корпуса Графа Остермана и бывший Багговута получили приказание остановиться, не доходя до Спас-Купли, а все другие корпуса не переступая за Чернишню. Поводом к приказанию не идти далее было следующее. Во время общего наступательного движения урядник Жирова полка привез от находившегося с партией на Подольской дороге Полковника Князя Кудашева перехваченное предписание Маршала Бертье к одному французскому генералу об отправлении всех тяжестей на Можайскую дорогу. Прочитав предписание, Князь Кутузов заключил, что Наполеон намерен выходить из Москвы, но куда, когда, с какою целью – было неизвестно. Фельдмаршал ходил несколько минут взад и вперед и в тайном совещании, один с самим собою, решил не преследовать французов, возымев в виду не одно поражение Мюрата, но начало, так сказать, зародыш нового похода, долженствовавшего воспоследовать в самом скором времени. Он предвидел, что с часу на час ему придется выдержать против главной неприятельской армии ряд кровопролитных сражений, в которых, конечно, Наполеон будет биться на жизнь и смерть. Неудовольствие, что не идут далее пожинать плодов одержанной над Мюратом победы, было на всех лицах, но в присутствии Князя Кутузова никто не смел подавать мнение, не бывши им спрошен. Когда опять стали просить у него дозволение преследовать неприятелей, он отвечал: «Если не умели мы поутру взять Мюрата живьем и прийти вовремя на места, то преследование будет бесполезно. Нам нельзя отдаляться от позиции». Князь Кутузов сел на разостланном ковре. Приехал Беннигсен. Фельдмаршал сделал несколько шагов к нему навстречу и сказал: «Вы одержали победу; я обязан вам благодарностью, а Государь вас наградит». Беннигсен казался недовольным, возымев странную мысль, что Главнокомандующий оставил половину армии в бездействии из недоброжелательства к нему, как будто желая лишить его успеха в сражении, им предложенном и веденном по его распоряжению. Он не сошел с лошади, холодно поклонился Фельдмаршалу, в нескольких словах донес о ходе дела на левом крыле и присовокупил, что, получив ядром контузию, имеет на несколько дней нужду в покое. С того времени началась вражда его к Кутузову и сошла с ним во гроб.