Год рождения - СОРОК ПЕРВЫЙ (с иллюстрациями) - Анатолий Кузьмичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В эту субботу командир дивизии генерал-майор Иван Никитич Руссиянов пришел домой поздно — вместе со своим заместителем по политчасти старшим батальонным комиссаром Филяшкиным, начальником штаба полковником Груздевым, командирами штаба и политотдела обошел почти весь городок, проверяя, все ли готово к завтрашнему празднику. Намечалось открытие построенного руками бойцов стадиона, проведение спортивных соревнований между частями" и подразделениями дивизии, планировался концерт художественной самодеятельности. Пригласительные билеты уже отпечатаны и разосланы. На военно-спортивный праздник обещало приехать командование округа, гости из других соединений, представители местных партийных и советских органов, комсомольцы одного из минских предприятий — друзья и давние шефы Сотой.
Увиденным генерал остался доволен — все было готово, хоть начинай праздник прямо сейчас. Сослуживцы проводили его до самого дома, у крыльца все обменялись рукопожатиями, пожелали друг другу спокойной ночи.
— До завтра!
Сын и две дочери уже спали. Жена, давно и хорошо изучившая привычки «своего Ивана» (жили в одной деревне, учились в одной сельской школе, да и замужем за ним вон уже сколько лет!), поставила перед ним стакан не очень крепкого чаю: все-таки на ночь…
— Ты ложись, Катя, спи, — сказал ей генерал. — Мне еще надо кое-что подготовить к утру.
Он никогда не ложился спать, не вычистив своего нагана (предпочитал револьвер пистолету ТТ), и сегодня, выпив чаю, первым делом занялся этим. Потом осмотрел выходной китель с двумя золотистыми звездочками в красных генеральских петлицах на воротнике, подшил свежий хрустящий подворотничок, почистил парадные хромовые сапоги… Кажется, все. Теперь можно выйти на веранду, подышать перед сном удивительным ароматом окружавшего военный городок старого леса.
Было тихо и хорошо. В двух окошках штабного здания неподалеку — у оперативного дежурного — горел свет, где-то послышался вдруг оклик часового: «Стой! Кто идет?» Ему ответили: «Смена…» Потом по московской ветке прошел поезд — в сумеречном безмолвии, медленно затихая, долго постукивали на стыках его колеса. В воздухе остро пахло хвоей и свежескошенной травой — часть сена для штатного конского состава дивизии заготавливали прямо здесь, на территории городка. За стволами сосен на западе небо у самой земли было еще светлым, и только справа — над стеной далекого леса — недвижно стояло угрожающе-багровое облако.
«Лишь бы не было завтра дождя… Дождь испортит весь праздник».
Ни о чем другом, что тоже может испортить праздник, командиру дивизии сейчас не хотелось думать.
Генерал-майор Иван Никитич Руссиянов вернулся в Сотую с высших курсов при Академии Генерального штаба чуть больше месяца назад, и дни эти пролетели в делах и хлопотах так стремительно и незаметно, словно прошла всего только какая-нибудь неделя. Но сделано было много. Проведены командно-штабные учения с упором на вопросы организации управления частями в бою, разведки и наблюдения. Начато оборудование полевых лагерей. По приказу сверху был создан полевой командный пункт дивизии и полевые базы дивизионных и полковых тылов. Подразделения часто выходили на стрельбище, готовился очередной выпуск школы снайперов (к ним командир дивизии был попросту неравнодушен), красноармейцы и командиры учились стрелять по воздушным целям из винтовок и ручных пулеметов. Боевые тревоги — и ночью и днем, в будни и в воскресенья — стали нормальной составной частью жизни и учебы всех подразделений, форсированные марш-броски совершались на десятки километров. Отдел политпропаганды дивизии и политработники частей стали работать интенсивней и целенаправленней, центром всех политических мероприятий стали роты и батареи. Недавно командно-штабные учения провел командующий войсками округа генерал армии Павлов, и с этих учений до сих пор еще не вернулся батальон связи дивизии… Как он там? Не подвел орденоносную Сотую?
Дивизию генерал Руссиянов принял в августе сорокового, когда она возвратилась в Уручье, на зимние квартиры, из освободительного похода в Бессарабию. Но уже в ноябре временно с ней расстался — его направили учиться в Москву. Правда, с дивизией, с ее командирами и политработниками он познакомиться успел, повидал полки и батальоны на учениях и на стрельбищах. Люди пришлись ему по душе, и вот теперь, вернувшись из Москвы, он был полон новых замыслов и новых планов — хотелось скорее применить на деле все, чему научился за шесть месяцев академических курсов.
