Плохая Мари - Марси Дермански

– Привет, Мари, – сказал Бенуа Донель.

– Бенуа. – Мари потерла глаза. В первый раз она произнесла его имя вслух. – Привет.

– Мамочка и папочка пришли! – закричала Кейтлин. Она заколотила ногами по воде, подняв фонтан брызг.

Эллен все еще стояла как громом пораженная, но Кейтлин, похоже, вернула ей способность двигаться и говорить. Она выхватила девочку из ванны и прижала ее к груди. Прямо к своему роскошному синему платью. Платье тут же намокло.

– Господи боже мой, Мари! Я плачу тебе за то, чтобы ты присматривала за моей дочерью, а не за то, чтобы ты плавала с ней в ванне! И тем более не за то, чтобы ты в этой ванне засыпала! Господи. Поверить не могу.

Только сейчас Эллен заметила стакан с виски, стоящий рядом с мыльницей. Положение показалось Мари интересным. Она понятия не имела, как поступит Эллен. Эллен всегда считала, что она полностью контролирует свою жизнь.

Мари немного раздвинула ноги. Совсем чуть-чуть, но достаточно.

– Ты пила? Ты пьяна? Ты заснула в этой гребаной ванне. Ты могла утопить мою дочь! Ты что, совсем мозги потеряла в своей тюрьме?

– Вниз, – потребовала Кейтлин. – Опусти меня вниз.

Мари и Бенуа Донель смотрели друг на друга.

Сейчас он уже откровенно пялился на нее. Он даже откинул волосы со лба, чтобы лучше видеть. Мари не понимала, как его угораздило жениться на Эллен Кендалл. Как автор «Вирджини на море» мог сделать это? Он ведь писал про нее, шестнадцатилетнюю Мари. Он прочел ее самые потаенные, самые сокровенные мысли и изложил их на бумаге. Слово в слово.

– Вылезай из ванны, Мари.

Мари удивилась. Эллен еще здесь? И кажется – хотя Мари не была в этом уверена, – Эллен кричала. Ее голос был гораздо громче, чем обычно. Чем нужно.

– Вылезай из этой сраной ванны! Вылезай! Вылезай!

– Мамочка сказала «сраной», – прокомментировала Кейтлин.

Мари знала, что нужно вылезти из ванны. Она понимала: еще немного – и Эллен взорвется. Но была поглощена моментом. Она словно видела картинку глазами Бенуа Донеля. Как будто это была сцена из фильма. Мари была высокая и худая. У нее были длинные темные волосы и неожиданно большая грудь. Грудь всегда казалась непропорционально большой по сравнению с ее стройным телом. Мари решила, что помедлит еще немного. Она встанет, но не сейчас. Ей хотелось продлить эту сцену настолько, насколько возможно.

На следующий вечер Эллен, вернувшись с работы, пригласила Мари поужинать.

От облегчения у Мари даже закружилась голова.

Если Эллен хочет поговорить с ней, если они собираются вместе поужинать и выпить, то, возможно, все еще можно уладить. Сделать вид, что вчера ночью ничего не случилось. Хорошенько все обдумав, Мари решила, что она пока не готова. Пока еще не хочет принимать важные решения и брать на себя ответственность за собственную жизнь. Она могла подождать Бенуа Донеля. Мари видела, как он смотрел на нее. Он тоже подождет. Они будут не спеша флиртовать. Торопиться некуда. Эллен не простит ее до конца, но попытается все забыть.

Когда Мари появилась на пороге дома Эллен три недели назад, та приняла ее так, будто ничего не случилось. Как будто Мари не провела шесть лет в тюрьме общего режима за пособничество в убийстве и ограблении. За эти шесть лет Эллен, кстати, ни разу не навестила ее и не прислала ни одного письма. Как будто не было этой ужасной ссоры много лет назад, задолго до тюрьмы, еще в старших классах школы, когда Мари переспала с бойфрендом Эллен, Хэрри Элфордом.

Мари любила вьетнамскую кухню. Она придержала перед Эллен дверь ресторана, изо всех сил стараясь сделать вид, что ситуация совершенно повседневная. Две подруги – давние подруги – идут поужинать. В детстве они жили по соседству и выросли вместе; мать Мари была домработницей у Кендаллов.

– Мне здесь нравится, – сказала Мари Эллен.

Эллен криво улыбнулась.

И тут Мари все поняла. Она узнала эту улыбку.

Дружеское приглашение на ужин было ловушкой. Эллен подождала, пока они сделают заказ. Потом пока официант принесет им напитки и чудесные роллы из креветок и рисовой лапши – для Мари. В тюрьме их никогда не кормили так вкусно. В день китайской кухни на ужин давали клеклые яичные рулеты, сочившиеся маслом.

– Как прошел день? – Эллен поставила локти на стол и положила подбородок на сцепленные пальцы. – Вы с Кейтлин ходили в парк?

Мари усмехнулась:

– Ты же знаешь, что мы ходили в парк. Давай, Эллен, скажи это. Просто скажи мне то, что ты собиралась сказать.

