Лестница из терновника (трилогия) - Максим Далин

– Шелудивый пёс, грязная гадина! Сделай это со своим отцом!

– С Львёнком говоришь, мразь! – выкрикивает и Эткуру, не на шутку задетый. – Не дошло, что ли?!

Юу краснеет, сжимает кулаки: он уже слишком хорошо понимает лянчинский.

– Так это правда! – свистят с той стороны. – Мятеж северных подстилок! Шлюха Льва на бой вызывала?!

– Эй, Анну! Вы всех предательниц и рабынь с собой прихватили? Говорят, кто-то из шлюх вами побрезговал!

– У них – еретички, у них – дикарки, у них – грязные северянки, которые там, в Кши-На, себя проиграли! А ослиц и верблюдиц у тебя в подружках нет, Анну?

– Анну, а ты со всеми спал?! Со всеми своими шлюхами?! А с бесплотными? А как? А-ха-ха!

Последняя попытка договориться летит к чёртовой матери. Анну взмахивает рукой – залп! Оттуда стреляют. Отсюда – разворачивают пушку. Грохот и дым, вопли и лошадиный визг.

Стреляют в ответ. Пули врезаются в доски и мешки. Лохматая девчонка вскрикивает и роняет пистолет. Пушечный выстрел – я на миг глохну; ядро врезается в стену где-то далеко, сыплются осколки и обломки. Наши поднимаются в рост – бой за баррикадой переходит в рукопашную.

Мне приходится прикладывать нешуточные усилия, чтобы не дёрнуться за своими друзьями. Я потерял из виду Марину. Я вижу, как Ри-Ё и Кирри рубятся спина к спине: у Кирри – не стеклянный нож, а тяжёлый лянчинский меч, но его приёмы боя отдают не Лянчином, а нашими родными осинами. Я вижу, как тело убитой волчицы катится по баррикаде и падает на мостовую. Кору и Мидоху тащут обмякшее тело Элсу к баррикаде, и Кору стреляет через плечо в того, кто пытается помешать. Анну, Эткуру и Шуху убивают направо и налево. Ви-Э стреляет из двух пистолетов, бросает оба и выхватывает меч – я размахиваюсь и швыряю кусок кирпича в того, кто целится ей в спину – стрелок роняет пистолет, хватается за голову. Чужой волк наносит стремительные смертельные удары всякому, кто приблизится – и Чикру стреляет ему в голову, а другой волк всаживает меч ей в живот – и тут я уж ничем помочь не могу…

Я встречаю Кору и поднимаю её принца, лёгкого, как все юные нги, чтобы перенести его через баррикаду. В первый момент не понимаю, что с ним – ощущаю только, что он тёплый; миг спустя вижу дырочку в куртке с правой стороны груди, маленькое пятно крови вокруг. Пуля в лёгком. Мидоху перезаряжает пистолет. Кору опускается на колени рядом с Львёнком, заглядывает мне в лицо с отчаянной надеждой:

– Ник, все говорят, ты – колдун… Пожалуйста, пожалуйста…

Пожалуйста… Я же не хирург. Ему нужна земная клиника, операция… да военно-полевая хирургия северян тоже пригодилась бы! Я читал статистику Учителя Тко-Эн, основателя военно-полевых госпиталей нового типа, с использованием антисептических средств: после операции по извлечению пули выживают до семидесяти процентов раненых. А Лянчин, чтоб ему…

Кору тискает руку Элсу, гладит, кусает губы:

– Ник, я всё для тебя сделаю, только помоги!

И я делаю всё, что могу. Стимулятор, иммунопротектор… больше у меня для Маленького Львёнка ничего нет. Врач нужен.

– В Лянчине есть приличные лекари? – спрашиваю я. – Нам нужен хирург. Пусть извлечёт пулю, с остальным я справлюсь и сам, обещаю.

Кору и Мидоху переглядываются – Мидоху срывается с места, пропадает в дымной темноте. И я вдруг понимаю, что стало гораздо тише.

