Львиное Сердце - Антон Первушин

Перед глазами словно вспыхнул ослепительно белый свет, но всего лишь на секунду. Потом Харон снова смог видеть и сразу осознал, что движения людей в тамбуре странно замедлились — он присел, ужом вывернулся из куртки, оставив одежду в руках бугаев, потом, распрямляясь, ударил замешкавшегося парня головой под дых, так что тот выронил мобильник и упал. Харон ловко подхватил телефон, сунул его за пояс, подошел к дверям, одним движением отодрал резиновую изоляцию, поднатужившись раздвинул створки и вывалился из вагона на полном ходу. Покатился по насыпи.

— Во дает старик! — Транспортник ошеломленно выглянул в проем, потом провел рукой по покореженной двери.

— Чокнутый какой-то, — предположил его напарник. — Чокнутые, бывает, машины переворачивают, когда разойдутся. Я где-то такое читал…

Теперь боль была ярко-красной. Но Харон, чувствуя, как рот наполняется кровью, все же упрямо, словно вкатывая камень на скользкую гору, набирал цифра за цифрой номер на мобильнике.

Гудки.

Ну давай же! Давай! Возьми трубку!

Невыносимо длинная пауза, а затем — знакомый голос с хрипотцой:

— Кто здесь?

Харон сплюнул кровь и прошептал:

— Левым, Виктор. Левым табань…

— По-хорошему Гульфа надо было пристрелить, — сказал Виктор Свинцов, сворачивая с Урицкого на Воровского. — За предательство. Хорошо, руки не дошли. Что бы я теперь без него делал?

— Бильбо прицелился в Горлума, но в последний момент жалость удержала его руку, — ехидно прокомментировал Алекс. — «Какая жалость! — проворчал Бильбо. — Патроны кончились!»

— Его младший уже в двадцатый раз новую версию «Властелина колец» пересмотрел, — пояснил Борис. — Все двадцать восемь часов чистого времени. Вот у Алекса крыша и поехала.

— Там Саруман дюже одного знакомого напоминает, — отозвался Алекс, никак не отреагировав на подколку. — «Йа, Йа, мы с мой верный орк есть блюсти в зонье порядок и дисциплин».

— Не порядок, а орднунг.

— Не ссорьтесь, горячие московские парни, — сказал Виктор. — Ты бы, Алекс, лучше пробки посмотрел. Искин опять в ступоре.

— Яволь, командир! — Алекс потянулся к бортовому компьютеру.

Некоторое время он с энтузиазмом тыкал в сенсорный экран и, склонив голову набок, наблюдал за результатом. Потом пробормотал: «Ну и фиг с ним!» — и достал свой ПДА.

— Спутник докладывает, товарищ командир, — сообщил он через полминуты. — Около Борисполя пробка. Предлагаю объехать по Дзержинского. Перед Киевским сворачивай направо — на Рдянскую.

В штанах у Плюмбума загудел ПДА.

— Вот черт! Как некстати, — ругнулся Виктор, полез в карман, достал телефон, приложил к уху. — Кто здесь?

— Левым, Виктор. Левым табань… — донеслось из микроскопического динамика.

— Тьфу, пропасть! Так говоришь, налево сворачивать?

— Направо! — повторил Алекс. — И уже прямо сейчас.

Виктор поспешно выкрутил руль и чудом вписался в поворот.

— Вот дерьмо! — он большим пальцем свободной выбрал опцию «Принятые звонки» и искоса глянул на физиономию незнакомого молодого человека.

— Кто это? — тут же поинтересовался Алекс.

— Не знаю… Хулиганье мелкое, телефонное. Барабашка.

— Нет, что касается Роте, то мы действительно погорячились, — продолжил разговор Борис. — Обидели старика. Надо бы ему какой-нибудь подарок захватить, если мириться будем.

Плюмбум мысленно согласился. С Давидом Роте, возглавлявшим «Долг» — одну из самых влиятельных группировок в Зоне — они поступили некрасиво. И это еще мягко говоря. Сначала долго морочили голову. Потом стащили буквально из-под носа архив О-Сознания, за которым генерал охотился без малого пятнадцать лет. Потом столкнули бойцов «Долга» со стражами «Свободы». Так получилось…

— Кинжал ему с молниями привезем, — схохмил Алекс. — Или танк «ИС-10» из музея Великой Отечественной угоним!

— Это безнадежно. — Боря вздохнул с самым печальным видом. — Он с утра не в себе… Так что ты там рассказывал о своем друге, Виктор? О том, которого хотел пристрелить? И к которому, как я понимаю, мы сейчас едем.

— Ты о Гульфе? — Виктор притормозил перед Киевским проспектом и, полуобернувшись назад, пояснил: — Стефан Дуниковский. Его все Гульфиком зовут — за то что обтягивающие штаны носит. Говнюк он, конечно, порядочный. И в последний раз изрядно подставил в аэропорту — это когда вы на мой рейс команду правоохранителей натравили. Но я у него много лет арендую транспорт, покупаю оружие и свежие окна в Зону, посему без него…

Светофор переключился на зеленый. Виктор нажал педаль газа, и тут же Алекс истошно закричал:

— Ахтунг! В сторону давай!

