Салон Сатэны - Кэролин Бэнкс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подошел ближе. Их взгляды сцепились. И Джойс поняла, что не в силах отвести взгляд. Как будто пока он смотрел на нее, она была полностью в его власти.
Наконец он моргнул, и Джойс все-таки отвела глаза. И только тогда до нее дошло, что все это время она не дышала. Она сделала вдох и закрыла глаза — из страха, что он снова вонзит в нее взгляд и уже не отпустит. Она почувствовала, как он наклонился над ней. Почувствовала его пальцы буквально в нескольких дюймах от ее груди. Она распахнула глаза — они распахнулись сами. Но его не было рядом. Он был здесь, в комнате. Да. Но не рядом. Не близко. Он тихонечко рассмеялся — как будто он знал, о чем она сейчас думает.
Вечером, перед ужином, Джойс отказалась от виски с содовой. За ужином, передавая хлеб, она не взяла себе ни кусочка. Муж ничего не заметил, но Либби — которая в тот вечер ужинала вместе с ними — заметила.
— Салон Сатэны? — шепнула она.
И Джойс сказала, что да.
Джойс — теперь уже полностью обнаженная — сидела в какой-то тесной коробке, затянутой зеленым шелком. Сидеть можно было только по-турецки, раздвинув ноги. Поэтому все, что обычно сокрыто от посторонних глаз, было выставлено на всеобщее обозрение. Но никто на нее не смотрел. Потому что она сама была зрителем. В центре комнаты четыре изящные балерины во всем зеленом исполняли прелестный и чувственный танец под тихую нежную музыку. Что-то зеленое было и в музыке тоже.
Когда представление закончилось, он пришел снова. Чернокожий мужчина. Он тоже был обнажен. Джойс вдруг поймала себя на том, что не в силах отвести взгляд от его чресел. Даже невозбужденный, его пенис был длинным и крепким. Джойс хотелось прикоснуться к нему рукой.
Он наклонился над ней — как будто склонился в поклоне, — протянул руку и помог ей подняться на ноги. Она встала перед ним без стыда и стеснения. Запрокинула голову, так чтобы смотреть ему прямо в глаза. И ее взгляд говорил ему: «Да. Я твоя. Я готова». И не было ни робости, ни жеманного притворства…
Он опять рассмеялся — все тем же знающим, искушенным смехом. Он взял ее за подбородок. Его белые зубы поблескивали в зеленоватом струящемся свете.
— Не сейчас, — сказал он. — Потом. Позже. Может быть, через неделю, когда ты… — Он уронил руку, и его голос стал тусклым и слабым. Теперь он звучал словно издалека. — Когда ты станешь стройнее.
Джойс опустила глаза. У нее по ногам прошуршала змея. Беззвучно огладила и уползла прочь — под зеленую дверь, обитую шелком. Джойс, не отпрянула, не испугалась. Змея была очень красивая. Словно лента нежного зеленого шелка, которую тянет по полу невидимая рука.
В тот же вечер — и еще в следующий вечер — Джойс и Эммету пришлось развлекать Эмметовых клиентов и ужинать с ними по ресторанам. Раньше Джойс обожала подобные «вылазки» и заранее предвкушала, как замечательно проведет время. Как будто сладости на десерт и все эти жирные соусы, съеденные в компании клиентов мужа, не содержали в себе ни единой калории. Однако и в тот, и в следующий вечер Джойс совершенно спокойно смотрела на роскошные пирожные из воздушного теста и взбитых сливок. Она оценила все их великолепие. Но не более того.
— Спасибо, но я воздержусь, — вот что она говорила. И в тот вечер, и в следующий.
Она похудела. Сбросила четырнадцать фунтов. Потом — уже ночью, в постели — она повернулась к мужу и игриво провела рукой по его волосам.
— Я устал, Джойс. Спать хочу, — пробурчал Эммет. — Мы же не дети, в конце концов.
— Мне надо сбросить еще шестнадцать фунтов, — сказала Джойс девушке с синими ногтями. — Ради этого я готова на все.
— На все?
— На все.
Девушка позвонила. В комнату вышли шестеро молодых людей, одетых в элегантные смокинги. Джойс почему-то подумала, что они похожи на сотрудников бюро ритуальных услуг, которые обычно носят гробы на похоронах. Один из них сделал знак Джойс: мол, пойдем с нами.
Джойс вопросительно обернулась к девушке с синими ногтями, но та даже и не взглянула в ее сторону.
Джойс понимала, что надо идти.
Но ей что-то мешало.
Откуда-то сзади раздалось неодобрительное прищелкивание языком. Джойс обернулась. Это был все тот же чернокожий мужчина.
— Ты сказала, что готова на все, — напомнил он.
Джойс улыбнулась, кивнула и — теперь уже безо всяких сомнений и колебаний — пошла следом за молодыми людьми по подсвеченным коридорам, цвета которых перетекали один в другой: синий в малиновый, малиновый в зеленый, зеленый в оранжевый, оранжевый в белый. В белой комнате шестеро молодых людей начали раздеваться, прислоняясь друг к другу, чтобы было удобнее снимать туфли, носки, а потом и брюки. Они громко переговаривались друг с другом, но белый шелк на стенах и на полу как будто впитывал в себя звуки.
Юноши занялись любовью. Они любили друг друга, сплетаясь телами и впиваясь друг в друга ртами. Джойс стояла, прислонившись спиной к стене занятые друг другом, юноши не обращали на нее внимания, — и наблюдала за ними, пока они не насытились друг другом сполна. Наконец кто-то из них обернулся к ней. Он встал, поднял с пола брюки, достал из кармана ключ и провел Джойс через лиловую комнату к двери, затянутой черным шелком.
— Ты сказала, что готова на все, — напомнил он.
— Да, — подтвердила Джойс.
Он повернул ключ в замке и толкнул дверь.
Дверь открывалась внутрь. Она провернулась на петлях и осталась стоять распахнутой. Джойс смело шагнула через порог и прошла в глубь комнаты. Дверь тихо закрылась у нее за спиной. Раздался тихий щелчок — это ключ провернулся в замке.
Джойс задышала чаще. Она вдруг покрылась испариной, хотя в комнате было прохладно. Она провела рукой по лбу, и пальцы остались влажными.
В комнате было темно и почти ничего не видно. Где-то в сумраке раздался одинокий пронзительный звон, будто ударили в гонг. А потом — шипение, и сразу за ним — вспышка алого пламени. И он возник перед ней. Он: чернокожий мужчина.
— Разденься, — велел он.
— Мне холодно, — прошептала Джойс.
Однако ее рука сама потянулась к пуговицам на блузке. И она принялась их расстегивать.
Он что-то бросил в жаровню — какой-то золотой порошок, — и пламя сразу же стало жарким. Он наблюдал, как Джойс снимает с себя одежду.
Она улыбнулась:
— Видишь, я стала стройнее. Как ты мне велел.
Он обошел вокруг нее. Он осматривал ее так, как обычно осматривают статую в музее.
— Да, — согласился он, взял ее руку и положил себе на пенис.
Она ощутила, как он напрягается — ее рука приподнялась на фут. Или больше.
Она радостно рассмеялась. Ее большой палец лег на нежную плоть в самом верху.