– Хорошо. – Эллен глубоко вздохнула. – Я совершила ошибку. Ты нисколько не изменилась. Если уж на то пошло, ты стала еще хуже. Не знаю, о чем только я думала. Принять тебя в свой дом. Снова довериться тебе. Доверить тебе своего ребенка. Я не виню тебя, Мари. Это моя и только моя ошибка. Я сама это допустила. Даже когда мы были маленькие, я всегда чувствовала: что-то не так. Я пыталась убедить себя, что все прекрасно, что мы с тобой играем и веселимся, но ты… ты всегда ждала обеда. Ты все съедала и возвращалась домой.

– У вас всегда были вкусные обеды, – сказала Мари.

– Именно, – согласилась Эллен. – Ты приходила к нам из-за обедов. Мама говорила, что я должна быть к тебе добрее. Что твой отец умер, а твоей матери приходится убирать чужие дома. Что у тебя нелегкая жизнь.

Мари взяла стакан с пивом. Ничего этого она не знала.

– Она так говорила?

А она-то думала, что они просто добрые. Оказывается, ее жалели. Мари часто оставалась ночевать у Эллен в выходные, и мать Эллен заботливо укрывала ее одеялом и целовала в лоб.

– Мой дом был лучше. Ты научилась плавать в нашем бассейне. Мама покупала тебе книжки на Рождество. И у нас ты впервые попробовала артишоки.

– И сыр бри. Не забудь, – продолжила Мари. – И лобстера.

Мари всегда стремилась быть частью семьи Кендалл, но они этого никогда не хотели. Это напоминало утонченное издевательство – принимать ее в доме как родную, делать вид, что она своя, но дарить на день рождения подарки хуже, чем Эллен. И Эллен всегда ездила в летний лагерь одна, а Мари оставалась дома.

У матери Мари была ученая степень, диплом по итальянской литературе эпохи Возрождения, но она никогда не работала по специальности. Ее отец погиб во время несчастного случая на море – он управлял лодкой, – когда она была еще совсем маленькой. Каким надо быть дерьмом, чтобы позволить себе умереть? Так всегда говорила мать Мари. Она вообще редко говорила что-нибудь хорошее.

Мари взяла креветочный ролл – и положила его обратно.

– Я тебе никогда не нравилась, – сказала Эллен. – Тебе нравился мой дом.

Мари ненавидела вспоминать о своем детстве. За все время, что она знала Эллен, это был их самый откровенный разговор, и Мари он не слишком-то нравился. Презирать Эллен – это одно, но знать, что Эллен тоже презирает тебя, – совсем другое. Мари покрутила в руках палочки, как будто пыталась трением добыть огонь. Ей хотелось, чтобы Эллен немного испугалась. Чтобы она подумала: а не воткнет ли Мари острую деревянную палочку ей прямо в глаз?

– Мы были подругами, – произнесла Мари.

Сейчас, когда Эллен собиралась уволить ее, Мари хотела бы в это верить. Когда они были детьми, у Эллен не было ни малейшей причины не доверять Мари. Она была абсолютно безобидна. И всегда готова угодить – до смешного готова. И еще она воровала у Эллен одежду, а иногда – мягкие игрушки. Может быть, Эллен об этом знала, однако ни разу не сказала Мари ни слова.

– Да ладно тебе, Мари. Это всегда было понятно – нас заставляли дружить. Звучит ужасно, конечно, но для тебя в этом нет ничего нового. У меня всю жизнь было больше возможностей. И я была рада дать тебе все, что могла. А ты меня использовала. А потом, в старших классах, ты переспала с Хэрри. Моим бойфрендом. И это было самое подлое, что ты могла со мной сделать.

– Знаешь, он ведь со мной тоже переспал, – усмехнулась Мари.

Эта деталь казалась ей очень важной. На вечеринке в честь выпускного Хэрри Элфорд взял ее за руку, отвел наверх и трахнул на полу в хозяйской гардеробной. Конечно же он не любил ее. Он любил Эллен. Но у Мари уже тогда была большая грудь.

– Я даже не знаю, зачем сейчас сижу здесь с тобой и говорю все это, – пожала плечами Эллен. – И тем более не знаю, зачем впустила тебя в свой дом. Наверное, у меня тогда в голове помутилось.

– Он был мерзавцем, ты это понимаешь? – Мари сама себе удивлялась. Неужели она защищается? Она никогда не говорила этого раньше. Подразумевалось, что именно Мари совершила подлый поступок. Потому что такова уж она – завистливая, жадная Мари. Девчонка из соседнего дома, которая и не может вести себя по-другому. – Я была пьяна. На следующий день он даже не стал со мной разговаривать. Он вел себя так, будто ничего не произошло. Ты когда-нибудь задумывалась, как я себя чувствовала после этого?

– Поверить не могу, что я тебя простила, – сказала Эллен.

– Ты меня так и не простила.

Эллен покачала головой.

– Мы сидим с тобой в ресторане, – заметила она. – Я плачу за твой обед. Я простила тебя. Не спорь со мной, Мари. Я знаю, что такое прощение. Ты сидела в тюрьме, а когда вышла, я дала тебе работу. Я дала тебе работу! Присматривать за моей дочерью. Понимаешь? За моей дочерью! Ты понимаешь, что это для меня значит? Понимаешь, как мне дорога Кейтлин? Я доверилась тебе.