Обстановка в мире была тревожной и суровой: уже около двух лет шла вторая мировая война, и похоже, что пламя ее испепеляющего пожара неотвратимо подступает к западным пограничным рубежам Советского Союза. Правда, от Минска до границы теперь далеко, но и сюда доходили и доходят слухи о провокациях немцев, о том, что они накапливают вдоль границы свои войска, вторгаются в наше воздушное пространство, почти в открытую готовятся двинуться на восток; и здесь были наслышаны о перебежчиках с той стороны, которые якобы показывали на допросах, что удара гитлеровских войск надо ждать со дня на день. Разведывательная информация штаба округа, поступавшая в дивизию, подтверждала все это… Да, было очень тревожно. И в то же время в душе у каждого жила надежда: нет, не перекинется огонь войны через наш кордон — ведь никаких серьезных мер по подготовке к отражению возможной агрессии фактически пока (по крайней мере в масштабах дивизии) не принято и нет на этот счет никаких команд. Видимо, в Москве — в Центральном Комитете партии, в правительстве, в Наркомате обороны, в Генеральном штабе уверены, что Гитлер, не посмеет нарушить пакт о ненападении. Если его ничем не спровоцировать, не дать формального повода к войне. И поэтому приказ сверху один: ни на какие провокации не поддаваться.
А факты были упрямы, и очень часто хрупкий голос надежды заглушала горькая дума о том, что войны все-таки не избежать. Скрытая в глубине души и от этого более тяжкая, она, эта дума, преследовала командира дивизии и многих его однополчан на каждом шагу — и в часы занятий, и в часы отдыха, и особенно вот в такие минуты, когда остаешься с нею один на один…
Лег он около часу ночи и, как казалось ему потом, только усилием воли заставил себя заснуть.
Тревога!
1
Длинный телефонный звонок был в предрассветной тиши пронзительно резок — казалось, он проник в самую глубь сердца, будто острая стальная игла. Командир дивизии, чувствуя, как тяжко и часто заколотилось в груди, привычно, не глядя, протянул к аппарату руку, сорвал трубку:
— Руссиянов…
Звонил заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Иван Васильевич Болдин:
— Узнаешь меня, Иван Никитич?
— Узнаю…
— Беда… Немцы нарушили границу. Поднимай свое хозяйство. Вводим в действие вариант номер один.
— Есть!
— Все.
Несколько секунд было в распоряжении командира дивизии между последним словом Болдина и тем, что он, генерал Руссиянов, должен был приказать теперь дежурному по штадиву {4}, но мысли так уплотнили эти почти неуловимые мгновения, что показалось ему, прошла не одна долгая-долгая минута. Опечатанный сургучом плотный пакет, лежавший в личном сейфе командира Сотой и коротко именуемый «вариантом номер один», содержал строго секретные до поры инструкции на случай нападения агрессора. Надо было этот пакет вскрыть и действовать в полном соответствии с имеющимися в нем указаниями. Неужели война? Может быть, только крупная провокация? Очередная провокация, каких было уже немало. Но ведь еще никогда не вводили в действие «вариант номер один»! И сейчас это наверняка сделано с санкции Москвы. А если так, то какие же могут быть сомнения? Беда, беда…
— Оперативный дежурный майор Заболотный слушает, — четко доложили на другом конце провода.
Генерал очнулся от горьких раздумий:
— Дивизию поднять по тревоге! Командирам частей и спецподразделений немедленно прибыть в штаб. Выполняйте.
Жена смотрела на него молча, и в ее печальных глазах, чуть блестевших в сумеречной полутьме спальни, был всегдашний невысказанный вопрос: что это, Ваня? За столько лет армейской жизни мужа она так и не привыкла к этим внезапным телефонным звонкам, которые теперь часто пронзали мирную тишину квартиры и ночью, и днем, и в будни, и в праздники…
— Обыкновенная учебная тревога, — сухо сказал он. — Через пару часов дадут отбой. Пожалуйста, не волнуйся.
Сердце подсказывало: загляни к детям. Но он знал, как это может быть понято и расценено женой, и поэтому даже не задержался у двери в их комнату.
Военный городок уже ожил. В стороне казарм 85-го стрелкового полка и артиллеристов слышались далекие неразборчивые команды, ржание лошадей. В серо-сиреневых предрассветных сумерках мелькали среди деревьев торопливые фигурки спешащих по тревоге командиров. На стоянке автомашин раздался короткий автомобильный гудок.
