Лесной маг - Робин Хобб

Я как-то никогда не задумывался, почему на кладбище не привозят тела заключенных. Теперь я знал. Работай на строительстве Королевского тракта, умри, и тебя бросят в яму с негашеной известью. Жалкий конец для любого человека.

— Три больницы?

— Офицерская столовая превращена в госпиталь для делегации из Старого Тареса. Они все заразились чумой. Даудер утверждает, что все они умрут, поскольку недостаточно долго пробыли на востоке, чтобы их тела успели привыкнуть к местной влаге. Фрай говорит, они умрут, потому что спеки ненавидят их больше прочих.

Я уже начинал думать, что мне стоит как следует побеседовать с этим Фраем. Он тревожно близко подошел к тому, что я склонен был считать правдой. Быть может, он добавит веса моей просьбе прекратить уничтожение древних деревьев и остановить войну со спеками. Сумеет ли он убедить полковника Гарена, что эта война действительно идет? Потом я вспомнил, что полковник мертв Я даже не успел ничего почувствовать. Безучастно я задумался, не будет ли наш следующий командир охотнее воспринимать правду.

— Мне нужно поговорить с доктором Даудером или доктором Фраем. Ты можешь проводить меня к одному из них?

Он покачал головой.

— Я не должен покидать свой пост.

— Могу ли я войти и поискать их сам?

Солдатик широко зевнул.

— Доктор Даудер принял зелье Геттиса и отправился спать. Ты не сможешь его разбудить. Доктор Фрай проводит ночь в палате для офицеров. Тебя туда не впустят.

— Здесь что, нет никого, кто может мне помочь? Хотя бы дать совет, как ухаживать за лейтенантом Хитчем?

Юнец неуверенно посмотрел на меня.

— Ну, там есть дежурные санитары, но я не уверен, насколько они осведомлены. Кроме того, за больными пришли ухаживать несколько горожан.

— Я посмотрю, не сможет ли мне помочь кто-нибудь из них, — сообщил я.

Он покачал головой, видя мою решимость.

— Как хочешь, — не стал возражать он.

Дверь еще не закрылась за моей спиной, когда его голова вновь опустилась на толстую книгу.

Палата была тускло освещена. Несколько притушенных ламп горели на тумбочках между кроватями. Вонь была просто омерзительной. Пахло не только потом, поносом и рвотой. Казалось, сама чума источает кисловатый запах болезни от пожираемых ею тел — так от костра исходит дым, когда пламя поглощает дерево. Кошмарные воспоминания о чумной палате неожиданно ворвались в окружающую меня реальность. На мгновение я вновь ощутил жар и головокружение. Я мог думать только о бегстве, но знал, что не могу уйти.

Я сделал ошибку, попытавшись дышать ртом. И тут же ощутил на языке чуму, отвратительные испарения, наполнившие мои рот и горло вкусом смерти. Я поперхнулся, сжал губы и заставил себя успокоиться.

Когда я доставил сюда Хитча, лазарет был просторным чистым помещением, залитым солнечным светом. Теперь окна занавесили на ночь. Количество кроватей увеличилось вдвое, повсюду на полу лежали носилки и тюфяки с больными. Некоторые метались и стонали во сне; другие лежали неподвижно и хрипло дышали. Дверь в соседнее помещение была распахнута. Там кто-то лихорадочно бредил.

Среди больных двигались три фигуры. Женщина в сером платье перестилала пустую кровать. Мужчина перемещался от одной кровати к другой и переливал содержимое зловонных горшков в ведро. Ближе всех ко мне женщина в синем склонилась над больным, чтобы сменить влажный компресс у него на лбу. Я неловко принялся пробираться к ней, осторожно обходя лежащие на полу тюфяки. Я подошел к ней почти вплотную, когда она выпрямилась и обернулась. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга в тусклом освещении палаты.

— Невар? — прошептала Эпини, с трудом сдерживая ярость.

Я попался. Я не мог сбежать, не наступив ни на кого из больных. Я стоял и молча смотрел на Эпини. Она всегда была изящной женщиной. Теперь же совсем осунулась. Черты лица заострились, и мне показалось, что она сильно постарела за тот год, что мы не виделись. Я вдруг вспомнил, что она беременна.

— В твоем положении тебе бы не следовало здесь находиться, — укоризненно заметил я.

Она приоткрыла рот от возмущения, перегнулась через пациента, который лежал между нами, и до боли крепко вцепилась в мое предплечье. Не отпуская меня, Эпини обогнула постель и двинулась к выходу из палаты.

— Эпини, я…

— Ш-ш, — свирепо зашипела она.

Все еще не отваживаясь заговорить, я проследовал за ней через приемную на темную улицу. Юный солдат у входа даже не пошевелился, когда мы проходили мимо него.

Как только мы оказались снаружи, Эпини повернулась ко мне. Я приготовился выслушать суровый выговор, но она брось ко мне и попыталась обнять. Ее рук на это не хватило, но на мгновение мне стало очень хорошо — пока я не почувствовал, что ее плечи содрогаются от рыданий. Затем она отстранилась и смерила меня сердитым взглядом. Свет фонаря блеснул на дорожках слез на ее щеках.

— Мне не следует ухаживать за больными, пока я беременна? Но я так понимаю, горевать мне в это время очень даже следует! Я думала, что ты умер, Невар! Неделями я оплакивала тебя как мертвого, а ты мне это позволял. И Спинк с тобой заодно! Мой муж скорее готов сохранить верность другу, чем успокоить страдания и страхи жены. Я никогда, никогда вас не прощу за то, через что вы заставили меня пройти.

— Я сожалею, — сказал я.

— Конечно! Тебе и следует сожалеть. Это было низко с твоей стороны. Но твои сожаления ничего не меняют. А твоя несчастная младшая сестра, которая все это время думала, что ты мертв, представляла, как твое тело гниет непогребенным в какой-нибудь канаве. Как ты мог так поступить с нами, Невар? Почему?

И в этот миг все мои превосходные обоснования вдруг показались мне глупыми и эгоистичными. И все же я попытался оправдаться.

— Я боялся, что твоя репутация пострадает, если все узнают о нашем родстве, — неловко объяснил я.

— А я всегда так заботилась о своей репутации и о том, что люди обо мне думают! — вскипела Эпини. — Неужели ты считаешь, что я настолько пустоголова, чтобы беспокоиться о таких вещах больше, чем о семье? Ты мой кузен! И ты спас нас со Спинком, отчаянно собой рискуя. Неужели ты думал, я смогу об этом забыть и отказаться от тебя из-за того, что с тобой сотворила магия спеков?

Я понурился. Она взяла мои ладони в свои, и этот простой жест, выражающий ее искреннюю любовь ко мне, несмотря на все обиды и гнев, тронул меня до глубины души.

— Иногда мне кажется, что тебя надо защищать от твоих же собственных добрых намерений, Эпини, — заговорил я. — Как сейчас, например. Да, тебе хватает духу не заботиться о том, что люди думают о тебе. Однако их мнение может стоить Спинку карьеры. Или выяснится, что другие офицеры не хотят, чтобы их дети играли с твоими. Подумай, как будут относиться к тебе те женщины, которых ты поддерживаешь, если узнают, что ты кузина человека, подозреваемого в двух мерзейших преступлениях. Думаю, ты уже знаешь, что меня обвиняют в убийстве. И до тех пор, пока я не сумею доказать свою невиновность, наши родственные связи следует скрывать.