Сверхсекретное совещаниею - Борисова Наталья

А внедрение замечательного персонажа — чёрта — под видом разных инопланетян и выдуманных нами существ. Тивики и чертимоны — это разработки именно нашего отдела. А ведь про них снимают фильмы, пишут книги, выпускают раскраски, а также тиражируют наклейки с их изображением. Одна такая игрушка в доме — пригласительный билет для нашего общества в мир ребёнка.

Коллеги, курирующие взрослое население, принимают взрощенное нами или нужным образом обработанное население. Наш девиз таков: «Все — от девчушки до старушки — телевизору подружки». Не к попам же им идти, в самом деле! Лучше шестисотую серию шедевра «Я ненавижу свою любимую подругу» посмотреть. Представьте, сколько времени проводят люди у телеэкрана. Волшебный ящик заменяет людям всё: родственные связи, дружбу, любовь…

В ток-шоу: «Мать продала сына на органы», «Шах Касым изменил своему гарему с гаремом падишаха Ахмеда», «Внучка вышла замуж за дедушку» — мы даём зрителю возможность наиболее эффективно провести время. Вместо исповеди — совершенно недопустимого мероприятия — выдуманные и проплаченные «исповеди» подставных героев ток-шоу, плюс эффект подглядывания в замочную скважину, плюс наркозависимость от телеящика. Шоу и сериалы — одно из важнейших направлений нашей деятельности. Это не столько отдых — телепрограммы призваны давать эффект усталости и ненужного возбуждения и прекрасно справляются со своей задачей — сколько гарантированные ссоры всех домочадцев, помноженные на обсуждение и осуждение, или покупка двух-трёх новых телевизоров — не на добрые же дела тратить нормальным людям честно (и не очень) заработанные деньги. Кстати, телеродня успешно заменяет всем осточертевших домочадцев: не критикует телезрителя, не просит помочь, даёт возможность не думать о смерти (особенно эффективно для пенсионеров) и почувствовать себя «хорошим» и «умным» в сравнении с предсказуемыми, гадкими или тупыми действиями персонажей.

По лицу докладчика электрическим разрядом пробежала судорога, но он быстро оправился и бодро продолжил:

— …образование и чтение, раздумья и размышления, воспитание детей и общение между супругами и, безусловно, родителями и детьми.

— Так, что в книжном бизнесе? — голос председательствующего не предвещал ничего хорошего…

А в это время отец Спиридон в сопровождении бабушки-уборщицы, которую все ласково баба Маня величали, подходил к ледяному айсбергу, в котором располагался вышеозначенный офис…

— Мы наладили целый поток нужной и полезной литературы, — хором отрапортовали два высоченных существа — лысый и курчавый. — «Дневник юной ведьмы», правда, пришлось переименовать и даже задержать тираж книги.

— Причина? — спокойно, но необычайно тихо и медленно проговорил шеф, и рапортовавшие, казалось, начали съёживаться, уменьшаться прямо на глазах.

— Нас рассекретили, — тихо просипел курчавый, — не буду называть фамилии, не все они уместны на этом собрании, но не только журналисты и писатели взялись за исконно наши темы…. К моему глубочайшему сожалению, за перо взялись, страшно даже произнести — попы!

Холёные ногти прочертили на гладкой поверхности шесть полос. Из глаз шефа вылетели две молнии, состоявшие из расплавленной ненависти…

А батюшка шёл к лифту и, отдуваясь, мужественно пытался не замечать ни груза лет, ни естественной тяжести его многочисленных килограммов. Добродушное лицо священника всегда сохраняло приветливое и мягкое выражение. Ничего грозного и величественного в нём отце настоятеле не было. Весь вид батюшки вызывал улыбку.

— Они пишут теперь не только для взрослых, — продолжал лысый, — они замахнулись и на детей.

— А куда смотрят правозащитники? — сталь звенела в голосе вопрошавшего, она молотком била по ушам подчинённых, а лысый и курчавый, казалось, снова съёжились.

— Мы кричим на всех углах, во всех многочисленных подконтрольных нам изданиях, что дети — наша надежда, наше будущее. Свобода попирается, молодёжь упорно сбивают с нужного нам пути. Пусть сначала вырастут, а потом будут решать, нужна ли им религия, или ну её к лешему! Но, увы, видимо, действовать надо более жёстко, я бы сказал, жестоко.

Элитный костюм треснул под напором мощных мышц, одновременно напрягшихся от едва сдерживаемой ярости. Казалось, ещё секунда — и из глаз шефа начнут сыпаться искры.

А отец Спиридон подъезжал к офису, расположенному на шестом этаже. Направлялся он как раз к шестьдесят шестому офису, в котором шло секретное совещание.

— Они теперь могут свободно проповедовать, все наши усилия идут прахом, а планы рушатся, — с горечью констатировал усохший от начальственного недовольства лысый, — и, что самое ужасное, не только на своей, но и на нашей территории: на телевидении, даже на концертах любимых всеми нами эстрадных исполнителей — везде! Они лезут в школы и институты, а стимулируемые нами проповедники альтернативных верований во многие места даже не допускаются, несмотря на готовность к ощутимой спонсорской помощи. С этим пора кончать. Они ещё узнают, что с нами шутки плохи. Тысячелетний опыт есть тысячелетний опыт.

В помещении явственно ощущался запах гари…

Отец настоятель остановился немного отдохнуть от утомительного похода по бесконечно длинному коридору — у него было больное сердце…

А дома матушка Елена вытащила из духовки первую партию постных пирожков, которые так любили и сам отец Спиридон, и, конечно же, их детки: Сергий, Вера, Надежда и усыновлённая Любушка…

— Другие потери? — процедил старший сквозь зубы, теперь почему-то напоминавшие не голливудскую улыбку, а звериные клыки. Казалось, с них скоро начнёт стекать слюна, обильно сдобренная кровью.

— Недавно чуть не позволили школам ввести курс, который нанесёт ощутимый урон всем нашим усилиям, тогда как другие — важные и полезные! — дисциплины вызывают у общественности бурный протест. И всё это происходит не только на местах…

Внешность того, кто вёл это собрание, начала незаметно меняться: она, не способная удержаться в заданных рамках и границах, словно текла и плыла. И страшно было представить, во что превратится в конце концов тот, чьи когти уже загибались внутрь, чья белоснежная кожа стремительно грубела и серела, чей костюм неминуемо расползался на фигуре, стремительно терявшей человеческие очертания. Однако сотрудников эти метаморфозы нисколько не смущали. Нечто подобное происходило и с ними самими.

— Пора положить конец всем проискам врага, — проревел неизменный начальник всех подобных ежегодных совещаний. — Мы так и до государственной религии докатимся! И будет она, увы, далека от наших идеалов! Нас невозможно победить жалким людишкам любого ранга и уровня. Мы будем жестоко карать своих заклятых врагов…