Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2 - Генри Райдер Хаггард

От Ханса мысли мои перешли к Иссикору. Почему характер этого человека в корне переменился с тех пор, как он прибыл на родину?

Его путешествие за сотни верст, которое он совершил совершенно один, было настоящим подвигом. Но со дня возвращения домой Иссикор превратился в нравственное ничтожество. Какого труда стоило убедить его отвезти нас на остров! А при первом призраке опасности он бросил нас и бежал.

Далее, он покорно повел свою возлюбленную на казнь и пальцем не пошевелил, чтобы ее спасти. Наконец, несколько часов тому назад он произнес малодушную позорную речь, явно возмутившую его невесту, которая после своего спасения и смерти отца словно обрела все то мужество, что утратил он, и даже более.

Эту необъяснимую для меня загадку я передал на разрешение Хансу.

Он внимательно выслушал меня и ответил:

— Баас не держит глаза открытыми — по крайней мере днем, когда не подозревает об опасности. Если бы у бааса глаза были открыты, он бы понял, почему Иссикор стал мягок, как раскаленный брус железа. Что делает людей мягкими, баас?

— Любовь, — ответил я.

— Да, иногда любовь делает людей мягкими — таких людей, как баас. А еще что, баас?

— Пьянство, — свирепо отразил я удар.

— Да, и пьянство делает людей мягкими. Таких людей, как я, баас, которые знают, что иногда самое мудрое — перестать быть мудрым, дабы небо не позавидовало нашей мудрости и не захотело бы ее урезать. Но что делает мягким всякого человека?

— Не знаю.

— В таком случае, я опять позволю себе поучать бааса, как меня наставлял его преподобный отец, сказав мне перед смертью: «Ханс, когда ты увидишь, что мой сын попал в лужу, ты его вытаскивай, Ханс».

— Ах ты, лгунишка! — воскликнул я, но Ханс невозмутимо продолжал:

— Баас, всех людей делает мягкими страх. Иссикор гнется, как раскалившийся шомпол, потому что внутри него горит огонь страха.

— Страха перед чем, Ханс?

— Как я уже сказал, если бы у бааса глаза были открыты, он бы знал. Заметил ли баас: когда мы впервые высадились на пристани, к Иссикору подошел высокий темнолицый жрец, перед которым расступалась толпа?

— Заметил. Он вежливо поклонился и, мне показалось, поздравил Иссикора и сделал ему какой-то подарок.

— А разглядел ли баас, что это был за подарок, и расслышал ли слова приветствия? Баас качает головой. Хорошо; зато Ханс разглядел и расслышал. Тот подарок был маленький череп, вырезанный из почерневшей слоновой кости или раковины, или, может быть, из куска полированной лавы. А слова были следующие: «Дар от Хоу-Хоу господину Иссикору, дар, который Хоу-Хоу посылает каждому, кто нарушит закон и осмелится покинуть страну Вэллу».

Потом жрец отошел, а что сделал с подарком Иссикор, я не знаю. Может быть, он носит его на шее, потому что у него нет часовой цепочки, как у бааса, на которой баас носит обыкновенно вещицы, подаренные ему дамами, или их портреты в маленькой серебряной табакерке.

— Так, а что означает череп, Ханс?

— Баас, я наводил справки у старого гребца в лодке — для того, чтобы убить время, баас, пока Иссикор был на другом конце и не мог нас услышать. Череп означает смерть, баас. Помните, баас, в Черном ущелье нам говорили: кто осмелится оставить страну Хоу-Хоу, непременно умрет от какой-нибудь болезни. Иссикор благополучно выбрался и оставил болезнь позади, вероятно потому, что жрецы не знали о его отъезде. Но он сделал ошибку, баас, и вернулся назад, влекомый любовью к Сабиле — совсем как рыбу приманка завлекает на крючок, баас. И крючок крепко вонзился ему в горло, потому что жрецы прекрасно знали о возвращении Иссикора, баас, и, конечно, ждали его.

— Что ты говоришь, Ханс? Как могут жрецы преследовать Иссикора, когда они все мертвы?

— Да, баас, они все мертвы и никому больше не могут чинить вреда, но Иссикор прав, говоря, что Хоу-Хоу не умер, потому что черт не умирает, баас. Его жрецы погибли, но все-таки Хоу-Хоу сумел убить старого Вэллу — и так же он сможет убить Иссикора. В делах фетиша, баас, есть много такого, что непонятно для добрых христиан, как вы да я. Фетиш не властен над христианами, баас. Вот почему Хоу-Хоу не может убить нас, но кто поклоняется Черному, Черный того в конце концов схватит за горло.

Я подумал по себя, что Ханс, сам того не сознавая, высказал одну из глубочайших и самых основных истин. Однако, не вдаваясь в рассуждения, я только спросил, как он себе представляет, что именно произойдет с Иссикором. Он ответил:

— То, что я уже сказал: Иссикор умрет. Старый гребец объяснил мне, что «Черный череп» приносит смерть в течение месяца, а иногда и раньше. Судя по виду, Иссикор не протянет и недели. Он хоть и красив, но очень глуп, баас, так что большой беды в этом нет. Сабила долго горевать не будет. Да, баас, Иссикор изменился, и Сабила изменилась, потому что для нее страх смерти миновал.

— Чепуха! — воскликнул я, хотя сам разделял эти подозрения. Я кое-что понимал в фетишизме. Конечно, эта религия — вздор, но вздор крайне вредный. Мы не знаем, до чего губительна власть наследственных предрассудков над душой дикаря или вообще примитивного, невежественного человека. Если жертве такого суеверия предречь (со всей торжественностью обычаев, от лица бога или беса), что она должна умереть, то в девяти случаях из десяти она действительно умирает. Никто не убивает ее, но она совершает некое нравственное самоубийство. По выражению Ханса, страх делает ее мягким. Какой-то недуг снедает ее, расшатывая всю его нервную систему, и в урочный час прерывается физическая жизнь человека.

Такова участь несчастного Иссикора.

Глава XV. Прощание Сабилы

Теперь остается досказать совсем немного, и так как уже поздно и я вижу, друзья мои, что вы позевываете (это была неправда, мы слушали с глубоким интересом — в особенности же нас заинтересовала загадка душевного состояния Иссикора), буду по возможности краток. Дам вам лишь сжатый конспект:

— В то же утро мы явились к Сабиле, которую нашли очень взволнованной. Это было вполне естественно, принимая во внимание все перенесенные ею испытания. После душевного напряжения и преодоления большой опасности неизменно следует нервная реакция. К тому же она таким страшным и таким неожиданным образом потеряла отца, к которому была нежно привязана. Но настоящая причина скорби была иная.

Иссикор был очень болен. Никто не знал, что с ним, но Сабила была уверена, что он отравлен. Она попросила немедленно отправиться к больному и вылечить его — требование, чрезвычайно меня возмутившее. Я объяснил ей, что совершенно некомпетентен в здешних ядах, что имею при себе лишь немного лекарств, из которых одно только имеет отношение к ядам — противоядие против змеиных укусов. Однако, так как она очень настаивала, я согласился пойти к нему и сделать все, что окажется в моих силах, предупредив, что навряд ли это что-нибудь даст.