Мы дрались на истребителях - Артем Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того как выскочили из очередной полосы дождя, мне захотелось сориентировать карту с местностью, чтобы определиться, где мы летим. И хотя за ориентировку отвечали и командир звена и старший летчик, нас с первых шагов в авиации приучали к тому, что летчик в полете должен знать, где он пролетает в данный момент. Я потянул планшет, но не тут-то было. Его что-то держало! Самолет в полете как ни регулируй, точно по «горизонтали» не летит, – это, наверное, как хождение по канату. Если бросить управление, он или опускает нос и начинает планировать, переходя в пикирование, или задирает нос, переходя в так называемое кабрирование, поэтому все время его надо придерживать ручкой управления, чтобы он летел горизонтально. Обычно у меня так был отрегулирован самолет, чтобы он хотел опустить нос, то есть как бы висел на ручке. Бросив управление, нагнулся, чтобы разобраться, что держит планшет. Оказалось, что пол в кабине не плотно прилегает к борту. В образовавшуюся щель планшет провалился и зацепился за пол. Разобраться и освободить планшет – дело нескольких секунд. Но когда я снова взялся за ручку управления, увидел, что самолет шел к земле, до которой оставалось несколько сот метров и десяток секунд полета. Надо срочно выводить самолет из крутого планирования, но если это делать слишком резко, то он может выйти на закритические углы атаки крыла и свалится в штопор! На этой высоте самолет не успеть вывести из штопора, и он врежется в землю. Внутри кабины на борту была приклепана металлическая пластинка, на которой была выштампована надпись-предупреждение: если не вывел самолет из штопора до высоты полутора тысяч метров – немедленно покидай самолет!!! А в данном случае было только несколько сот метров. Но если буду медленно выводить самолет из крутого планирования, просто не успею вывести самолет до встречи с землей. Некоторые говорят, что в такие мгновения перед твоими глазами промелькает вся жизнь. Чушь, до последнего мгновения думаешь, как вывести самолет из критического состояния. Потихоньку перевел самолет в набор высоты. И тут по радио слышу голос Юры: «Тезка, ты что хулиганишь, рубишь макушки деревьев?!» Промолчал. Не стоило в воздухе пускаться в длинные объяснения. Продолжая лететь в строю, сориентировал карту с местностью, уточнил свое местонахождение и благополучно со своим звеном прилетел на аэродром. Вечером во время ужина при освещении «капчужками» из сплющенных гильз снарядов мне почему-то все это вспомнилось, и представилось, как я не успеваю вывести самолет. И возможно разбитый, с изуродованными моими останками он валялся там, в лесу, а здесь товарищи, поминая меня, ломают голову, что же произошло? И почему не передал по радио? И мне задним числом стало так страшно, что, видя, как расползаются напротив меня сидящие летчики, я понял, что теряю сознание. Ногами уперся в перекладину стола, а спиной в стену и надавил что есть силы, так, что заболела спина, но одурь прошла. И пришло решение: думать можно о чем угодно, но переживать то, что могло случиться и уже ушло безвозвратно в прошлое, нельзя!
– Так вам и не дали изучить Як-9У?
– Нет, осваивали уже в боевой обстановке, хотя самолет был совершенно другой. Я как-то взлетел, и прямо передо мной «мессершмитт». Нажимаю на гашетку – не стреляет! Еще раз – не стреляет. А он вот, перед носом, перезаряжаю оружие – не стреляет. Так он и улетел. Когда сел, мне механик говорит: «У тебя же оружие не включено». А я и не знал, что его включать надо. Хорошо, что это над аэродромом было и он удрал, а если бы где-нибудь в бою?
