СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

Завтра в восемь утра уже все. Дадут наркоз и – здравствуй, бессмертие. В коридоре никого, пациенты уже разошлись по палатам, только за столом сидит дежурная сестра Анечка и пишет что-то. Николаю кажется, что его со страшной скоростью несет куда-то прочь от Анечки, от отца, от всех вообще. Как будто бессмертие – это просто такая смерть. Все остаются здесь, на берегу, а его несет куда-то Стикс с третьей космической скоростью. Он подходит к окну, смотрит во двор. Там стоит Арво Генрихович и наматывает на шею шарф.

«Надо было ему все-таки сказать,» – думает Арво Генрихович. — Не умею я говорить, вот в чем засада. Не только с сыном. Вообще ни с кем не умею. Глупость какая-то. Он бы подумал, что я нотацию читаю. А я… Надо было просто сказать, что я все знаю и что он молодец. И я в него верю. Кто раньше это бессмертие покупал? Жадные, бессмысленные, ополоумевшие от безнаказанности бездельники. Не удивительно, что у них крыша ехала. А Коля, он ведь другой совсем. Они теперь все другие

Арво Генрихович перешагивает лужу и поднимает глаза на окна второго этажа. Горит только одно. Там стоит Николай и не видит его, наверное, в темноте. Арво Генрихович смотрит на сына, потом в небо. Интересно, где там эта Проксима Центавра? Надо будет у Петренко спросить. Он находит глазами Марс, куда неделю назад вылетела третья экспедиция. Уже третья. Они будут сеять на Марсе капусту сорта Казачок, удивительно. Может, через несколько лет смогу туда слетать. И посмотреть оттуда на Землю. Да, проект кончен, но жизнь-то не кончена. Все будет хорошо. Он потуже заматывает шарф.

Николай смотрит на отца и думает, что в субботу пойдет к нему в гости, прихватит бутылку кахетинского и поговорит обо всем как следует. Приступ паники прошел, надо дописать библиографию и отправляться домой. Завтра рано вставать. «Все будет хорошо», — почему-то думает он и машет рукой отцу.

Веселовский Павел

380: Победа на Марсе

До старта оставались считанные минуты. «Зевс» замер перед прыжком, притушив все бортовые огни и поддерживая дюзы едва теплыми. Отчалил заправочный танкер, ЦУП уже проверил и перепроверил все системы корабля, двигатели выведены на прогревочный режим и ориентированы по магнитным полям планеты. Три рейдовых клинера несколько раз прошлись вдоль разгонной траектории, отловили весь мыслимый и немыслимый орбитальный мусор, и теперь не знали, чем заняться, беспокойно поводя радарами, словно преданные сторожевые псы ушами. Где-то в отдалении фоном переговаривались диспетчера. Хьюстон вроде бы давал добро, Плесецк пока медлил. Аквамарин Тихого океана тепло светил в обзорные экраны, даря напоследок любовь и напутствие покидающим его навсегда людям. Хотелось бы верить, что не навсегда? K

Михаил Рапопорт, командир 1-й межзвездной, не ощущал грусти. Волнение, гигантская ответственность, счастье ЁC да, этого было в достатке. Но не грусть. У людей, родившихся на Марсе, восприятие дома и родины совсем иное. Коренным землянам этого не понять ЁC тяжелая гравитация и мощная биосфера делают их слишком зависимыми от терпкой, ностальгической потребности в неподвижном доме, сочной, густой траве под ногами, запахе прелых осенних листьев, соленых брызг моря и главное ЁC жгучем, всепроникающем солнце. Да, они ближе к природе ЁC но это их природа, их сырой и горячий мир. Вот поэтому к Проксиме Центавра летели только марсиане. И он, привыкший к искусственному освещению купольных блоков и ледяным бурям южного полушария красной планеты, был их командиром.

Так где же его родина? Неужели же бесконечные коридоры и тоннели Красногорска ЁC первого города на Марсе? Или покрытые графеновыми коврами пандусы линейных лайнеров, пилотированию которых он отдал половину сознательной жизни? Он давно перестал считать миллиарды километров, накрученные в рейсах Марс-Луна-Земля. Никаких сожалений нет, он дитя Космоса ЁC но это не его родина. Михаил задумался? K Резкие, волевые черты его загорелого лица разгладились, из взгляда ушла пронзительная сосредоточенность. Та фотография? K Старомодная, на выцветшей бумаге, пусть даже и покрытой крепленым пластиком. С едва различимой подписью чернилами ЁC подумать только, чернилами! От руки было мелко и старательно выведено по-русски ЁC «Марсианский чемпионат-2061. Финал». Лицо мальчика, лет десяти, с горящими восторженными глазами, устремленными куда-то вперед, совершенно не замечающего направленного на него объектива. Что-то необычайно важное происходит там, за кадром, что-то ослепительно радостное ЁC потому что мальчишка вот-вот взорвется победным криком, и вскинет руки вверх, как и тысячи других зрителей, сидящих рядом. Лицо обычного марсианского мальчишки ЁC советского мальчишки с Марса, счастливым случаем попавшего на финальный матч суперкубка по хоккею. Его лицо.

