Воздыхание окованных. Русская сага - Екатерина Домбровская-Кожухова

Великий механик-ученый давал ответы даже на самые, казалось бы, малые, прикладные инженерные вопросы, которые он решал на самом высоком теоретическом и практическом уровне, приводя в восторг гениальностью своих решений весь научный мир. В его исследованиях чередовались гидравлический таран с ветряным колесом, прядильное веретено с механизмом для так называемых «плоских рассевов», применяемое в мукомольном деле; за гибкой осью в паровой турбине Лаваля следовал сцепной тяговый аппарат для железнодорожных вагонов. И движение газов, выходящих из дымовой трубы, и движение струй воды в песках — все одинаково привлекало пытливый ум Жуковского. Ему пришлось заниматься и проблемами Московского водопровода и систематически лопавшихся магистральных труб. В 1897–1899 гг. при Алексеевской водокачке была сооружена большая опытная сеть водопроводных труб разного диаметра. В итоге Жуковский нашел блестящее разрешение поставленной задачи. Это — малая толика тем и проблем инженерного плана, от решения которых Жуковский никогда не уклонялся: будь то хозяйственные или военные нужды.

…Восемнадцать лет жизни своей отдал Соловкам игумен Филипп (Колычев). Приняв монастырь в большом расстройстве, игумен Филипп начал строительство с сооружения каменной церкви Успения и уже тут показывал свой удивительный инженерно-конструкторский талант, разместив в помещениях первого яруса собора топочную камеру оригинальной системы отопления. Теплый воздух по внутристенным каналам поступал в помещения второго яруса.

Вскоре начали возводить и Преображенский собор. Основание его в 170 квадратных саженей лежит на кладовых и погребах, а своды подпираются двумя огромными столбами. Все эти постройки, возведенные по чертежам игумена были соединены по принципу большого крестьянского двора высокими галереями, позволяющими обитателям монастыря переходить из здания в здание, не выходя на мороз и в ненастье.

Решая небывало трудные — и не только для своего времени, технические задачи игумен-самородок и технологии использовал подлинно новаторские. Трапезная палата Успенского собора была самой обширной единостолпной палатой своего времени: своды, опирающиеся на мощный центральный столп, перекрывали пространство площадью около 500 кв.м. Преображенский собор был поставлен на перешейке, отделявшем высокое по уровню воды Святое озеро от более низкого Залива Благополучия. Настоятель Филипп соединил Святое озеро каналами с другими семьюдесятью двумя озерами, значительно подняв его уровень. За счет этого он соорудил так называемые «Филипповы мельницы» — поистине замечательнейшее свое изобретение.

Вот как писал об этом Дмитрий Сергеевич Лихачев, не один год проведший в заключении в СЛОНе — Соловецком лагере особого назначения, и хорошо изучивший строительное чудо Соловков:

«Монастырь построен на плотине — частично насыпной из песка, частично каменной. Это позволило в XVI в. сильно поднять уровень Святого озера и воспользоваться водой озера для различных технических целей: вода промывала канализацию, бежала по водопроводам, двигала различные механизмы на портомойне, в хлебопекарне и т. д. Строители монастырских сооружений учитывали зыбкость насыпного грунта и делали широкие основания для стен соборов, создававшие своеобразие соловецких зданий, покатость стен, становившихся более тонкими кверху. Наклон в сторону моря всего монастырского комплекса особенно заметен на площади у Преображенского собора… Одним словом, весь монастырь построен как гигантское гидротехническое сооружение, при этом «многофункциональное».

Для разных монастырских работ игумен Филипп изобрел невиданные дотоле машины: «До Филиппа игумена, квас парили, ино сливали вся братия, а при Филиппе парят квас старец да пять человек, а сливают те же. А братия уже не сливает. А тот квас сам сольется со всех чанов, ино трубою пойдет в монастырь, да и в погреб сам льется, да и по бочкам разойдется сам по всем. До Филиппа игумена на сушило рожь носили многие братия, а Филипп снарядил телегу: сама насыпается, да и привезетца, да и сама высыплет рожь на сушило. До Филиппа игумена подсевали рожь братия многия, а Филипп игумен доспел севальню — десятью решеты один старец сеет. Да при Филиппе доспели решето: само сеет и насыпает и отруби и муку разводит розно, да и крупу само же сеет и насыпает и развозит розно — крупу и высейки. Да до Филиппа братия многие носили рожь на гумно веяти, а Филипп нарядил ветр мехами в мельнице веять рожь», — повествует древний «Соловецкий летописец».

Редкостный конструкторский гений, которым одарил Господь святителя Филиппа помимо великих даров духовных и святости, через столетия сказался в его далеком потомке, да и не в нем одном: замечательным изобретателем был академик Александр Александрович Микулин — племянник Николая Егоровича, конструктор авиационных двигателей, Борис Сергеевич Стечкин — двоюродный брат Николая Егоровича, выдающийся ученый в области гидродинамики и теплотехники, создатель теории теплового расчета авиационных и воздушно-ракетных двигателей; знаменитый конструктор-оружейник академик Игорь Яковлевич Стечкин. С таким даром в этой линии рода рождались почти все мальчики, сыздетства начинавшие преобразовывать и совершенствовать окружающий мир.

Меня же поразило тогда по неизреченной милости Господа это явленное мне особенное и неповторимое начало, объединяющее род, неисчезаемость и неистощимость наследственности. Воистину род не только можно, но и дОлжно было бы воспринимать как некое самостоятельное целое, как некую уникальную личность. А временнЫе дали и пространства воспринимать в ряду преходящих эфемерных земных понятий, потому что не дано времени разрывать нешвенный хитон жизни, сотканный Творцом…

* * *

Казалось бы, некстати незванным гостем напросились эти воспоминания о святом Митрополите Филиппе в мой рассказ о молодости и испытаниях, выпавших на долю двух сестер: Верочки и Кати в предреволюционные и последующие годы. Однако увиделись мне в этих сокрытых от нас таинственных глубинах жизни и нечто очень утешительное для всех нас и свидетельствующее о близости Божией к человеку, об Отеческой заботе Творца о Своем мятежном и маловерном творении, которая даже наши ошибки и падения, даже и самое зло человеческое, которое совершается не без попущения Божия, претворяет в добро, иногда обнаруживающее себя в немалых пространствах судеб человеческих…

…Верочка всегда мнила себя неотразимой и, возможно, отчасти даже неземной пришелицей в этом грубом мире, и везде обставляла себя цветами. Ей так хотелось в это верить, хотя это не было правдой и не соответствовало ее природе. Однако все наперебой усердствовали ей в том услужить: ее комната, благоухавшая множеством цветов, всегда напоминала то ли будуар знаменитой актрисы, то ли цветочную лавку. Этот образ утонченной и загадочной пери довольно долго в е л ее жизнь и настолько даже сросся с нею, что, потом со временем и в совсем иных обстоятельствах его надо было бы отдирать от себя с кровью, потому что довести такую роль до конца очень непростой жизни Веры было делом в тех обстоятельствах неподъемным.