…и его демоны - Лимонов Эдуард Вениаминович

Дмитрий немедленно подчинился их порядку, стал заполнять длиннющую анкету, при заполнении которой больному возможно было умереть несколько раз.

— Брось это занятие, звони профессору.

Дмитрий продолжал заполнять анкету.

— Дай мне телефон профессора! (Дело в том, что все телефоны поступали отныне к Дмитрию, поскольку Председатель становился недееспособен же.)

— Но нужно заполнить анкету… — взмолился Дмитрий.

— Ты что, не видишь, что они роботы, зомби. Это не для нас, это для всех. Дай телефон.

Дмитрий сказал:

— Успокойтесь! — Но дал ему телефон.

— Профессор, я здесь в лобби, — он назвал себя. — Пришлите кого-нибудь нас забрать.

Через пару минут профессор со свитой длинноносых и очкастых юношей был в лобби. Они пожали друг другу руки.

— Следуйте за мной, — сказал профессор.

Его поместили в палату номер шесть. Сергей из Химок спустился вниз и принёс из раздевалки его бушлат. У Председателя была с собой наготове сумка с вещами, он собрался на операцию, как в тюрьму. В сумке было всё: и зубоочистительная щётка и паста, и пластиковые тапочки, и треники с белой лампасой, и чёрно-синий халат, и крупно-вязаная кофта, и прочее, и другое.

Приехал отставной офицер КГБ с креслом (он не мог быть не офицер КГБ в отставке, его выправка и невозмутимое широкое мускулистое доброе лицо кричало, что он экс-офицер КГБ). Председателя усадили в кресло, на руки положили плед, ещё он взял свой пиджак чёрного вельвета поверх пледа, и поехали. Сергей из Химок рядом, череп брит.

Сколько возили его так, от доктора к доктору, снимая показания его тела, Председатель не смог удержать в памяти. Затем его вернули в палату.

Пришёл профессор, сказал: «Слушайте меня внимательно: есть три исхода операции, согласие на которую вы сейчас подпишете или нет».

1. Операция пройдёт успешно, сутки вы побудете под наблюдением в реанимации, потом переведём вас в стационар и через несколько дней мы вас выпишем, поскольку у нас тут бизнесмены заправляют, стационар очень дорого стоит.

2. Либо операция пройдёт неудачно, и тогда всё может быть. Профессор многозначительно промолчал.

3. Операция пройдёт, но затем обнаружатся осложнения, нам не удастся дренировать всю вашу гематому, и тогда придётся операцию повторить.

Председатель сказал, что согласен, и подписал согласие. Ещё в палате медсестра Лена, толстая проворная блондинка, сделала ему, как она сказала, «успокоительный укольчик». Он впал в забытьё уже у дверей с надписью «Операционная». За дверью его, очевидно, подключили уже к серьёзному аппарату анестезиологи.

Занавес.

В следующей главе «Огненные демоны» события будут и дублироваться, и наезжать друг на друга, как льдины на Неве, в городе на Неве не однажды наблюдал их Председатель. Вы, кто будет это читать, не обращайте внимание на повторы и набегающие друг на друга сцены. Так надо.

Огненные демоны

Вернёмся к тому моменту, когда они ещё входят вовнутрь Европейского центра. Председатель и охранники вслед за профессором.

Он впредь будет называть учреждение «еврофашистским». Несмотря на то что и охранники его, и впоследствии обслуга центра: медсестры и доктора, вздыхая, впрочем, будут объяснять ему, что это по европейским стандартам всего-навсего большое медицинское учреждение, которым управляют бизнесмены, ну что делать. Теперь везде так: «Хочешь жить — плати».

«Один с сошкой, семеро с ложкой», — пробормотал он, разглядывая внутренности учреждения, в которых они шли.

— Что-что? — обернулся профессор.

— Помните нашу русскую пословицу, один с сошкой, семеро с ложкой? По-моему, большевистско-агитационного происхождения пословица. Так вот, здесь у вас вы — с сошкой, зарабатываете валюту и рубли на семерых нахлебников, этих роботов с беджиками в пилотках, как у Люфтваффе, и черномундирных эсэсовцев — чоповцев.

— Хм. Интересное сравнение… Прошу вас, — профессор пропустил его в лифт.

