Испытай себя - Дик Фрэнсис

— Мы еще не закончили наш разговор, — недовольно пробурчал он.

— Самое время выпить вина, — предложил Ронни, пропустив мимо ушей не совсем любезный тон своего собеседника. — Что будете пить, Тремьен?

— Джин с тоником.

— Э... Я имел в виду вино — белое или красное?

— Тогда красное, — явно демонстрируя досаду и выдержав некоторую паузу, буркнул Тремьен.

— Тремьен Викерс, — голосом, лишенным всяких интонаций, сообщил мне Ронни, наконец завершив процедуру взаимного представления. — И тебе красного, Джон?

— То, что надо.

Ронни засуетился, отодвигая в сторону кипы книг и бумаг, освобождая место, выставляя бокалы, бутылку, штопор; затем он с сосредоточенным видом разлил вино.

— За твою книгу, — улыбнулся он, передавая мне бокал.

— За твой успех, — обратился он к Викерсу.

— Успех! Какой успех? Все эти писатели слишком велики для своих ботинок.

Ронни непроизвольно взглянул на мои ботинки, размеру которых позавидовал бы любой мужчина.

— Нет никакой необходимости убеждать меня в том, что я не предлагал достойную плату, — обратился Тремьен к Ронни. — Им бы следовало быть только благодарными за такую работу.

Он бросил на меня быстрый взгляд и без всякого перехода довольно бестактно спросил:

— Сколько вы имеете в год?

Подобно Ронни, я безразлично улыбнулся и не удостоил его ответом.

— Что вы знаете о скачках? — продолжал он.

— Вы имеете в виду бега скаковых лошадей?

— Именно скаковых лошадей.

— Ну, — задумался я, — не так уж много.

— Тремьен, — протестующе вмешался Ронни, — Джон не тот писатель, который тебе нужен.

— Писатель он и есть писатель. Любой из них может справиться с моим заданием. Вот ты говоришь, что я был не прав, когда искал автора с громким именем. Ну что ж, тогда найди мне кого-нибудь рангом пониже. Ты заявил, что твой присутствующий здесь друг — блестящий писатель. Так как насчет того, чтобы договориться с ним?

— Видишь ли, — осторожно начал Ронни, — блестящий — это просто, так сказать, фигура речи. Да, у него пытливый ум, он способный, впечатлительный.

Глядя на своего агента, я с удивлением улыбнулся.

— Значит, он все-таки не блестящий писатель? — В голосе Тремьена послышалась ирония. Обратившись ко мне, он добавил:

— Что же вы в таком случае написали?

— Шесть наставлений для путешествующих и один роман, — любезно ответил я.

— Наставления для путешествующих? Что за наставления?

— Как жить в джунглях. Либо в Арктике. Или в пустыне. Нечто в этом роде.

— Для тех, кто не мыслит своего отпуска без преодоления трудностей, — заметил Ронни со снисходительной иронией человека, привыкшего к комфорту. — Джонни работал в бюро путешествий, специализирующемся на обслуживании исключительно бесстрашных, готовых броситься сломя голову куда угодно.

— Понятно. — Тремьен равнодушно посмотрел на свой бокал с вином и через некоторое время испытующе спросил:

— Но все же кто-то должен взяться за мою работу?

— А что вы хотите, чтобы было написано? — спросил я не столько из любопытства, сколько из желания продолжить разговор.

Ронни сделал предостерегающий знак, мол, «не спрашивай», однако Тремьен со всей прямотой ответил:

— Мое жизнеописание.

Я заморгал. Брови Ронни поползли вверх, но тут же опустились.

— Вы думаете, что эти писаки, специализирующиеся на теме скачек, полезли из кожи вон за оказанную им честь? Нет, все они отвергли мое предложение, — голос Тремьена звучал угрожающе. — Все четверо.

Он назвал их имена, настолько известные, что даже мне, человеку весьма далекому от конного спорта, они были знакомы. Я взглянул на Ронни — тот с покорным видом слушал излияния своего клиента.

— Должны быть и другие, — мягко заметил я.

— Есть и другие, которых я не пущу и на порог своего дома.

Свирепость в голосе Тремьена, заметил я про себя, являлась, видимо, одной из причин его неудач. Я потерял к нему всякий интерес; Ронни же, заметив это, сказал несколько утешительных слов и предложил сандвичи на обед.

— А я полагал, что ты будешь угощать меня обедом в своем клубе, — проворчал Тремьен, на что Ронни заметил: «Работа» — и сделал жест рукой в сторону бумаг на его служебном столе.

— В последнее время мне в большинстве случаев приходится обедать на бегу.

Он подошел к двери и тем же манером, как и в прошлый раз, высунулся в коридор.

