Песнь крови - Энтони Райан

Его черные глаза устремились в мою сторону, взгляд их был слегка насмешливым.

– Что заставляет вас думать, будто я бездействовал?

Я пожал плечами:

– А что можно делать в камере в течение пяти лет?

Он снова перевел взгляд на город и ответил негромким шепотом, еле слышным на ветру:

– Петь.

Когда мы пришвартовались к причалу, почти все в гавани постепенно замерло. Все грузчики, рыбаки, матросы, торговки рыбой и шлюхи бросили свои дела и обернулись, чтобы посмотреть на сына Сжигателя Города. Воцарилась гробовая, гнетущая тишина, и даже непрерывные крики бесчисленных чаек словно бы притихли, приглушенные атмосферой невысказанной всеобщей ненависти. Лишь один человек среди всей этой толпы казался глух к этому настроению: высокий мужчина, который стоял с распростертыми объятиями внизу трапа и сверкал широкой, белозубой улыбкой.

– Добро пожаловать, друзья, добро пожаловать! – воскликнул он густым, звучным баритоном.

Спустившись на пристань, я осознал, как он высок и могуч, обратил внимание на дорогую рубашку синего шелка, обтягивающую его плечистую худощавую фигуру, и на саблю с золотым эфесом, что висела у пояса. Его волосы, длинные, медово-золотистые, развевались на ветру, подобно львиной гриве. Это был, прямо сказать, самый красивый человек, какого я когда-либо видел. В отличие от Аль-Сорны, он выглядел именно так, как рассказывалось в легендах о нем, и я понял, кто передо мной, прежде чем он представился: Атеран Элль-Нестра, Щит Островов, тот самый, с кем приехал сразиться Убийца Светоча.

– Господин Вернье, не так ли? – приветствовал он меня, и моя рука утонула в его ручище. – Знакомство с вами – большая честь для меня, сударь. Ваши труды занимают почетное место на моих полках.

– Благодарю вас.

Я обернулся навстречу Аль-Сорне, который спускался по трапу.

– А это…

– Ваэлин Аль-Сорна, – закончил за меня Элль-Нестра, отвесив низкий поклон Убийце Светоча. – Повесть о ваших деяниях намного опережает вас, разумеется…

– Когда будем сражаться? – перебил Аль-Сорна.

Глаза Элль-Нестры слегка сузились, но улыбаться он не перестал.

– Через три дня, милорд. Если вас это устроит.

– Нет, не устроит. Я хочу покончить с этим фарсом как можно быстрее.

– Мне казалось, что последние пять лет вы томились в заточении по воле императора. Разве вам не требуется время, чтобы восстановить свое мастерство? Я буду чувствовать себя обесчещенным, если люди скажут, что победа далась мне чересчур легко.

Глядя, как они смотрят друг на друга, я был изумлен тем, какие они разные. Хотя оба были примерно одного роста, мужественная красота и ослепительная улыбка Элль-Нестры должны были бы затмить суровое, угловатое лицо Аль-Сорны. Но было в Убийце Светоча нечто, что бросало вызов властному облику островитянина, некая внутренняя неспособность принижаться. Я, разумеется, знал, в чем дело: я видел это и в фальшивом добродушии, которое напустил на себя Элль-Нестра, и в том, как он непрерывно мерил взглядом своего противника. Убийца Светоча был самый опасный человек, какого он когда-либо встречал, и Элль-Нестра это понимал.

– Могу вас заверить, – ответил Аль-Сорна, – никто и никогда не скажет, что победа далась вам легко.

Элль-Нестра кивнул.

– Тогда завтра, в полдень.

Он указал на группу вооруженных людей, стоявших поблизости, моряков с жестким взглядом, увешанных всяческим оружием. Все они взирали на Убийцу Светоча с нескрываемой антипатией.

– Моя команда сопроводит вас в отведенное вам жилье. Советую не останавливаться по дороге.

– А госпожа Эмерен? – спросил я, когда он уже собрался было уйти. – Где она?

– Она расположилась у меня дома и не терпит никаких неудобств. Вы увидитесь с ней завтра. Она, разумеется, велела передать вам самый теплый привет.

Это была неприкрытая ложь. Что она рассказала ему обо мне и насколько у них близкие отношения? Быть может, между ними возникло нечто большее, чем просто союз двух людей, жаждущих мести?

Нам отвели закопченное здание почти в самом центре города. Судя по красивой кирпичной кладке и разбитым мозаикам на полу, некогда это жилище, вероятно, принадлежало кому-то высокопоставленному.

– Дом владыки кораблей Отерана, – нехотя ответил на мой вопрос один из матросов. – Отца Щита.

Он сделал паузу и зыркнул на Аль-Сорну.

– Он погиб в огне. Щит распорядился оставить все как есть, в качестве напоминания для себя и всего народа.

Аль-Сорна как будто не слушал. Его глаза блуждали по потрескавшимся серо-черным стенам, и взгляд у него был какой-то отстраненный.

– Еда там есть, – сказал мне матрос. – Все на кухне, оттуда лестницы ведут на нижние этажи. Если что потребуется, мы снаружи.

Обедали мы в столовой, за большим столом красного дерева – на удивление приличная мебель для такого разоренного дома. Я нашел сыр, хлеб и несколько видов копченого мяса, и еще весьма недурное вино, в котором Аль-Сорна узнал плод южных виноградников Кумбраэля.

– Отчего его зовут Щитом? – спросил он, налив себе чашку воды. Я обратил внимание, что к вину он почти не притрагивался.

– После визита вашего отца мельденейцы решили, что им следует позаботиться об обороне. Каждый владыка кораблей должен был выставить по пять кораблей для флота, который постоянно патрулирует острова. И капитан, которому выпала честь командовать этим флотом, называется Щитом Островов.

Я помолчал, осторожно посмотрел на него.

– Как вы думаете, сумеете вы его одолеть?

Его глаза блуждали по столовой, задерживаясь на облезлых останках стенной росписи, хотя что там было изображено – теперь сделалось не видно под черными разводами на месте некогда ярких красок.

– Его отец был богатым человеком, из Империи выписал художника, который нарисовал фреску с портретами всей семьи. У Щита было трое братьев, все старше него, и все же он знал, что отец любит его больше прочих.

Он говорил с пугающей уверенностью, внушающей подозрение, что мы обедаем среди призраков погибшей семьи Щита.

– Много же вы разглядели в пятнах выгоревшей краски!

Он поставил чашку, отодвинул тарелку. Если то и была его последняя трапеза, мне показалось, что особого энтузиазма она в нем не вызвала.

– Что вы станете делать с историей, которую я вам рассказал?

«С неоконченной историей, которую вы мне рассказали», – подумал я, но ответил:

– Она дала мне немало пищи для размышлений. Однако, если я ее опубликую, вряд ли многих убедит описание этой войны как проявления маразма глупого старика.