Жестокий век - Исай Калашников

Воины выгоняли уцелевших хорезмийцев из домов, направляя за город, в степь. Там отделяли молодых от стариков, ремесленников – от остального люда. Захарий стал ездить среди пленных хорезмийцев, заглядывал в лица, выкрикивал имя отца и Фатимы. Чтобы они узнали его, снял с головы шлем, отросшие кудри рассыпались по плечам. Ему то и дело приходилось показывать пайцзу, доказывая, что он не хорезмиец.

Поиски ничего не дали. Возвратился в стан поздно вечером, разбитый, с угасшей надеждой. Его встретил Судуй, повел к толпе женщин.

– Всех их зовут Фатимами. Я собрал. Смотри, какая твоя.

Здесь были и девочки, и старухи, и женщины с младенцами на руках. Но его Фатимы среди них не было. Поиски продолжались в последующие дни.

Ремесленников монголы отправили домой, в свои степи, молодых мужчин взяли в хашар, девушек отдали воинам, остальных перебили.

Судуй был огорчен, кажется, не меньше Захария.

– Ты хорошо смотрел в городе? – спросил он. – Говорят, там скрывается много жителей. Город приказано затопить в наказание за непокорность. Сегодня разрушат плотину. Посмотри еще раз.

Захарий поехал в город. На улицах все так же лежали трупы. Густой запах тления душил Захария. Он гнал коня, стараясь не смотреть по сторонам. Въехав во двор дома Фатимы, он слез с седла, заглянул в сад, позвал:

– Отец! Фатима!

За его спиной послышался какой-то звук. Он резко обернулся. Дверь в дом была чуть приоткрыта, в щель кто-то выглядывал. Он спрыгнул с коня.

Дверь распахнулась, и к нему бросилась Фатима. Он подхватил ее на руки.

Фатима рыдала и ничего не могла сказать. Он внес ее в дом, посадил на пол, сам сел напротив, ладонью вытер ее лицо.

– Где мой отец?

– Его нет. Его убили. – Она посмотрела не него так, будто была виновата в смерти отца Захария. – Всех заставили защищать город. Его убили на стене.

Захарий долго молчал, глядя перед собой невидящими глазами. Отец вспоминался ему таким, каким видел его в последний раз в саду, – седой, с морщинистой шеей. Не довелось, бедному, увидеть родную землю.

– Ты где была?

Заплаканное лицо Фатимы с покрасневшими глазами было некрасивым. Но такая она была еще ближе и дороже…

– Я была у родственников. Когда убили моего отца…

– Твой отец тоже погиб?

– Давно. В Отраре… – Она всхлипнула, но взяла себя в руки. – Все рабы разбежались. Остался только твой отец. Он заботился обо мне. Мы ждали тебя. После его смерти я ушла к родственникам. Мне было страшно. Мы прятались в яме. Родственники подумали, что все кончилось, вышли. Их увидели монголы и убили. Я убежала. Вернулась сюда. О, я так хотела, чтобы ты пришел! – Фатима заплакала, закрыв лицо ладонями.

– Не надо, – попросил он. – Я нашел тебя и никому не дам в обиду. Мы уедем на Русь. В Киев.

Конь стоял против распахнутой двери, скреб копытом землю, беспокойно прядал ушами.

– Собирайся, Фатима.

– Мне собирать нечего. Все забрали. В доме ничего не осталось. Но у отца было золото. Мы с твоим отцом его спрятали.

Фатима повела его в сад, показала, где надо копать яму. Кетменем он разрыл землю, достал позеленевший медный ларец. В нем лежал мешочек с золотыми динарами. Мешочек Захарий повесил на шею, ларец бросил. За стеной сада послышался какой-то шум, поток мутной, вспененной воды покатился по обмелевшим арыкам, перехлестнулся через берега. Захарий побежал к коню, вскочил в седло, подхватил на руки Фатиму. Конь, всхрапывая, дико кося глазом, помчался по улице, заполняемой водой. В низких местах вода была уже по брюхо коню. Она быстро прибывала.

Из городских ворот навстречу им вырвался высокий вал. Конь заржал, вскинулся на дыбы. Вал опрокинул его. Захария сначала притиснуло к земле, потом швырнуло в сторону, ударило чем-то по голове. Ослепнув от боли, захлебываясь, он бил руками и ногами, стараясь удержаться на поверхности кипящей воды. Оказался у стены ограды, зацепился за нее руками. Недалеко вынырнула голова Фатимы. Ее бросило на угол каменного дома. Фатима исчезла и не появилась.

Поток воды, затопив город, утихомирился, течение стало спокойным, едва заметным. Мимо плыли бревна, доски. Захарий связал два бревна поясом, подобрал узкую доску и погреб к стану монголов. Еще издали увидел Судуя.

Он стоял, приложив ладони к глазам, вглядывался в разлив воды, из которой торчали минареты, крыши высоких зданий. Закатное солнце раскидало по воде кроваво-красные блики.

– Слава твоим духам-хранителям! – закричал Судуй. – Я уже думал, что не увижу тебя.