— Дэйси? — позвал он. — Позвони в магазин и вели прислать бутербродов, договорились? Обычный набор. — Приглашаются все. Пересчитай по головам. Нас здесь трое.

Не говоря больше ни слова, он втянул голову в комнату. Тремьен по-прежнему кипел от злости, я же попивал свое вино.

В офисе у Ронни было жарко. Это также добавляло мне настроения. Я снял куртку своего лыжного костюма, перебросил ее через спинку кресла, оставшись в кроваво-красном свитере, и вновь с удовольствием уселся. Ронни, как обычно, поморщился от чрезмерной яркости моего туалета. Что касается меня, то я всегда чувствовал себя теплее в красном и никогда не пренебрегал психологией цвета. Я даже был уверен, что те из моих коллег по бюро путешествий, которые одевались в хаки, явно чувствовали себя в душе полководцами.

Тремьен продолжал сидеть с отсутствующим видом, однако явно чувствовалось, что он не забыл о своем предложении.

— Я пригласил их к себе, — пожаловался он. — Честнее нельзя было поступить. И все они соглашались с тем, что работа окупится, но их не устраивали мои условия. Самонадеянные ублюдки!

Он угрюмо выпил и скорчил гримасу, видимо, букет вина ему не понравился.

— Одно мое имя — гарантия того, что книгу раскупят, говорил я им, а они имели наглость не согласиться. Ронни говорит, что рынок сбыта слишком мал. — Тремьен пристально посмотрел на моего агента. — Ронни говорит, что не сможет оформить заказ на книгу в издательстве без того, чтобы на ней не стояло имя писателя высшего класса, что весьма проблематично. Кроме того, он говорит, что ни один писатель такого класса не согласится заключить договор без гарантии комиссионных. Какой же выход из этой ситуации у меня?

Видимо, он ожидал услышать ответ, поэтому я отрицательно покачал головой.

— А выход у меня в авторской публикации, или, как они ее величают, «публикации ради собственного тщеславия» Тщеславия! Это же, черт возьми, оскорбление! Ронни говорит, что существуют компании, готовые напечатать и переплести любую предложенную им книгу, но в этом случае уже ты должен платить им. Кроме того, я должен еще заплатить тому, кто будет писать книгу. Затем я же должен буду сам распродать весь тираж, поскольку сам буду являться издателем. Ронни уверяет, что в этом случае распродажа не покроет расходов, не говоря уже о доходе. Он говорит, что именно поэтому ни один: профессиональный издатель и не возьмет книгу — слишком мало покупателей. Вот я и спрашиваю: почему? Почему, а?

Я вновь покачал головой. Казалось, он думает, что его имя на устах у всех, и я тоже слышал его. Я же был уверен, что никогда не слышал об этом человеке.

Частично он просветил меня.

— В конце концов, — сообщил он, — я подготовил уйму призеров — в Гранд нэшнл, в двух чемпионатах по скачкам с барьерами, в «Золотом кубке». Полвека я отдал скачкам. И каждый эпизод жизни — это тема для рассказа. Детство... отрочество... успех... Моя жизнь была интересной, черт возьми.

Он с трудом находил слова, а я подумал, что жизнь любого человека всегда интересна для него самого — сколько трагедий, сколько событий. Каждому есть что рассказать: все несчастье в том, что мало кому будет интересно об этом читать, и еще меньше тех, кто заплатит за подобное удовольствие.

Ронни, стараясь умиротворить своего гостя, вновь наполнил бокалы и сделал печальный обзор положения на книжном рынке, который переживал очередной период спада в связи с постоянно растущими процентными ставками и их неблагоприятным влиянием на платежи по ссудам.

"Скачки с препятствиями, ежегодно проводящиеся на ипподроме Эйнтри близ Ливерпуля (дистанция 7, 2 км). — Здесь и далее примечания переводчика.

— Именно залогодержатели обычно покупают книги, — продолжал он. — Не спрашивайте меня почему. Каждая закладная — это пять человек, получающих доходы от сданной под залог недвижимости, а когда процентные ставки высоки, их доходы растут. Но, как ни странно, имея больше денег, они покупают меньше книг.

Тремьен и я никак не отреагировали на этот социологический пассаж. Затем Ронни, не пытаясь поднять наше настроение, сообщил, что для издателя в современном мире оборот — это всегда хорошо, а убытки — плохо и что день ото дня становится все труднее заключать договоры на издание книг, в рыночном успехе которых нет уверенности.

Я почувствовал себя как никогда благодарным Ронни за то, что он все-таки взял одну конкретную «проблематичную» книгу. А также мне вспомнились слова одной дамы, представляющей издателя, сказанные во время обеда по случаю знакомства: