Тот, кто знает - Александра Маринина

Наташа вытянула ноги на диване и уютно устроила голову на коленях Андрея. Неужели он прав? Неужели ее привязанность к семье, к близким мешает ей жить? Да нет же, так не бывает, семья – это одна из вечных ценностей, а вечные ценности не могут мешать никому и ничему, это абсурд! Разве может помешать любовь? Или честность? Или верность? Нет, нет, Андрюша чего-то недопонимает, он видит все в искаженном свете…

– Нет, не верю, – твердо сказала. – Ты не можешь быть прав. Никогда такого не было, чтобы любовь к близким мешала профессиональному росту.

– Ты передергиваешь, – мягко ответил Ганелин. – Я говорил вовсе не об этом.

– А о чем же?

– О необходимости преодолеть страх перемен. Это прекрасно, что ты любишь своих близких. Но ты посмотри, во что это превратилось! Ты держишь их возле себя, вынуждая жить в непереносимой обстановке взаимной ненависти. Ты душишь их своей любовью. Им плохо рядом друг с другом, но зато тебе-то как хорошо! Они рядом, на два этажа поднялась – и вот они во всей своей красе. Ты терпеть не можешь свою сестрицу…

– Неправда, – перебила его Наташа, приподнимая голову, – я люблю Люсю. Конечно, она стерва та еще, но все равно она остается моей родной сестрой, и мне ее ужасно жалко, потому что она очень несчастна и одинока. И Катюшу я люблю. Я ругаюсь с ними, потому что они этого заслуживают, но от этого они не перестают быть моими близкими родственниками, о которых я должна позаботиться.

– Вот и позаботься. Дай им возможность жить спокойно. Дай своему сыну и сестре с племянницей отдельное жилье, раздели их наконец, чтобы они не действовали друг другу на нервы. Оторвись от них. Перестань бояться жизни без Саши, Люси и Катерины. Как только ты преодолеешь этот страх, все остальное постепенно встанет на место. Ты перестанешь бояться снимать другое кино. Ты перестанешь бояться выйти за меня замуж. Ты вырвешься на свободу из этих своих веревок, которые тебе мешают.

Андрей был очень убедителен. Наташа долго размышляла над его словами, мысленно спорила с ним, приводила свои аргументы и где-то недели через две сдалась, признав его правоту. Ганелин тут же связался со знакомым риэлтором и дал ему задание заняться расселением квартиры на четвертом этаже. Сын и сестра с племянницей не скрывали своей радости по этому поводу, и Наташе с грустью пришлось признать, что они вовсе не страдают от предстоящей разлуки с ней.

Новогодняя ночь прошла в бурном обсуждении неожиданного ухода в отставку Президента Ельцина, январь и февраль – в поисках квартир и в оформлении необходимых документов, в марте Ганелин пригнал грузовички и развез Люсю с Катей и Сашу по их новым квартирам. Ира заранее сказала, что никакую мебель из своей комнаты перевозить на новое место не собирается, все это давно пора выбросить на помойку. Она приехала, перебрала оставшиеся в квартире вещи, и все, что сочла нужным оставить, уместилось всего в две коробки, которые она увезла на своем красном «Форде». Наташа с трудом сдерживала слезы, глядя на пустеющую по мере выноса мебели и вещей квартиру. Здесь прошла почти вся ее жизнь. Здесь выросла она сама и ее дети. Здесь жил Марик, которого она любила. Здесь ходили и дышали ее мама, отец и Бэллочка, которых уже нет в живых. Здесь вся ее душа, ее сердце, ее слезы и ее радости. Здесь была маленькая Ксюша. Здесь был Вадим – огромный кусок ее жизни, который невозможно, да и не нужно вычеркивать из памяти. А завтра сюда придут рабочие, снесут внутренние перегородки и начнут делать евроремонт для нового владельца. И это будет уже совсем другая квартира, в которой не останется ничего от Наташиной жизни. Она даже не подозревала, что ей будет так больно…

В апреле она заканчивала озвучание фильма и целыми днями пропадала в тон-ателье. В один из таких дней ей на работу позвонила Ира.

– Я улетаю в Кемерово, – проговорила она срывающимся голосом.

– Что случилось? Почему в Кемерово? – не поняла Наташа.

– Они травят Бориса Ивановича. Я не могу молчать. Я не буду молчать.

И бросила трубку.

Ирина

Она сидела в салоне самолета, летящего в Кемерово, и, прикрыв глаза, твердила про себя: «Я не буду молчать. Пусть все узнают, как все было на самом деле. Пусть от меня все отвернутся, пусть меня больше никто никогда не будет снимать, но я не позволю, чтобы Бориса Ивановича обвиняли в том, чего он не делал. Подонки! Сволочи! И Руслан – первый из подонков!»

Она никогда особенно не интересовалась политикой, тем более на региональном уровне, но, если складывалась возможность посидеть перед телевизором вдвоем с Виктором Федоровичем, Ира никогда ее не упускала, какая бы передача ни шла в этот момент. Она готова была смотреть и «Зеркало», и «Итоги», и ежедневные информационные программы, и даже футбол с хоккеем, в которых не понимала ровным счетом ничего. Вчера Лизавета ускакала проведать захворавшую приятельницу, Игорь еще не вернулся с работы, и она тихо коротала вечер вдвоем со свекром, радуясь тому, что он есть на свете, что он рядом, что она может его видеть и даже иногда словно случайно прикасаться к его руке. По телевизору шла очередная информационная программа, и Ира делала вид, что добросовестно слушает новости, то и дело слегка поворачивая голову, чтобы увидеть профиль Виктора Федоровича. И вдруг услышала:

– В ходе избирательной кампании в Сибири разгорелся новый скандал. На этот раз жертвой неожиданных разоблачений стал кандидат в губернаторы одной из областей Борис Бахтин. Некоторое время назад в местной прессе высказывалось сомнение в том, что человек, совершивший убийство, признанный судом виновным и приговоренный к восьми годам лишения свободы, может стать руководителем крупного региона в Кузбассе. И вот сегодня кемеровская газета опубликовала статью журналиста Руслана Нильского, в которой он обвиняет кандидата в губернаторы Бориса Бахтина еще в целом ряде преступлений, за которые он не понес наказания. В частности, пишет Руслан Нильский, есть все основания полагать, что Бахтин совершил девять убийств молодых девушек. Преступления остались нераскрытыми, а преступнику в свое время удалось избежать наказания…

Диктор говорила что-то еще, но Ира уже не слышала ее слов. Как же так? Ведь Борис Иванович звонил ей несколько раз и всегда говорил, что у него все в порядке. Правда, в первый раз он позвонил, кажется, лет десять назад, ну да, правильно, в девяностом году, спустя шесть лет после того, что случилось. Но все равно он ничего не говорил о том, что его осудили и отправили в тюрьму. И Ира все эти шестнадцать лет пребывала в абсолютной уверенности, что для него все обошлось. Никто не узнал о том, что он убил человека, никто его не тронул. А выходит, что тронули, да еще как! Но ее саму никуда не вызывали, и к ней никто из милиции не приходил, и это однозначно свидетельствовало о том, что Борис Иванович свое намерение осуществил. Представил все как пьяную драку, а об Ире ни слова не сказал. И теперь этот придурок, этот настырный журналюга Руслан Нильский смеет обвинять Бахтина!

Она выскочила из комнаты, не сказав Виктору Федоровичу ни слова, и убежала к себе дозваниваться в справочную аэропорта, чтобы узнать, когда завтра утром самый первый рейс на Кемерово и есть ли билеты. Ей хотелось избежать разговоров с Игорем, который в последнее время стал намного более общительным и находил удовольствие в том, чтобы поболтать с женой на ночь глядя. И вообще объясняться по поводу своей поездки ей не хотелось. Ира предупредила Виктора Федоровича, что принимает снотворное и ложится спать, потому что назавтра ей предстоит тяжелый день, и нырнула в постель, не дожидаясь прихода мужа. Утром она дождалась, пока все уйдут на работу, оставила на видном месте записку со словами о том, что срочно уезжает на несколько дней и непременно позвонит, покидала в небольшую дорожную сумку самое необходимое и помчалась в аэропорт.

В самолете Ирина снова и снова вспоминала тот август восемьдесят четвертого года. Сначала была деревня в Оренбургской области, где жила отцова тетка со своей многочисленной семьей, в которой никто друг за другом не следил и никогда не известно было, кто где находится. Была большая компания, состоявшая из местных и приезжих ребят, в которой на восемь парней приходилось три девчонки. Ира была самой младшей, всего четырнадцать, остальным – по семнадцать-восемнадцать, но ее держали за ровню, потому что выглядела она, рослая и крупная, с пышной грудью, куда старше своих лет, с удовольствием пила и самогонку, и дешевое вино, курила взатяг и не отказывала в интимных радостях. Сперва развлекались на местном уровне, потом у кого-то из ребят возникла идея отправиться за две тысячи километров на реку Томь, где у этого парня живут родичи и полно свободного места. Сказано – сделано, родители никого особо не удерживали, да и были они только у местных, приезжие ребята – перекати-поле – сами собой распоряжались. Купили самые дешевые билеты, сели в поезд и отправились в новое место с намерением как следует погулять, развлечься, покататься на лодках. Сначала все шло хорошо, весело и дружно, провели пару дней у родича, потом закинули на спину рюкзаки с палатками и двинулись вдоль реки Томь. По пути воровали картошку на чужих участках, ловили рыбу, готовили на костре нехитрую еду, которой закусывали спиртное. А потом начали назревать конфликты. Поводов было много, и на них в принципе можно было и внимания не обращать, будь они постарше. Но Ира в свои четырнадцать воспринимала все слишком серьезно, разругалась со своей компанией в пух и прах, наговорила ребятам много обидных слов, еще больше выслушала в свой адрес, гордо развернулась и ушла в чем была. Первые часа два она шла быстрым шагом, кипя от негодования и мысленно продолжая прерванную ссору. Потом сообразила, что вообще-то не знает, куда идти, не представляет, где находится, и денег у нее нет. И решила идти вдоль дороги в надежде на помощь какого-нибудь сердобольного автомобилиста.