Пути Деоруса (СИ) - Машьянов Петр

— Хедль! Молк его подери! — Отвечал второй, темноволосый. Кожа неардо и правда походила цветом на скорлупу ореха хедль. «Неардо» держал руки на виду и смиренно глядел в пол.

— Почтенные, — заговорил юноша, добавив в голос акцент. А назвал он их, как было принято у южан. — К чему такое внимание к честному торговцу?

— Какого Молка ты убегал, честный? — спросил темноволосый, не опуская меча.

— Подумал, вы не одобряете мою касуа. — Пожал плечами смуглый юноша. Слово «торговля» на языке неардо тут знали все. Вот только на севере оно стало синонимом темных делишек. — Но не беда! Всегда можно договориться, позволите? — Ганнон медленно потянулся за пазуху.

— Нет времени. — прорычал темноволосый, кивнув на дверь.

— Да тот опарыш уже за три путевых столба отсюда. — Отвечал ему рябой — Давай, почтенный. — Гвардеец указал острием на предполагаемый кошелек.

Юноша достал мешок с монетами и протянул вперед. Когда толстые пальцы с разбитыми ногтями почти коснулись серебра, неардо проговорил:

— Рад заплатить, но могу и сказать, куда убежал второй, ну, за которым вы гнались сначала. Ох, сперва думал, вы все трое за мной… — Ганнон не был уверен, что его оставят в живых даже после взятки. А вот спешка погони давала больше шансов.

В комнате как будто потемнело, черноволосый гвардеец отодвинул товарища и схватил пройдоху за тунику.

— Говори!

— С удовольствием, почтенный. Если оставишь пару монет! — продолжал торговаться неардо. Деньги интересовали Ганнона в последнюю очередь, но роль нужно было отыграть до конца.

— Гнилой хедль, я тебе… — гвардеец уже было замахнулся для удара рукоятью, но его остановил рябой товарищ.

— Плохо ты знаешь их брата. Не родила еще земля Неардора сына столь недостойного, что не взял бы денег за подлость. — Неожиданно поэтично выразился светловолосый — Угрожать им в таком деле бесполезно. Да и не занимаются они касуа в одиночку. — Рябой воин оглядел комнату, в которой, помимо входной, была еще одна дверь. На гору тряпья он внимания не обратил. — Возьму не все, а сколько боги пожалуют.

Гвардеец запустил руку в кошель, который Ганнон сжал посередине, чтобы немного убавить щедрость небожителей. Рябой скривился, но спорить не стал. Юноша направил погоню в безопасную сторону и, выждав немного, перетащил все еще бесчувственного слугу Хестаса в соседний переулок, укрыв мусором. Когда мужчина очнется, у него будут смутные воспоминания о встрече с человеком Корба, отказавшемся выдать имя, и о погоне, от которой едва удалось уйти.

***

Прихрамывая, Ганнон брел по улицам Арватоса в сторону ворот, где его должен был ждать Фирх. Он уже порядком попетлял, чтобы убедиться в отсутствии слежки, и стопы не были благодарны. Азарт опасности ушел, и его место – как и всегда – заняли тревожные размышления: все ли он правильно сделал, не слишком ли рисковал?

«Кольцо могло оглушить одного из них, но второй бы точно зарубил меня. А так они боялись сообщников пройдохи-неардо.» — Рассудил про себя юноша и бросил взгляд на громаду Башни, что все четче выделялась на фоне светлеющего неба. Вид опустевшего дома богов заставил вспомнить об их противниках: заговорщики почти наверняка связались с культами демонопоклонников, по крайней мере, лорд Корб.

«Только Второго Круга нам не хватало, что уж говорить о самих культистах.» — поежился слуга Коула. После воцарения Избранников Белые жрецы Большего Круга потеряли право судить даже за ересь. Но вот охотники на демонов из Второго всегда появлялись, почуяв запах добычи. И их не волновали даже пакты благородных домов, Видевших деяния богов. Пусть эти пакты и были приравнены к священным текстам.

«Впрочем, нас это тоже не интересует.» — усмехнулся про себя юноша. Что Корб, что Хестас – оба были Видевшими. Именно старая знать Деоруса была недовольна правлением династии Гамилькаров из Виадлиса. Или, как этот портовый город часто именовали здесь, Тиарпора. Старое название, бывшее в ходу до воцарения Избранников, будто бы возвращало «старые-добрые» времена.