В салоне лунного парома было тесно и шумно. Почти семь сотен пассажиров заполнили все три яруса пузатого корабля, так похожего на гигантского синего кита. Болельщики всех цветов и национальностей галдели каждый на своем языке, создавая плотное интернациональное марево из слов и восклицаний. Конечно, чаще других можно было услышать английскую и русскую речь, но китайцы и испаноговорящие тоже старались вовсю. А вот Мишке не повезло ЁC отец умудрился купить ему билет прямо во французский сектор, и теперь десятилетний мальчишка грозно хмурился в окружении десятков маек с кленовыми листьями. Канадцы посмеивались над ним, что-то лопотали по-французски, шутливо грозили ему пальцем. Мишка молча посасывал через соломинку кока-колу и всё сильнее насупливал на лоб бейсболку с золотым логотипом СССР ЁC ну и пусть ржут, мы всё равно выиграем. Через проход в соседнем кресле дремал старенький уже дед, в кожаной жилетке, каком-то древнем шерстяном свитере и потертых джинсах. Несмотря на возраст, шевелюра у деда была густая и крепкая, коротко стриженный седой ёжик не давал залысинам ни единого шанса. Дед кемарил, уронив голову на грудь, продолжая даже во сне удерживать руками лямки старого нано-керамического рюкзака ЁC наверное, боялся упустить в невесомости. За кого болел пожилой пассажир, было совершенно непонятно ЁC ни футболки, ни шарфа с опознавательной символикой Мишка на нем не заметил. А может, он вообще японец ЁC широкие скулы и азиатский разрез прикрытых глаз наводили на такую мысль. В конце концов, иногда на финал чемпионата мира по хоккею летают и японцы!

Мишка прислушался к оживленному спору группы фанатов, сидевших через пару рядов впереди. Беседовали на молодежном сленге, по-английски, но иногда проскальзывали и русские фразы ЁC значит, наши там тоже были.

— Я тебе говорю, в первом периоде «медведи» будут играть от обороны, вот увидишь! А потом постепенно возьмут инициативу в свои руки и додавят к концу третьего!

— Ну, может быть, в первом они и станут защищаться, но дальше уже не оправятся ЁC «листья» их просто закатают, там такие экзо-скелеты, у русских шансов нет!

— Причем тут экзо-скелеты? Канадцы никогда не умели держать темп в колониальных матчах, и на этот раз выдохнутся! Спорим на сто баксов?

— Ставлю триста, что во втором периоде «листья» будут вести 4:2!

— Принимаю, черт с тобой? K Только как я тебя найду потом, хе-хе, после вашего разгрома?

— Не проблема, меняемся айпи-картами! Эй, кто еще хочет сыграть? Билли будет букмекером, согласен?

— Эй, возьмите и меня, ставлю сто, что русские в третьем периоде сравняют счет, и будет дополнительное время! Рэд мэшин форева!

— Принято, сто долларов? K А вы куда, струсили?

— Да ну вас с вашими ставками, мы просто поболеть приехали? K

— Да не будет добавочного времени! Русские сольются после второго, я думаю, итоговый счет будет 5:3 или даже 5:2 в пользу «листьев».

— Хо-хо-хо, и кто это говорит, Говард? Не ты ли, дружище, мне проспорил в прошлогоднем Сиднее пятьсот зеленых?

— Это было в прошлом году, Роб! В этом у ваших нет Словцова, Кошкина и Симоняна ЁC с кем вы будете играть, а?

— Есть Никольский, есть Ким, да вообще команда зверская, молодые парни ЁC порвут ваших «профессионалов»! Брэдли хромает на оба колена, Джонсон стар, как Санта-Клаус, а вратарь у вас вообще грек! Не смеши меня.

— Молодо-зелено, в этом году кубок наш! Гудбай, СССР! Водка-матрешка-перестройка!

— Спи спокойно, Ванкувер! Я смотрю, уже боитесь!

— Ха-ха-ха!

Споры были горячие, но без настоящей агрессии. Как-то незаметно и без сожаления миновали времена мрачного разобщения народов и стран, времена безумных оголтелых фанатов и кровавых разборок на стадионах. Как однажды сказал ему отец ЁC «Мишка, ты просто не представляешь, в какое счастливое время живешь! Эх, пацан!..». Мишка ничего не понял из этих слов, но часто останавливал взгляд на отцовском экзо-протезе ЁC ему оторвало правую руку, когда он воевал в Корпусе мира. Отец не любил рассказывать про эти времена, но от матери Мишка знал: всё случилось при Урумчи, в синцзянско-пакистанском конфликте, лет за 15 до его рождения. Папа резко мрачнел при упоминании Пакистана, и его всегда смешливые карие глаза становились черными и холодными.