Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Смит О’Бриен высказался чрезвычайно сурово по поводу слишком грозного и гневного обращения О’Коннеля с противниками. Относительно себя он заявил, что с отвращением смотрит на применение физической силы, но что «он не подписался бы под доктриной, согласно которой нет для нации таких обстоятельств, когда мог бы возникнуть призыв к мечу». О’Бриен еще не примкнул к «Молодой Ирландии», и это мнение его получило особенно серьезный смысл. Немного спустя этот выступавший на первый план деятель высказался также и по вопросу о дружбе с либеральным правительством: он находил эту тактику нецелесообразной, даже вредной для Ирландии, которая будет приведена к безгласию и к неподвижности взамен за пустые обещания; принятие же должностей от министерства заткнет рот ирландским депутатам. О’Бриена многократно поддерживали Мигир, Митчель, О’Гормэн я другие члены «Молодой Ирландии»; тяжкая болезнь, точившая организм О’Коннеля, редко позволяла ему показываться. Его мнения поддерживало большинство ассоциации, где все чаще и претенциознее раздавался малоавторитетный голос его сына Джона О’Коннеля. После особенно резких прений однажды О’Бриен, Мигир, Митчель, Даффи и еще несколько их друзей покинули демонстративно зал заседаний ассоциации. Это была могущественная организация, насчитывавшая в своих списках до миллиона членов, и покинуть ее — значило покинуть сильнейшую агитационную машину, какая только существовала в Ирландии. Но выбора им не оставалось.

Разрыв был полный; ушедшие их друзья, их журнал, их мнения все было официально признано состоящим в опале у О’Коннеля. Духовенство громило «Нацию» и запрещало ее читать; агенты «Ассоциации против унии» деятельно агитировали против «бунтовщиков». О’Коннель объявлял их изменниками; агенты ассоциации докладывали отовсюду, что страна очень довольна уходом «Молодой Ирландии». Члены «Молодой Ирландии» иронически замечали, что голод и все вообще, что касалось страны, отошло на задний план и «Ассоциация против унии», обо всем позабыв, как бы решила посвятить все существование борьбе с ненавистными членами редакции журнала «Нация» и их друзьями. «Нацию» выбрасывали вон из читален, чернили и осмеивали ее и ее писателей. Английская пресса (не только либеральная, стоявшая за О’Коннеля, но и торийская, ненавидевшая его) обращали внимание правительства на этот журнал, до того опасный, что от него даже сам О’Коннель отказывается.

Но вот началó сказываться противодействие. В Корке, в Лимерике, в Дрогеде, Росберкоке отделения ассоциации отказались изгнать «Нацию» из своих читален. Городская молодежь среднего класса увлекалась новым течением и возмущалась тем, что она называла «о’коннелевским деспотизмом». Пропаганда журнала за те четыре года, что он существовал, сильно сказывалась на молодых кругах общества. Мало того, в некоторых городах члены ассоциации стали собираться на митинги и прямо выражать свое сочувствие «Молодой Ирландии». Началось непрерывное течение протестующих резолюций в бюро ассоциации. Джон О’Коннель их замалчивал, не читал на собраниях. Журнал «Нация» заявил по этому поводу, что подобное поведение безобразно, ибо и покойный лорд Кэстльри прибегал точно к таким же приемам, когда ему нужно было замолчать все протесты против унии 1800 г. Протесты усиливались и уже направлялись в редакцию «Нации». У «Молодой Ирландии», в противоположность ее врагам, не было ни денег, ни агентов, ни организации; за нее стояло только новое настроение, быстро нараставшее среди городской молодежи, а также в значительной мере и между старшим поколением, и вытеснявшее прежние чувства по отношению к О’Коннелю. «Было великое возмущение против его авторитета, последовательно — во всех частях страны. Класс мыслящих людей единодушно оставлял его. Едва ли оставался на его стороне хоть один мирянин между теми, кто еще не перешел за его старый возраст (т. е. за семьдесят с лишним лет — Е. Т.)», — читаем в записках современника этих событий. Духовенство не все, но по большей части, стояло еще за О’Коннеля: крестьяне — высказались позже… На некоторых собраниях приверженцев отмены унии принимались резолюции: просить О’Коннеля, чтобы он, для блага дела, уладил происшедшие недоразумения; другие ставили вопрос еще резче и выражали негодование по поводу нарушения принципа свободы слова в ассоциации, по поводу дерзких слов и самоуправных выходок сына О’Коннеля. В Дублине дело дошло до столкновения на улице между приверженцами О’Коннеля и сторонниками «Молодой Ирландии», которые собирались устроить в столице публичный «митинг протеста», вроде тех, которые устраивались в Бельфасте, Лимерике и других провинциальных городах. Митинг не состоялся, но был составлен документ, в котором обстоятельно и решительно критиковалось и порицалось поведение ассоциации относительно Смита О’Бриена и «Молодой Ирландии», т. е., точнее, поведение «генерального комитета» ассоциации. Этот дублинский «генеральный комитет» фактически состоял почти исключительно из людей, угодных О’Коннелю и его сыну, и «Молодая Ирландия», завоевавшая себе серьезную поддержку и широкие симпатии среди миллиона членов «Ассоциации против унии», имевшая среди этой массы людей своих друзой и сторонников, была совершенно бессильна «в генеральном комитете». Против него-то и протестовали в своем документе многие дублинские члены ассоциации, не согласные с деспотической политикой этого комитета. Бумага была покрыта массой подписей. В Корке, Клонмэле — отовсюду поднимались протестующие заявления: имя О’Коннеля выгораживалось, но беспощадные нападки сыпались на комитет ассоциации. Джон О’Коннель, пользуясь дряхлостью и болезненным состоянием отца, побуждал его к бестактнейшим заявлениям, а сам отказался даже принять дублинский протест, снабженный подписями и адресами протестующих лиц, которые все имели официальное касательство к ассоциации.

