Я — Тимур властитель вселенной - Марсель Брион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звуки, которые я издавал, привлекли в шатер моих слуг. Они подняли меня на ноги, однако я не был в силах стоять, затем меня уложили, двое из них удалились, приведя через некоторое время лекаря. Тот осмотрел меня, пощупал пульс, осмотрел язык, вывернул мои веки, осмотрел их внутреннюю поверхность. Затем, приблизив ко мне свои губы, он сказал: «О эмир, тебя поразил удар (паралич) и тебе следует оставаться здесь, чтобы излечиться».
Я хотел сказать, что остаться там, значит создать отлагательства в военных делах, что меня следует уложить на носилки и двигаться дальше, однако из моих уст не исторглось ни слова. Я сказал себе: «Итак, я не в силах говорить. Хорошо, я напишу то, что хочу сказать», и подал сигнал, чтобы принесла калам и бумагу. Однако, когда для меня приготовили письменные принадлежности, я не мог написать ни слова и пальцы моей левой руки (ибо, как я упоминал, в течении долгого времени я уже не мог писать правой, хотя и умел фехтовать ею) не могли удержать калам.
Семь дней и семь ночей я лежал в том шатре, затем я почувствовал, что окружающие меня люди считают меня умершим, говорят, что следует возвращаться и везти останки эмира в Самарканд. Хоть я и был мертв, однако чувствовал, как меня заворачивают в кошму, чтобы везти в Самарканд. В этот момент я проснулся, раскрыв глаза и увидел, что наступает рассвет, ибо слышалось пение «гураб-уль-байна» (т. е. ворона с красными лапками и клювом, предвестника разлуки), эта птица, как считали древние, начинает свое пение на рассвете раньше, чем все другие пернатые, возвещая тем самым наступление дня.
Меня опечалил увиденный мною сон, однако он меня не напугал, ибо никто не живет вечно, умирают все, единственное, что удручало, это то, что умирал я в постели, как обычные слабые и немощные люди. К мужу, подобному мне, смерть должна приходить на поле брани. В том сне лагерный лекарь шепча мне на ухо тихо сообщил, что меня сразил удар, его таинственность говорила о стремлении скрыть от других причину моего недомогания, а так же то, что в любую минуту я могу умереть. Проснувшись, я сопоставил слова брахмана, услышанные мною в Дели, со словами Абдуллы Кутба, произнесенные им в моем недавнем сне, получалось, если оба они были правы, что мне осталось жить три года. Господь в Коране возвестил: «Ла йастакдамуна соъата ва ла йастахируна», т. е. смерть придет к каждому в час, когда ему суждено, не раньше и не позже.
Но пока жив человек, ему следует вплотную заниматься выполнением своих мирских обязанностей, так как если бы ему была отпущена вечная жизнь.
Отбросив прочь печальные мысли, я встал и совершил намаз и выступил в поход против правителя Мегнесии, Тугула, чтобы поймать и достойно его наказать. С собою я прихватил Йилдирима Баязида, ибо не мог его оставить в месте, где, как я опасался, его могут освободить из плена его ретивые поданные и тем самым для нас возникла бы еще одна трудность.
Чтобы скорее войти в соприкосновение с войском Тугула, я не давал отдыха своим воинам, вел их и днем и ночью. Однако, Тугул не оставался на месте, в каждой области, которой я достигал после того, как в ней побывал Тугул, я видел следы учиненных им грабежей, а претерпевшие их люди говорили, что весьма желают видеть его обезглавленным, ибо тот отнял у них имущество, перерезал их овец на прокорм своего войска, конфисковал их лошадей.
Я обратил внимание на то, что Тугул явно уводит меня за собою в сторону Азербайджана, мне сообщили, что он заключил союз с тамошним султаном. Имея против себя такой союз, вступив в Азербайджан, населенный многочисленными племенами, общее число которых составляло, как я слышал, свыше двух куруров человек, я бы потерял все свое войско. Потому, поняв это, я не мог допустить, чтобы Тугул попал в Азербайджан, потому я отрядил тридцать тысяч самых лучших из своих конников, чтобы те перекрыли дорогу Тугулу. Командование тем отрядом я поручил Токату, ибо знал его как закаленного и выносливого бойца, одновременно с тем обладающего качествами хорошего полководца, он знал как завоевать сердца простых воинов, чтобы те сражались самоотверженно. Я сказал Токату: «Тебе следует двигаться достаточно стремительно, чтобы успеть обойти Тугула и встать перед ним, пока я не подоспею. Однако, если встав перед ним, увидишь, что у него хватает сил, в этом случае не ввязывайся в бой до тех пор, пока я не подоспею, тогда мы ударим по нему с двух сторон и ткнем его лицом в землю».
Токат, предварительно убедившись, что у каждого конника имеется запасная лошадь и достаточно еды и корма, отправился в путь. Я же преследовал Тугула по прямой, тогда как Токату предстояло описать большую дугу для того, чтобы внезапно возникнуть перед врагом и закрыть ему дорогу.
Путь Токата пролегал по склонам румских гор, расположенных на севере, местные называли их горами Тур, каждая часть той горной цепи имела свое собственное название. Ряд обстоятельств сложился благоприятно для Токата: ровные склоны гор, изобиловавшие водой, отсутствие ущелий или перевалов, могущих задержать продвижение отряда, максимальный польза, полученная от использования лошадей.
Я же дошел до местности, называемой Саджак. Сразу же меня встретили вопли и рыдания женщин. Выяснилось, что их мужчины пытались воспротивиться намерению Тугула отнять их имущество, конфисковать лошадей, за что воины Тугула поубивали их. Группа рыдающих саджакских женщин с лицами, перемазанными грязью (что, согласно их обычаев означало скорбь по умершим), вышли ко мне навстречу и начали на своем, турецком языке, который я хорошо понимал, говорить следующее: «О эмир, Тугул умертвил всех наших мужчин, забрал все, что мы имели и сегодня у нас нет и единой овцы, чтобы накормить своих голодных детей, впереди осень и зима, всех нас ждет голодная смерть». Я сказал, что если мне удастся поймать Тугула, я отберу у него все, что он у них отнял и верну им их имущество.
Через несколько дней пришла весть от Токата о том, что он находится к востоку от ущелья Патак и