Бой, как будто, закончен. Мы победили?

– Ник, ты цел? – кричит мне Анну. – Да? Хорошо, посмотри, можно ли помочь Винору!

Винору перелезает через штабель ящиков, чуть не падает, его подхватывают Зушру и Анну. Кровь течёт – пуля прошла навылет, вырвав кусок плоти из бедра; это для меня проще и для Винору легче.

Илья снабдил меня пластырем, пропитанным антисептическим и регенерирующим составом. Я останавливаю кровь, заклеиваю рану несколькими полосками пластыря. И соображаю, что нахожусь в центре импровизированного госпиталя.

Ко мне несут раненых, наших и чужих вперемешку. Ри-Ё и Кирри приносят мне воды из колодца, кипятят ее на костре в закрытом крышкой медном котелке – а потом подают препараты и инструменты, как полагается ассистентам. Я заклеиваю резаные раны, останавливаю кровотечения, колю стимулятор. Дворцовый волк с разбитой головой бормочет, пока я стираю кровь и копоть: «Ты что, не видишь – я истинному Льву служу, а не твоему Анну, язычник ты? Лучше бы сразу добили…» Ви-Э, вытирая мокрым платком горящее лицо, улыбается:

– Зачем нам убивать тебя? А вдруг ты одумаешься, миленький? Жаль убивать того, кто может начать думать, верно?

– Слабаки! – фыркает волк. – Жалко им… овцы вы… что ещё взять – подстилки!

Эткуру, изменившись в лице, замахивается мечом – и Ви-Э перехватывает его руку:

– Нет, Лев, нет! Он заставляет тебя сделать подлость – раненого добить! Ему легче умереть, считая себя правым, чем жить и думать, что он ошибался. Тяжело думать, солнышко…

Эткуру выдыхает, вкидывает меч в ножны и порывисто притягивает Ви-Э к себе.

– Убивать бы их… ты же слыхала этих сучьих брехунов! Они ж… твари, гады, не понимают ни пса, а тявкают… – выдаёт тихо и зло.

Ви-Э гладит его по щеке.

– Не надо, Лев. Ты сильный, ты с собой справишься – себя победить тяжело, других – легче… А неблагодарный – всегда слабее великодушного.

Волк, которому я заканчиваю заклеивать рану на голове, багровеет:

– Вы, что ли, великодушные?!

– Да – и с полумёртвыми не воюем! – бросает Анну, проходя.

Неожиданно подсовывается Юу, держа в охапке незнакомого мне юного волка – дворцового, судя по знакам. Голые ноги, кровь… У волка… у волчицы, наверное, надо сказать – очень странное и сложное выражение лица: боль, страх, надежда… Она цепляется за рукава Юу классическим жестом.

– Вот это номер! – вырывается у меня. – Развлекаетесь, Господин Л-Та? С пленными?

Юу мучительно смущён – и в этот момент очень напоминает собственного старшего брата.

– Я не развлекаюсь, – говорит он с досадой. – Это личный трофей, Ник. И вообще – лучше вспомни, чем лечил Сестрёнку, когда она переламывалась!

Волчица молчит, кусает губы, заглядывает Юу в глаза – не понимает кшинасского, ждёт собственной участи. Юу гладит её по голове.

– Ник тебе что-нибудь даст… для облегчения боли, – говорит он по-лянчински.

Я даю ей дышать стимулятором и колю обезболивающее. Юу хочет встать – и девочка, которая ещё только бутон девочки, зачаток в самом начале метаморфозы, хватает его за руку:

– Вернёшься?

Юу улыбается ей:

– Если мы с тобой останемся живы.

И я вижу у его бывшего врага тот самый взгляд, цементирующий будущую связь, парадоксальную близость боя, будто между Юу и лянчинцем произошёл совершенно правильный поединок: этакое выстраданное понимание чего-то, крайне принципиального и землянину мало понятного.