Даже из комитета постепенно стали уходить самые выдающиеся и независимые члены его. Общественное мнение высказывалось все резче и громче; ужасы голодного года распаляли страсти; не только обращение Джона О’Коннеля с «Молодой Ирландией», но и основные принципы тактики его отца все чаще и чаще подвергались нападкам. Раздавались крики отчаяния и озлобления от голода, требовали, чтобы ассоциация со своим комитетом во главе, если ее вожди так беспощадны к малейшему противоречию, чтобы она указала ясно, как думает помочь голодающему народу. Намерена ли она воздействовать на Англию, которая одна только обладает достаточной мощью для борьбы против бедствия. Джон О’Коннель издал воззвание к народу, в котором говорил: «Во имя бога, будьте терпеливы, потерпите только некоторое время и вы скоро получите облегчение!» В другом воззвании он заявлял: «Я верю, что правительство не допустит народ до страданий, которые были бы выше человеческих сил… но если бы даже правительство не исполнило своего долга, я питаю такое доверие к ирландскому народу, к возвышенности его характера и примерной твердости, что, по моему мнению, он все-таки будет верен принципам мира и нравственности, которые его всегда характеризовали». Если народ оправдывает эту уверенность, говорилось дальше, то он, наверно, в конце концов получит национальную самостоятельность. Все это действовало не успокаивающим, а скорее распаляющим образом. Наконец, Джон О’Коннель со времени своей ожесточенной войны против «Молодой Ирландии» утратил даже тот небольшой престиж, которым он пользовался не за свои заслуги, а по «праву рождения». Что касается до «Молодой Ирландии», то она указывала как на средство борьбы против голода на запрещение вывоза хлеба из Ирландии: картофель погиб, но хлеб во многих местах уродился и лендлорды вывозили его в Англию, так как Ирландия была слишком бедным рынком для хлеба. Молодая партия и предлагала воспрещением вывоза удешевить хлеб; она предлагала именно в этом смысле оказать давление на парламент и указывала на то, что ежегодно ирландского хлеба продается в Англии на сумму от 4 до 5 миллионов фунтов стерлингов и что не беда, если в этом году лендлорды заработают меньше. Конечно, этот совет не мог быть приведен в исполнение, он имел только разве агитационное значение, напоминая о том, как был бы кстати при подобных условиях собственный парламент с правом постановлять то, что будет признано необходимым для большинства ирландской нации. О’Коннель утверждал, что сотрудники «Нации» напоминают «нечестивых философов», писавших перед французской революцией, которые нападали на всех и на все, оскорбляли все священное. В конце 1846 г. огромный митинг в защиту «Молодой Ирландии», состоявший из рабочих, ремесленников и части средней буржуазии, собрался в Дублине. На митинге были резкие протесты против того, что пускались в ход все средства для уничтожения журнала «Нация», против того, например, что производилось сильнейшее давление на тех, кто осмеливался покупать и читать опальный орган. В ответ на эту демонстрацию епископ Броун в зале ассоциации 16 ноября произнес речь, в которой горячо предостерегал ирландцев от грозящей им со стороны «Молодой Ирландии» опасности: «Вы читали историю, джентльмены, и я надеюсь, что вы читали ее с пользой. Вы знаете, каковы были последствия во всех странах, где совершались революции или реформации, или реформы, или как вам угодно иначе их называть? Каковы были последствия? Нечестие, безнравственность и отсутствие повиновения престолу. Понадобилось бы целое столетие, чтобы после таких происшествий вернуть народ к какому-либо религиозному чувству или чувству повиновения. Как началась французская революция? Какие средства были усвоены, чтобы пустить ее в ход?.. Нужно ли нам слушать «Молодую Ирландию»? Можем ли мы хотя на одно мгновение допустить в своей среде эти принципы, которые ведут к якобинству и иному чудовищному злу?» Далее епископ говорил, что «молодые ирландцы» сеют неверие, безбожие и мечтают разъединить мирян и духовных лиц. Но вотще! Страна за ними не идет.