Книги, написанные самой жизнью. Правин - Дарья Теплова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дарья: А если нет попутного ветра?
Правин: Либо твоя искренность не абсолютная и ты не определился с тем, что нужно, либо тебя жизнь проверяет. При искреннем взывании и усилии всё вокруг меняется. Самое тёмное время – перед рассветом.
Дарья: Ты упомянул какой-то особый метод работы с учениками твоего Учителя. В чём он заключался?
Правин: Например, когда я работал с музыкальным произведением, я его учил сначала в своём сознании. Пытался представить, как я играю, развивал своё воображение. Это уже из области духовных практик: когда через визуализацию ты вкладываешь определённую энергию в произведение. Часто такой энергии не хватает на сцене: нас отвлекает много факторов. Поэтому очень важно привнести туда своё внутреннее видение, как именно ты хочешь его исполнить.
Дарья: Насколько я понимаю, речь идет о тогда ещё советской эпохе. Несколько необычный подход для того времени…
Правин: У меня всегда было стойкое ощущение, что мир, который нам нарисовали (а я жил в СССР), не совсем настоящий, что я как будто сплю и вижу сон. Плюс встречи с такими людьми, мастерами своего дела, не дали замутнить сознание. Я ощущал наличие другой, настоящей реальности. И когда я попал в Индию, то понял, что ощущаемая мной навязывают.
Ударные инструменты – целая эпоха в жизни Правина
Дарья: Давай вернёмся немного назад. После училища ты продолжил заниматься на ударных? Почему ты остался в Смоленске и не поехал в Москву поступать?
Правин: Совершенно верно, в училище я занимался ударными инструментами. Что касается Москвы, как-то не очень она меня привлекала. В провинции же ритм жизни другой совсем, нет такой суеты… Хотя в те годы после Смоленского музыкального училища многие выпускники поступали в Гнесинку, в Московскую Консерваторию им. П. И. Чайковского и другие престижные музыкальные ВУЗы. В училище был очень хороший педагогический состав.
Дарья: В конце концов ты всё-таки переехал в Москву. Как это случилось?
Правин: В основном благодаря друзьям, которых здесь немало. Интересовался йогой, ездил на семинары. А крупные мероприятия проходят часто именно в Москве. Но переезжать сюда насовсем мне не хотелось. В итоге я поступил в консерваторию в Саратов. В Саратове я играл в разных оркестрах, иногда даже в качестве солиста. Так я закончил консерваторию экстерном за четыре года. По окончании её мне предложили поступить в аспирантуру уже в Москву, и я всё-таки отправился в путь, но до аспирантуры так и не доехал – не хотел больше заниматься академической музыкой.
Дарья: Почему ты ушёл из академической музыки в этнику?
Правин: В тот период меня больше интересовала уже не сама музыка, а та работа, которую она производит в человеке. Интересно было углубить свои знания в этом направлении. У меня было ощущение, что академическая музыка имеет очень разношёрстную структуру и создает противоречивые состояния: композиторы привносят в нее помимо тонких планов ещё и собственные страдания. Всё это через музыку передаётся. Так и идёт череда то просветлений, то страданий. В конечном итоге, чтобы большие оркестровые массы могли взаимодействовать, академическая музыка пришла к жёсткому темперированному строю. Это и понятно, иначе большие массы людей в оркестре вместе взаимодействовать не смогут. При этом колорит разных эпох начал пропадать. Вообще же классическая музыка идёт из глубины веков, а называют таковой почему-то в основном музыку Западной Европы. Ну, России тоже в некотором количестве. Хотя западноевропейская музыка – это дитя, которому от роду несколько сотен лет. А до этого музыкант играл не меньшую роль, чем композитор: он имел большие каденции, где он выражал своё понимание произведения, своё впечатление.
Конец ознакомительного фрагмента.