– Эх, Судуй, лучше бы мне остаться там…

Кое-как, сбивчиво, перескакивая с одного на другое, он рассказал о встрече с Фатимой, о гибели ее и отца. Судуй обнял его за плечи.

– Я не могу заменить тебе утрату. Но знай – я твой брат, твой анда. – Помолчал. – Э-э, Захарий, плохо все это. Зачем все это? Я видел, как Джучи смотрел на потоп. Душа его плакала, сердце кровоточило. Он так хотел сохранить этот город… Мы уходим отсюда в кыпчакские степи.

– Я, Судуй, поскачу домой. Не хочу оставаться тут ни одного дня.

Судуй вздохнул.

Глава 10

Бежав из Гурганджа, Джалал ад-Дин направился в Газну. Жители городов и селений смотрели на беглецов враждебно. Однажды, в трех днях пути от Газны, Джалал ад-Дин и его спутники поздно вечером подскакали к небольшому городу Зузену. Устали кони и люди. Но жители Зузена отказались открыть ворота.

– Трусы, покидающие свою землю в беде, нам не нужны.

Ночевать пришлось в поле. Обозленные воины просили позволения внезапно напасть на Зузен и перебить его жителей. Джалал ад-Дин не согласился. Не дело воевать со своими, когда по пятам идет враг.

Наместником шаха Мухаммеда в Газне был гурец Харпуста. Но встретил Джалал ад-Дина во дворце наместника не он, а брат бабушки эмир Амин-Мелик.

– Где наиб Харпуста? – спросил Джалал ад-Дин.

– Его нет в живых, – сказал Амин-Мелик. – Я пришел сюда с двадцатью тысячами своих воинов и спросил у наиба Харпусты позволения разместить войско для отдыха. Харпуста, будь проклято это имя, сказал мне: «Вы тюрки, мы гурцы, потому вместе жить не можем». Я велел его убить. В это время мне донесли, что к Газне двигаются враги. Я пошел им навстречу. Врагов было не много, мне удалось их отогнать. Но зловредные гурцы восстали за моей спиной, захватили Газну, перебили оставленных мною людей. Мое войско стояло над пучиной гибели. Но аллах милосердный не допустил торжества двоедушных гурцев. Из Пешавера подошел эмир Сейф Аграк с туркменами и халаджами. Мятежники были разбиты.

Джалал ад-Дин молчал. Гибельные раздоры продолжаются, видно, никакая опасность не заставит людей позабыть застарелые обиды и обратить всю свою ярость на врага. Не высказав Амин-Мелику ни одобрения, ни порицания, он начал собирать под свое знамя воинов.

Вместе с войском Амин-Мелика, Сейфа Аграка у Джалал ад-Дина вскоре набралось более семидесяти тысяч человек. Он выступил из Газны и двинулся по направлению к осажденному врагами Бамиану. Монгольский хан выслал ему навстречу тридцать тысяч воинов под началом Шихи-Хутага. Войска сошлись в фарсахе от небольшого города Первана, выстроились для битвы. Перевес в силах был на стороне Джалал ад-Дина. И все равно воины робели. Пока мусульманам не удавалось одержать над неверными ни одной победы, везде и всюду они терпели поражения, и это сказывалось на духе воинов. Джалал ад-Дин в серебристой кольчуге и железном шлеме с Тимур-Меликом, Амин-Меликом и Сейфом Аграком объехал войско, ободряя воинов.

Враги стояли друг перед другом на покатой равнине. Полые весенние воды, сбегая с окрестных холмов, изрыли землю глубокими канавами. Это затрудняло битву всадников. Джалал ад-Дин повелел своим воинам спешиться, привязать поводья к поясу.

Битву начали монголы. С визгом, криками они устремились на ряды мусульман. Их встретили стрелами. Правое крыло под началом Амин-Мелика было смято. Джалал ад-Дин отправил туда подкрепление во главе с Тимур-Меликом, и монголов отогнали с большим уроном для них. Отхлынув назад, они перестроились и вновь бросились в битву.

Сражение длилось до позднего вечера. Павших с той и другой стороны было великое множество. А утром, едва забрезжил рассвет, и те и другие стали строиться. Джалал ад-Дин сидел на коне, напрягая зрение, всматривался в строй врагов. Ему казалось, что монголов стало вдвое больше. Или так кажется в мутном свете утра? Подскакал Тимур-Мелик, наклонился, прошептал:

– Войско ропщет. К врагам прибыло подкрепление.

Стали подъезжать эмиры. Они склонны были уйти, не возобновляя битвы.

– Нас сомнут. Все падем.

Ничего не сказав, Джалал ад-Дин слез с коня, подоткнул повод под пояс, обнажил саблю. Рядом с ним встал Тимур-Мелик.

В этот раз монголы направили основной удар на более стойкое крыло войска Джалал ад-Дина, которым начальствовал Сейф Аграк. Туча стрел заставила их повернуть назад. Но тут же они ударили снова, прорвались до мусульманских рядов, в ход пошли мечи и копья. Однако Сейф Аграк устоял…