Перестраховка - Светлана Новокрещенова

— Оснований нет. Есть сомнения. И я хочу либо развеять их, либо… либо… — замялся Олег Петрович. Видимо, еще не решил, как поступить в случае этого самого «либо».

— Все равно у меня к вам будет несколько вопросов, — мягко настаивала я, поглядывая на начальника. Тот пустил меня в свободный полет и не вмешивался.

— Это у меня к вам будут вопросы. А у вас ко мне — ответы.

В общем, это был тот тип клиентов, с которыми не ладил Примак: иди туда не знаю куда, принеси то не знаю что. Благой, как выражался начальник.

— Лиза, иди к себе, я сообщу о принятом решении, — сухой тон Примака не давал мне надежд на скорое обогащение.

— Что скажешь? — протянула я папку Ивану.

Он, оторвавшись от своей заголенной девицы на экране, мельком глянул на фотографии, лежащие в папке.

— Знаешь, на кого похожа? На Снежную Королеву, которая немного оттаяла. И даже загорела.

— Лакомый кусочек, да?

— Не в моем вкусе.

— Елки-палки, — обиделась я за жену будущего клиента и отобрала досье.

Так, посмотрим, что там у нас… Четыре фотографии — в рост, профиль, фас три четверти. Снимки не студийные, но сделаны мастерски и хорошей камерой. Везде она смотрит как бы мимо объектива, хотя точно знает, что ее фотографируют. Иногда улыбается, но не фотографу, а сама себе. Не позирует, а просто смотрит. Красота у нее — как у актрисы Вивьен Ли. Геометрически правильная. Идеальный овал лица, атласная кожа, правильные черты. Макияж точно просчитан. Именно просчитан, а не «взвешен», как у некоторых женщин. Красивая красавица. Наверно, она из тех дамочек, которые, как говаривал мой бывший спутник, «потеют и то розовой водой». Мальта. Фигуру аппетитной не назовешь. Никаких там супергиперболоидных изгибов. Бедра узкие, ноги длинные, стройные. Вот, пожалуй, и все достоинства. Но и это немало. У некоторых и того нету. Что там дальше? Двадцать девять лет. Оно, ровесница. Психолог, работает в лицее. Значит, трудится полдня. В браке почти пять лет. Детей нет. Родственников в этом городе нет. Адреса, телефоны (рабочий и домашний). Все. Итак: красивая, богатая, свободная. Счастливая? Любимая?

— Понятно, — размышляла я вслух, — не особо горбатится, детей нет, нервы в порядке, энергия не растрачена. Дамочке наскучили эти Мальты-Валлетты, а там еще на их нравы насмотрелась. И захотелось ей не просто на белом песочке нежиться, а еще и чей-нибудь заветный вензель на нем чертить. Кандидатура мужа для высоких эмпиреев не подходит.

— «Ей нужен английский денди, а я руками поднимаю «МАЗ», — прохрипел блатную песенку Иван.

— Точно. Ну, «МАЗы», допустим, Олег Петрович ворочает не вручную, а с помощью подчиненных. Судя по визитке, он возглавляет компанию по поставкам стройматериалов. Перемещает по стране не какую-то европейскую декоративную шелуху — обои, панели, а вечное, русское — кирпич, дерево, цемент. Оборотистый мужик, зажиточный. Но, видать, жену чем-то не устраивает. Или она — его. Сочетаются они — как шампанское с холодцом. Она, разумеется, в роли шампанского.

— И не с такими живут, — заметил коллега.

— Короче, заскучала наша Королева и решила сходить налево.

— Или муж поддался новым веяниям. У богатых сейчас поветрие — следить за своими женами.

Я взяла фото, поднесла к глазам, потом отодвинула подальше. Иван, заметив мои упражнения, спросил:

— Пытаешься определить на глаз моральную устойчивость? Кстати, как ее зовут?

— Имя у нее какое-то собачье — Берта.

Зазвонил телефон. Трубка голосом Примака провозгласила:

— Троян, с завтрашнего дня приступаешь к заданию.

— Есть, — с готовностью подчинилась я.

Значит, преодолев кое-какие разногласия, мужики ударили по рукам. Значит, будут моему сыну новые кроссовки.

Зовут моего сына Сашкой. Но во дворе, школе и велотреке, где он без устали гоняет дотемна, его кличут Троянским Конем. Ничего общего с этой вероломной скотиной ребенок не имеет. Просто у нас фамилия — Троян. И кроме того, он быстрее всех носится на велосипеде. И если бы не падал, то первое место на городских соревнованиях ему было бы обеспечено. Бывший муж называл наследника Братцем Лисом, потому что Сашка рыжий, как лисий хвост, и очень умный, вернее, находчивый парень. Он мастер нетривиального хода. Может быть, из него получился бы отличный шахматист. Но Сашка юркий, неусидчивый. Не хватает ему мужской руки. А как зовут обладателя этой руки, в которой Сашка испытывает потребность и которая когда-то вкупе с сердцем официально принадлежала мне — неважно, не о нем речь.

Моя работа — это моя работа, и Сашка о ней знает немного. Но в этот раз мне пришла идея воспользоваться сыном именно как Троянским Конем. А именно: с его помощью проникнуть в лицей, мимо вахтерско-милицейского кордона.

Легенда такова: Сашка — лицеист, а я его мама (тут уж мне притворяться не надо). Надев на лица выражение уверенности, мы проскочили мимо вахты. Кабинет психолога на первом этаже, в самом конце коридора. Мы битых полчаса толклись около него, пока проходящая дежурная учительница не пояснила, что на этой неделе Берта Станиславовна работает во вторую смену. То есть с двенадцати до пяти. Сейчас девять. Ждать три часа — непродуктивно, и мы отправились к ее дому. У меня есть достаточно времени, чтобы обозреть окрестности, приискать пост наблюдения, послушать сплетни.

Раз моей подопечной нет на работе, значит, она или дома, или где-нибудь еще. А если дома, то одна или с кем-нибудь. Забираться на крышу противоположного здания с подзорной трубой и наблюдать оттуда — хлопотно (да и трубы при себе нет). Поэтому я решила просто позвонить. Говорить будет Сашка. Он как будто ошибется, а я буду слушать, прижавшись ухом к трубке, и угадывать — одна Берта или нет. С ребенком это так же просто, как узнать английский фильм по автомобилю с правосторонним рулем, индийский по музыке, русский — по умным лицам милиционеров.

— Алло! А Толика можно? — наивно поинтересовался Сашка.

— У нас нет Толика, — спокойно ответила Берта.

— А кто у вас есть?

— Никого.

— Совсем-совсем никого?

— Никого, кроме меня.

Вот так это делается!

— Вам, наверное, скучно одной? — продолжал разведку Сашка.

Там ненадолго задумались.

— Уже нет — я разговариваю с тобой.

— А вам редко звонят?

Берта опять задумалась.

— Да, редко.

— А вы звоните сами кому-нибудь? Я считаю, женщин хлебом не корми дай поболтать по телефону. Вот моя мама…

Я сделала предупредительный толчок в сыновний бок.

— Мне почти некому звонить.

— «Почти» не считается. Звоните мне. Или я вам позвоню, — вдруг заявил Сашка.

— Ты?!

— Да. А что? Думаете, если я маленький, то со мной поговорить не о чем?

— Ну что ты, я не имела этого в виду. Конечно, звони, я буду рада.

— Ладно. Только не сегодня. Сегодня мы уже поговорили. Я завтра позвоню, а то меня Толик ждет. О’кей? У вас очень красивый голос. До завтра, бай-бай.

— Бай, — растерянно отозвалась Берта и повесила трубку.

Сашка тоже основательно пристроил трубку на рычаг и серьезно сказал:

— По-моему, она ничего, нормальная. Зря ее муж обижает.

Хочешь узнать правду — спроси ребенка. Мой ребенок считает, что Олег Петрович возводит на жену напраслину. Что ж, один обидел, второй пожалел — вот тебе и классический треугольник. Имеется ли этот третий угол, мне и предстоит выяснить. И не только узнать, но еще и доказать, что он существует не только в моем возбужденном тридцатипроцентным авансом воображении.

Итак, веду наблюдение. Объект в половине двенадцатого двинулся к месту работы. Я — следом. Времени по дороге напрасно не теряю. По походке, одежде пытаюсь определить характер и образ жизни моей подопечной. Первым бросилось в глаза — это свой стиль. Из моды она не выбивалась, но и представить ее на рыночной толкучке нельзя. Просто, строго, дорого. Длинная юбка, пиджак цвета хаки, узкий ремень, тонкий каблук, под воротником блузки — мужской галстук. Волосы — без прически. Густая каштановая грива — лучшее творение. Иногда она откидывает волосы от лица, как будто их роскошь ей докучна. Вместо дамской сумочки — деловая папка из крокодилова брюха. По сторонам не оглядывается, на свист, комплименты и автомобильные гудки не реагирует. Что из этого следует? Дама себе цену знает. К такой запросто не подойдешь и не спросишь: «Закурить не найдется?» Вряд ли она имеет кучу подруг. Трудно назвать ее поклонницей слезных сериалов. С сачком для бабочек она тоже плохо сочетается. Она не играет в «Лотто Миллион» и не печет ватрушек с яблочным повидлом, у нее нет татуировок. Муж вряд ли называет ее «малыш». Если ей не понравится фильм или книга, она вряд ли об этом скажет. Впрочем, если понравится — тоже едва ли поделится. Про таких говорят: «Вещь в себе». Но все это не очень вяжется с грустным голосом по телефону. Может, она с Сашкой от скуки разговаривала? А может, это профессиональная привычка? Стоп! О чем это я? Что за таракашки в голове? Я наблюдаю за объектом. Причем здесь бабочки, ватрушки и привычки?