Палец все еще пульсировал от боли. Поморщившись, Ганнон стянул с него кольцо и убрал за пазуху. Тревожные мысли вернулись, только теперь вместо врагов, шпиона беспокоили «друзья». Переплетения вассальных клятв Деоруса будто назло возникли перед глазами в виде пергаментов с гербами, совсем не мешая смотреть на дорогу.

К Избранникам – дому Гамилькаров – так или иначе сходились нити от всех остальных. Слышавшие присягали Видевшим…Картина расширялась, включая «выскочек» Откликнувшихся и «чужаков» неардо. Ноющая боль в руке тут же напомнила о себе, подкрепив подозрения и рассеяв видение.

Медитативное состояние, в которое юноша иногда впадал при глубоких раздумьях, окончательно выбрало себе форму: геральдика всегда занимала слугу Коула. А теперь этот «дар» начал мешать использовать то, чему своих людей учил советник.

Пока юноша был на первой ступени из трех, он мог только лишать человека сознания при помощи кольца. В те времена таких проблем не возникало. На второй, научившись похищать и возвращать внешность и мысли, ученик Коула стал чувствовать, как что-то внутри него влияло на ритуал. — «Ох не добраться бы до третьей…».

Лишь однажды один из собратьев (как раз взошедший на верхнюю ступень посвящения) говорил о чем-то подобном. Радостный, он спешил поделиться с Ганноном «новыми путями». Они оба испытывали жажду знаний, можно даже сказать, были друзьями. Бедняга думал, что Коул наградит его. А теперь не осталось даже имени, вспоминать «предателя» было запрещено.

«Тайна делает нас сильнее, мы беспомощны на свету» — несколько раз повторил про себя Ганнон, пытаясь унять муки совести, что корила его за смирение с судьбой друга. Непредсказуемые изменения могли быть опасны, ведь возможности слуг Коула следовало хранить в секрете. Они были ничтожны по сравнению с тем, что приписывали жрецам богов, но в нужный момент и в нужном месте могли оказаться судьбоносными. Духовенство же не делало из своей силы никакого секрета, да и не нуждалось в этом.

Речь шла, конечно, не об обычных смертных – «белых» – священниках. Эти лишь служили в храмах и боролись за власть и деньги, как все. А вот те, что обитали в Башне…Могущественные Черные жрецы, как их называли, редко снисходили до общения с прочими жителями Деоруса, будь то даже Избранники или охотники на демонов из Второго круга.

Так или иначе, впереди была встреча с Фирхом. И если все пройдет, как задумано, то Коул будет доволен и не станет задавать лишних вопросов.

«А сам я на рожон не полезу, умишка хватит!» — Рассудил Ганнон и продолжил путь уже чуть более спокойно.

***

Слуга Корба взвешивал в руке мешок монет. На его лице, освещенном первыми лучами солнца, читались разочарование и гнев, подавленные страхом. Но времени на споры у него не оставалось.

— Собрал долю, почтенный? — Все же решился съязвить Фирх. Большую часть недостающего, конечно, забрал рябой гвардеец, но и Ганнон взял несколько монет на дорогу.

«Если бы ты знал, какой судьбы избежал.» — раздраженно подумал юноша. Оставлять свидетеля в живых не предполагалось. А деньги, служившие приманкой, слуга Коула мог забрать себе. Советник не экономил на своих людях.

Ганнон бросил взгляд за спину собеседника, на телегу, запряженную волами. Оттуда глядели в ответ две пары больших, любопытных глаз. Дети ждали своего отца, спрятавшись за тканным пологом, но не могли удержаться и тайком изучали незнакомца-неардо. Злость на Фирха тут же исчезла.

Слуга Корба тем временем раздвинул пальцем серебряные монеты и удостоверился, что был в кошельке и курум. Этот зеленый металл добывали на Аторе и там же чеканили монету. По закону на него полагалось покупать лишь зерно, что привозили с островов-колоний в Виалдис, но курумовые таны и тарсы ходили наравне с серебряными ланами и медными вортами во всех землях близ этого портового города. А в сезон, когда прибывали корабли с зерном, курумовые монеты становились куда более желанными.