Его привезли в палату 6, там был сломанный жёлтого цвета стул на металлической раме, металлическая медицинская кровать, столик с двумя уровнями. Он сходил в туалет, охранники тихо ждали.

— Как двухзвёздочный в запущенном состоянии европейский отель, — изрёк он и подошёл к окну. За окном прямо анфас торчали чёрные, как плохие зубы, несколько одиннадцатиэтажных зданий. Чем-то знакомые ему. Он вгляделся.

«Господи, твоя власть, этого ещё не хватало!» Двадцать лет тому он жил здесь вместе с Лизой, длинноногой, тонкой, как шнурок, девушкой, погибшей 9 февраля 2012 года от последствий употребления drugs. Он недавно сходил к ней в этот день на старое Даниловское кладбище, где её похоронили в ногах родственников по матери. Плохой, наверное, знак, подумал он о соседстве с её зданием.

«На каком же этаже он жил в её квартире? Ну как — жил? Проводил вечера и ночи, да и то не все, у него была тогда арендована его квартира в Калошином переулке». Он пошарил глазами по балконам седьмого и восьмого этажей. Где-то там. Ни с одного балкона, впрочем, не свешивался труп юной красотки и не сверлил его окна глазами. Она умерла, не достигнув сорока, так что в любом случае юной, вряд ли она внешне изменилась. «Груди-дыньки, яркий рот, и развратна, как енот», — вспомнил он строки своего стихотворения о ней.

Нет, через перила балконов седьмого, шестого и восьмого этажей не свешивалась яркогубая девушка с фиолетовыми глазами. Суккуб не скалился в него и не улыбался.

Вряд ли она простодушный демон. Как-то позвонила ему, сказала, что ушла от мужа, и позвала приехать. Если она умерла от СПИДа, вот был бы номер. Не факт, что умерла от СПИДа, родители тщательно скрыли, от чего именно, но было известно, что от последствий drugs, а это либо гепатит С, либо СПИД.

Её супруг получил семь лет за свои drugs. Как-то супруг давным ещё давно подошёл к нему в модном журнале и представился: «Я — муж Лизы». Вот был бы номер, если бы она заразила его СПИДом? Какой он молодец, Председатель, что не поехал…

«Эй, эй, да у тебя гематома мозга, — одёрнул он себя, — ещё неизвестно, что милосерднее, гематома: ты шаркаешь ногой и левая рука у тебя если не отсохла, то в дерьмовом состоянии… а ты… А может, Суккуб ещё не был в то время болен?»

«Слушай, — обратился он к себе. — Она безответственна и по совсем простым категориям — плохая девочка. Вполне могла пригласить тебя, чтобы заразить. Для зловещего удовольствия».

Дмитрий отправился вниз в холл, договариваться с роботами об оплате. Они требовали за операцию и пребывание в палате шесть своего концлагеря дикие какие-то деньги, залог. Что-то вроде восьми тысяч евро. Пошёл договариваться. Большой брутального вида Серёга остался. Серёга был три раза судим, два раза по делам Партии, третий раз — брутально чикнул ножичком человека, с которым пил, складского рабочего. Серёга стал ходить от окна к выходной двери. У Серёги были другие стандарты. Здесь ему нравилось. Он как-то лежал в 71-й больнице в грязи и окурках.

— Сестра! Не в службу, а в дружбу. Не обрежете мне ногти вот на этой руке? — он протянул правую. Под ногтями скопилась грязь. На левой он сумел остричь ногти, держа ножнички в правой, а левая держать ножнички отказалась.

Лена, так звали толстую блондинку-медсестру, пошла в коридор за ножницами.

— Ну у вас и ножницы! Чего такие огромные и грубые?

— Ну у нас же тут не маникюрный салон… Маникюрные не держим.

Он также не держал маникюрный салон, однако имел по своему фактическому месту проживания маникюрные ножницы.

Кое-как, как топором, Лена остригла ногти на правой.

— А пилочки нет?

— Ну у нас же не маникюрный салон, — взмолилась она.

Кабриолет ему подали. Вошёл крупный спортивного вида добрый мужлан с лицом отставного полковника, Серёга и мужлан посадили его в чёрное инвалидное кресло, положили ему на колени плед, поверх пледа он водрузил свой чёрный пиджак из вечного итальянского вельвета. В глуби пиджака у него хранились паспорт и money.