Помню, был яркий весенний день. По голубому небу плыли белые небольшие облака. Они казались очень маленькими, хотя в действительности в поперечнике достигали нескольких десятков километров, да и в высоту поднимались не на один километр. Мы летали звеном, маневрируя между этими облаками. Внизу проходила линия фронта, и где-то на ней находились укрепленные узлы сопротивления – города Коттбус и Форст. Внезапно на одном из маневров увидел, как мимо самолета моего ведущего скользнула трасса, затем другая, и вскоре не только на моего ведущего, но и на остальные два самолета как бы опустилась сетка и опутала их. Это их обстреливали несколько батарей зенитной артиллерии. Я не успел осознать, как то же самое началось около меня! Слева, справа, сзади, спереди начали меня опутывать трассы, а иногда невдалеке возникали «шапки» разрывов крупнокалиберной артиллерии. Тут же руки и ноги автоматически начали действовать, выполняя противозенитный маневр. Повороты вправо, влево, скольжение вправо, влево, маневр по высоте, со сменой скоростного режима. Делалось это автоматически, помимо сознания, поскольку, если начнешь думать, может выработаться какая-то схема уклонений, которая может быть разгадана немецкими зенитчиками, и они могут подловить на маневре. Но раз все делается как бы само собой, без участия мозга, то он начинает вырабатывать черт знает что! Закрадывается страх, появляются обида, злость. Ведь в воздухе нет бугорков, ям, пеньков, кустов, за что можно хоть как-то спрятаться. Потому от всего комплекса мыслей я чувствую, как на глазах закипают слезы – слезы бессилия оттого, что тебя убивают! Я поймал себя на том, что все время резко кланяюсь вперед. Так мне казалось, что я толкаю самолет вперед, вперед, к плывущему облаку. Ну, скорей же! Ну, скорей же! Наконец! Влетел в облако! Глаза сухие.
Слепой полет. Во время него на тебя наваливаются всевозможные мысли: и летишь не туда и не так! И бог знает в каком положении. Надо от всего отключиться и только следить за полетом по приборам, которые фиксируют: куда и как ты летишь, в каком положении находится самолет в воздухе. Находясь в облаке, помнишь, что справа от тебя самолет старшего летчика, а еще дальше самолет командира звена с его ведомым. И чтобы не столкнуться, начинаешь понемногу уклоняться влево. А также стараешься пробиться вверх, чтобы вырваться выше облака. Наконец выскочил, как вынырнул из облака! А там ослепительное солнце, белоснежные облака, голубое небо. Быстро осмотрелся: мы разбрелись. Несколько десятков секунд, и мы собираемся в строй «фронт» и уходим в сторону.
В апреле фронт стабилизировался по реке Нейсе. Мы сидим на аэродроме у города Заган. Город, как и все предыдущие немецкие города, пуст. Немцы сбежали на Запад. Мы готовимся к будущим боевым вылетам. В основном изучаем карту и те районы, в которых будем действовать, и иногда летаем. Один раз мы с моим старшим летчиком – гвардии лейтенантом Юрием Голдобиным слетали на «свободную охоту». Взлетели, ушли за облака, пересекли линию фронта, а там пробили облака к земле в тылу у немцев, где нас никто не ждал. Полетали там: объектов для обстрела не обнаружили и вернулись на аэродром. Город Заган, по-видимому, авиационный город, так как примыкает к нему довольно большой аэродром с бетонными взлетными полосами и бетонными же рулежными дорожками. На аэродроме большие ангары с солидными ремонтными мастерскими. Однажды после обеда и ближе к вечеру летный состав находился на аэродроме: вдруг понадобится срочный вылет шестерки истребителей к Берлину на разведку – обнаружить, куда вышли наши танки. Обычно в таких случаях высылали простое звено – четыре самолета и иногда для прикрытия еще пару истребителей (старший летчик и ведомый), а тут подобрали шестерку смешанного состава. Ведущий гвардии капитан командир нашей 1-й эскадрильи со своим ведомым гвардии младшим лейтенантом Василием Полетаевым – это первая пара, затем вторая пара – командир нашего 1-го звена гвардии старший лейтенант Гончар, его ведомый мой старший летчик гвардии лейтенант Голдобин, и третья пара – гвардии капитан штурман полка (не помню его фамилии) и ведомый у него заместитель командира нашей 1-й эскадрильи гвардии старший лейтенант Перминов1. Они собрались, посовещались, разошлись по самолетам, взлетели, набрали высоту и исчезли вдалеке. Мы – группа молодых летчиков – гвардии младших лейтенантов, и среди нас один «старик»; по годам мы почти все ровесники, но он начал воевать с первых дней войны, поэтому и «старик». И хотя он начал воевать с первых дней войны и имел семь сбитых самолетов на своем счету, но он был гвардии лейтенантом и всего-то ведущим пары – старшим летчиком.