Сочинения в трех томах. Том 2 - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как раз на границе владений находилось спорное поле. Тут же недалеко рос старый большой вяз, весь обвитый плющом. Генри забрался в чащу ветвей и закурил сигару.
Он не мог выбрать лучшего положения для задуманной им цели. С одной стороны, глаз обнимал все спорное поле, так что никто не мог бы пройти незамеченным от Вебли к Гардингу. С другой стороны, открывался вид на леса его отца, и именно на излюбленные фазанами места.
Долго наблюдатель оставался на своем посту, не замечая ничего подозрительного. Он уже выкурил две сигары, и третья подходила к концу.
Терпение его истощилось, не говоря уже об усталости и неудобстве сидения на ветвях. Он уже начал думать, что подозрения его на Догги Дика были неосновательны. Он даже стал винить себя. Может быть, Догги вовсе не был таким скверным, каким он себе его представлял.
«Когда заговорят о черте, сейчас же увидят его хвост» — говорит английская пословица. То же самое случилось и с Догги Диком. В тот момент, когда потухла третья сигара, появился старший егерь м-ра Вебли.
Сперва он осторожно высунул голову сквозь ветви кустарника. Осмотрев внимательно окрестности, он вышел из лесу и, крадучись, как кошка, направился в соседние владения.
Генри следил за ним, как рысь или полицейский агент, забыв усталость и скуку.
Как он и ожидал, Догги Дик направился к просеке, по которой было больше всего фазаньих гнезд. Бросая по сторонам подозрительные взгляды, он крался, как хищник.
Несмотря на все предосторожности, он спугнул птиц. Один петух убежал, другой упал на траву со сломанными крыльями. Самку Догги убил палкой.
Но он не воспользовался, однако, своей добычей, а, наклонившись над гнездом, вынул яйца и спрятал их в свою охотничью сумку. Затем что-то рассыпал кругом гнезда.
Потом направился к следующему гнезду.
«Пора, — подумал Генри, — пора действовать. Довольно и одного гнезда».
Бросив сигару, он спустился с вяза и кинулся по следам вора.
Догги заметил его и попробовал было проскользнуть в лес Вебли. Но раньше, чем он успел добежать до ограды, молодой человек схватил его за шиворот. Сильный толчок заставил его упасть на землю, и в своем падении он разбил все яйца в сумке.
В эту эпоху Генри Гардинг был хорошо развитым молодым человеком, унаследовавшим отцовскую силу и энергию. К этому нужно еще прибавить сознание своего права. Егерь, маленький и слабосильный, с сознанием дурного поступка на совести, понял бесполезность всякого сопротивления.
Согнув покорно спину, он получил такую порцию ударов тростью, какую только может дать страстный охотник браконьеру.
— А теперь, вор, — воскликнул Генри, утолив немного свой гнев или, вернее, устав наносить удары, — ты можешь вернуться к своему мошеннику-хозяину и устраивать с ним заговоры, сколько твоей душе угодно, но только не против моих фазанов!
Догги молчал, боясь палки. Он перелез через ограду, перешел поле, шатаясь, как пьяный, и исчез в лесу Вебли.
Вернувшись к разоренному гнезду, Генри тщательно осмотрел кругом землю и нашел много пшена, смоченного какой-то сахаристой жидкостью. Это и было пшено, рассыпанное Догги. Генри набрал этой крупы и отнес домой. Анализ показал, что пшено было отравлено.
Хотя процесса не было возбуждено по этому поводу, но история эта стала известна во всех подробностях. Догги Док был слишком хитер, чтобы жаловаться на побои, а Гардинги удовольствовались тем, что проучили его.
Что касается бывшего биржевого маклера, то он понял, что должен отказаться от услуг своего егеря, который с этого времени приобрел репутацию самого отчаянного браконьера в округе.
По-видимому, он глубоко раскаялся, что принял с таким унижением побои Генри, ибо в последующих схватках со сторожами он всегда теперь являлся отчаянным и опасным противником, настолько опасным, что смертельно ранил одного из егерей генерала Гардинга.
Он спасся от виселицы только тем, что бежал из Англии. Потом его видели в Булони, в Марселе, в обществе английских жокеев, препровождавших краденых лошадей в Италию. В конце концов следы его окончательно затерялись.
III. ПРАЗДНИК СТРЕЛКОВ
Прошло три года. Оба брата кончили колледж и жили в отцовском замке. Юноши наши стали молодыми людьми.
Нигель отличался благоразумием, хорошим поведением, бережливостью и прилежанием.
Характер Генри был совершенно иной. Если его и нельзя было назвать отъявленным шалопаем, но во всяком случае привычки его были не из похвальных. Книги он ненавидел, удовольствия обожал и презирал бережливость, считая ее самым ужасным людским убожеством.
Нигель по натуре хитрый, угрюмый эгоист, между тем как Генри, одаренный от природы великодушными наклонностями, предавался увлечениям своего возраста с пылом, который время должно было, конечно, смягчить.
Генерал, довольный поведением старшего сына, был страшно недоволен наклонностями младшего, тем более что, как Иаков, он больше любил младшего.
Борясь всеми силами против пристрастия, в котором генерал упрекал себя, он не мог не сознаться, что он был бы гораздо счастливее, если бы Генри вздумал подражать своему брату, даже если бы роли их совершенно переменились! Но, по-видимому, этому желанию не суждено было осуществиться. Во время пребывания обоих братьев в колледже награды, получаемые Нигелем, не могли вознаградить генерала за огорчения, причиняемые шалостями младшего сына.
Надо сказать еще, что Нигель ревностно превозносил свои заслуги и неутомимо доносил о всяком безрассудстве своего брата. Генри редко писал отцу; впрочем, письма его только подтверждали сообщения старшего брата, ибо в них заключались исключительно просьбы о деньгах.
Бывший солдат, великодушный до расточительности, не отказывал ни в чем; его заботила не высланная сумма денег, а то, как она будет истрачена.
Окончив учение, молодые люди наслаждались периодом праздности, во время которого школьная личинка превращается в бабочку и пробует
