Антология мировой фантастики. Том 8. Замок ужаса - Алексей Толстой

Эля пронзительно вскрикнула.

— Молчи, — сказал я. — Молчи, если хочешь отсюда выбраться. Боишься меня?

— У тебя — краснота в глазах…

— Не бойся. Сейчас ты меня не интересуешь.

Я тряхнул лапой, и осколки, врезавшиеся в чешую, брызнули во все стороны. Когти быстро втянулись и снова, как пять ножичков, вышли наружу. Я неудержимо, потрескивая хребтом, распрямлялся. Вот — разорвались тапочки, не вмещающие широкие плюсны костей, вот — точно пуля, вжикнула отскочившая с джинсов пуговица, вот — с пыльным треском вспоролись раздираемые грудным панцирем швы рубахи. Обвисли лоскуты рукавов, задрался воротничок, проткнутый костяным гребнем с шеи. Зазвенела кровь по всему телу, нерастраченной животной энергией заныли бугры мускулов. Кого они хотят задержать? Меня? Меня — кому не страшны ни пламя, ни вода, ни кованое железо?..

Грозный рык ночи перекатился в горле.

Мне было смешно.

— Мамочка моя… — с дрожью тянула Эля, скрючившись в кресле. Глаза крепко зажмурены, судорожные кулачки — перекрещены на груди.

Она меня сейчас действительно не интересовала.

Четверть часа до конца ультиматума ещё полностью не истекли, а я уже слышал крадущиеся торопливые шаги на лестнице. Человек десять-двенадцать на цыпочках перескакивали через ступеньки.

Ну что ж, тем лучше.

Я подождал, пока все они соберутся на моем этаже, а потом, не утруждая себя снятием запоров и открыванием, просто толкнул лапой дверь, и она с щепастым надрывом грохнулась на лестничную площадку.

Рев был страшен. Он взлетел по пролетам, заставив, вероятно, задребезжать рыхлое железо на крыше, ударил в двери квартир, загудел в пустотных трубах и батареях, а потом, рванувшись во двор и отразившись от стен, выдавил из асфальтового колодца весь воздух.

Под аркой, куда вечернее солнце не попадало, пророкотала звуковая волна. Было сумеречно, и все равно можно было заметить, как вздрогнули и чуть наклонились вперед двое людей сбоку от пулеметной турели.

— Кажется, первое отделение — йок, — сказал тот, что ближе. — Жаль. Хорошие были ребята. Значит, не договорились.

А второй потряс головой, будто после купания вытряхивал из ушей воду.

— Какой в этом смысл? Все равно у них потом сознание не выдерживает; либо — полное сумасшествие, либо — метаморфоза. Крутимся понапрасну…

— Но исключения все-таки есть, — сказал первый.

— Кто? Этот отвратительный тип из военного ведомства? «Доктор Лектор», который каждый день требует стакан свежей крови? Ну знаешь…

— А что?

— Одних зверей убиваем, других прикармливаем…

— Такова жизнь, — первый пожал плечами. — Хочешь работать с хищниками — привыкни к сырому мясу. Кстати, ты прочел наконец «Хазарский словарь»?

— Прочел.

— Ну и как?

— Нормально.

— Не люблю этого слова, — неприязненно сказал первый. — Что значит «нормально»? Мне требуется четкий и обоснованный вывод. Можно ли рекомендовать данный роман для включения в «Список»?

— Я бы рекомендовал, — сказал второй.

— Вот так и докладывай…

Человек, который был с краю, скривил губы.

— «Обязательное чтение», — с презрением сказал он. — Ты что, не помнишь, как относился в школе к урокам литературы? Культуру невозможно запихать в личность насильно. Насилие вызывает протест. Происходит бессознательное отторжение…

— Опять лекции?

— Ну если до тебя не доходит самое элементарное…

— Нашел время. — Первый человек ещё немного подался вперед и, не поворачивая головы, спросил: — Как, ты готов, Бахыт?

— Готов-готов, — сказал третий, обнимающий расставленными руками насадку турели. Лицо его было вклеено в вырез бинокуляра. — Я давно готов, командир. Вы, главное, меня не трогайте…

Звериный рев повторился. Но теперь — несколько тише и как бы с удовлетворением.

— Спускается… — напряженно сказал первый.

И тут створки парадной, выходящей во двор, вспучились изнутри, доски поплыли по воздуху, с коротким визгом, опережая их, метнулась сорванная пружина, грохнуло об асфальт выпавшее стекло, и из темного лестничного проема возник ящер — зеленоватый и одновременно багровый в лучах заката.

Он был невысок, всего на голову, вероятно, возвышаясь над притолокой, но — с когтями на птичьих лапах, с ощеренной вытянутой, как у жеребца, мордой. Шею его окружал шипастый гребень, а короткий и мощный хвост со скрежетом подметал мостовую. Шакал в пятнистом комбинезоне, вцепившийся в бок, сорвался, перекатился по асфальту и замер.

Ящер плотоядно облизывался.

— Пошел резерв, — спокойно распорядился по рации тот человек, что ближе.

Двор словно ожил. Только что он представлял собой тронутое ясными сумерками, тихое пустое пространство, и вдруг, будто из-под земли, выросли скорченные фигуры.

Шакалья стая растянулась от дома до дома.

Выучка у них была отменная. Вожак коротко взвыл, и остромордые тени бросились на противника. Ящер, впрочем, оказался проворнее их. Ввязываться в схватку с шакалами он благоразумно не стал — тело его взвилось в невероятном прыжке, дворик дрогнул, точно где-то неподалеку рухнула многотонная балка, сотряслись перекрытия, и растопыренный силуэт запечатал выход из подворотни.

Оба человека отпрянули.

— Свет!.. — резким, вывернутым в фальцет голосом закричал первый.

За спиной его бешеными очами вспыхнули два прожектора. Однако не белые, а — до безумия красные, предостерегающие. Свечение вулканической магмы наполнило подворотню. Ящер на мгновение замер. Глаза в щелях вертикальных зрачков ослепленно моргнули — один раз, другой.

Этого промедления оказалось достаточно. Что-то вжикнуло, раздался свист туго сжатого воздуха. Бахыт, согнутый над турелью, победно выдохнул: Есть!.. — оторвал от прицела голову, смешно стянутую розовой купальной шапочкой. Багровеющая туша ящера содрогнулась, он взмахнул лапами, по-видимому, пытаясь найти опору, покачался туда-сюда, будто гипсовый, и вдруг рухнул вперед, зацепив все же когтями тарелку турели.

Брызнули стекла из бинокуляра. Бахыт, как козел, подпрыгнул, спасая ноги от костоломного прокрута станины.

— Свет!.. — тем же вывернутым в фальцет голосом закричал первый.

Красноту, точно пробку, вышибло из подворотни. Под аркой полыхнуло сиянием электрических дуг. И в беспощадном, обжигающем их неистовстве стало видно, что ящер лежит на боку и конвульсивно подергивается, что глаза его покрываются молочными пленочками, что творожистая густая пена стекает из пасти, и что между костных пластин на его груди плотно сидит стрела с металлическим оперением.