Виктор обернулся и похолодел. Прямо на их машину по Киевскому пер огромный самосвал. Причем пер на красный, будто так и полагалось.

Виктор отчаянно крутанул руль, и на мгновение ему показалось, что машины разойдутся. Однако этому помешали дешевые понты А и Б. Утром, выбирая машину на пункте проката, они потребовали черный лимузин с баром и персональными компьютерами, который по своему дизайну больше всего напоминал массивный гроб. И сейчас самосвал по касательной задел кузов лимузина и закрутил машину, как мальчишка-футболист консервную банку. С громким хлопком надулись подушки безопасности, лишая обзора, и машина красиво полетела на обочину.

Они стояли на обочине дороги, ошарашенно глядя на свой черный гроб на колесиках, лежавший на боку в неглубокой дренажной канаве. Боря умудрился набить шишку, Алекс и Виктор не пострадали. Как удалось выбраться из машины, ни один из них толком не запомнил — видимо, в момент аварии отключился разум и включились рефлексы.

Виктор, впрочем, быстро оправился, достал из кармана упаковку жевательной резинки, много лет заменявшей ему сигареты, пихнул пластинку в рот, прикидывая, кто мог так брутально и топорно попытаться свести с ним счеты. Алекс — бледный, с отпечатком подушки на лице — попросил у него жвачку, освободи от обертки, но рассеянно выронил.

— Он же мог нас размазать… — бормотал он. — Еще немного, и он бы нас размазал…

С точки зрения Виктора, ситуация вовсе не выглядела столь трагично, и если бы мальчишки не форсили, все обошлось бы… Мальчишки? Плюмбум и сам удивился, что мысленно называет А и Б «мальчишками» — они ведь с учетом временной петли стали ему почти одногодки. Под сорок лет каждому, у Алекса вон старший скоро школу закончит. Сила привычки — ведь совсем недавно он видел их юными и задорными. Впрочем, юношеский задор у них сохранился, не отнять.

— Брось, Алекс, — сказал Плюмбум строго. — Разнюнился, как баба. Будто в первый раз. Живы — и отлично. Надо дальше двигать.

— Да ну тебя! — огрызнулся Алекс. — Дай дух перевести. Вот ведь черт! Еще бы чуть-чуть…

— Чуть-чуть не считается, — отрезал сталкер. — Да что с тобой в самом деле? Помнится, в Зоне посмелее был.

— Дурак ты, Виктор, извини. В Зоне еще мы у нас были. А теперь мы — сами по себе!

Хотя фраза прозвучала очень странно, Виктор понял, о чем говорил Алекс. Когда он впервые повстречал двух бесшабашных сталкеров в Зоне, то списывал их лихачество на обычную подростковую веру в бессмертие. Позже Свинцов узнал, что лихачеством там и не пахло, а был точный расчет. Алексу Грозе и Боре Молнии помогали из будущего взрослые Алексей Румянцев и Борис Витицкий. Благодаря точно дозированной информации они не только выжили в самых опасных местах Зоны и вовремя присоединились к экспедиции Плюмбума, но и, оказавшись в 2006 году, сделали блестящую карьеру в «GSC World». Их жизнь была расписана на десятилетия вперед, и они могли быть уверены, что ничего плохого с ними не произойдет. А теперь, когда временная петля замкнулась, а само время неумолимо двинулось дальше, мальчики лишились своих «старших товарищей» и, как следствие, уверенности в том, что им гарантировано счастливое завершение любых авантюр. И если полгода назад в Зоне они не раз поражали Плюмбума зрелостью и точностью суждений, то сейчас сталкер увидел обратную сторону — опекая самих себя, Алекс и Боря так и не позволили себе вырасти и повзрослеть. Проще говоря, если в апреле Плюмбуму и его экспедиции здорово помогли двое взрослых в телах подростков, то теперь ему придется идти в Зону с двумя неоперившимися подростками в телах взрослых людей.

А ведь это проблема, понял Плюмбум. Очень серьезная проблема!

Но озабоченность не выказал. Наоборот, широко улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, мальчики, добро пожаловать в реальный мир.

Никита Грач был родом из Питера, а потому с детства не любил дождь и туман. Не слишком большое удовольствие — дышать десять месяцев в году холодной водой и два месяца — теплой. Он и на Украину-то сбежал, чтобы пожить в тепле и забыть о слякоти. И вот на тебе — третий месяц торчит в Зоне и может пересчитать сухие дни по пальцам одной руки, а если быть совсем честным перед собой, то по одному пальцу одной руки. С утра до вечера льет дождь, ночью стоит стеной туман. Или ночью дождь, а днем туман. Вот и все разнообразие.