В пекло по собственной воле (сборник) - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому мне и нужен был совет Григория Абрамовича — что делать с мучающей меня проблемой.
Я вошла к нему в палату с надеждой, что состояние его и впрямь улучшилось, как утверждают врачи. Но Григорий Абрамович все так же разглядывал потолок, и я даже не знала, чувствует ли он мое присутствие, слышит меня или не слышит.
Я присела на стул рядом с кроватью. Помолчали.
— Как дела? — спросила я.
«Нормально, — молча ответил Григорий Абрамович. — Скучновато вот только без новостей. Я подозреваю, что ты и половины мне не рассказываешь… Что — настолько плохие новости?»
— А что рассказывать? У нас затишье, Григорий Абрамович. Вторую неделю сидим без дела. Ничего в России, слава богу, не случается. Мы тоже скучаем… Игорек с Эркюлем Пуаро соревнуется — дочитывает рассказ до половины, книжку закрывает и пытается вычислить преступника.
«Ну и как успехи?»
— По-моему, очень неплохо, — ответила я. — Раскрываемость у него — восемьдесят. Пуаро он, конечно, проигрывает, у того — все сто процентов. Но Игорек считает, что Пуаро соревнуется нечестно, он применяет интерактивные методы раскрытия преступлений, а Игорек вынужден довольствоваться наблюдениями со стороны…
Я помолчала секунду и добавила:
— Сходим, в общем, с ума потихоньку…
Григорий Абрамович, как мне показалось, вздохнул. Я посмотрела на него внимательно, но он лежал все так же неподвижно и безмолвно.
«Ну-ка, давай, выкладывай, что тебя беспокоит, — сказал Григорий Абрамович. — Не умеешь ты притворяться. Лучше и не начинай. У тебя на лице все написано. С Сергеем своим все никак решить не можете — кому первому делать шаг навстречу?»
— Нет, с Сергеем мы давно не виделись, — ответила я, смутившись от его компетентности в моих личных делах. — И разговаривать о нем не хочу…
«Тогда сама рассказывай, — сказал Григорий Абрамович и вздохнул. — Я же по глазам вижу — ты за этим ко мне и пришла».
— Чугунков звонил, — тоже вздохнула я. — Он не хочет мне верить. Не может подозревать никого из своих старых друзей.
«Я тоже не могу, — ответил Григорий Абрамович. — Этих людей я знаю с тех пор, когда мы еще не были спасателями, мы ходили в горы, вытаскивали из пропастей заблудившихся обмороженных туристов и любили друг друга искренне и бескорыстно… Я с таким же успехом могу самого себя подозревать в сотрудничестве с австралийской контрразведкой. Мы романтики, Оля, мы старые романтики, и нам трудно расставаться со своими идеалами. Я понимаю Костю Чугункова…»
— Я тоже его понимаю! — перебила я. — Не понимаю только одного — почему вы прячете головы в песок, как страусы? Страшно расставаться с добрыми милыми сказками? Страшно смотреть фактам в лицо? Среди вас нашелся человек, который предал вашу дружбу. Конечно, это горько, это — больно! Я понимаю. Предатель — это тот же убийца. Он убивает веру. Но только в тех, в ком она слаба! Если вы откажетесь искать предателя, я перестану вас уважать — и тебя, Грэг, и Чугунка!
Если бы Григорий Абрамович мог двигаться, он бы вскочил и принялся вытирать носовым платком свою лысину. Потому что он явно разволновался.
«Уважать она нас перестанет! — закричал он на меня. — Нам, между прочим, простительно! Мы свои жизни прожили. И прожили так, что не стыдно — ни за себя, ни за друзей! А вот как ты жить будешь, если сейчас отступишь? Как в зеркало на себя смотреть будешь? Мы с Чугунковым не верим? А ты сама-то веришь, что этот шпион существует на самом деле? Что ты не придумала его?»
— Верю! — упрямо кивнула я головой.
«Раз веришь — ищи его. Сама ищи! — Грэг уже успокоился и смотрел на меня мудрым взглядом человека, который знает ответы на все мои вопросы. — Не спрашивай у нас ни разрешения, ни совета. Мы все равно не дадим тебе ни того, ни другого».
Я хотела сказать ему, что была уверена в том, что он не станет отговаривать меня от моего намерения, но тут дверь в палату распахнулась настежь и на пороге появился запыхавшийся Игорек.
— Вот ты где! — сказал он и покосился на Григория Абрамовича. — Здравствуйте, Григорий Абрамович… А мы с ног сбились — тебя разыскиваем. Срочно вылетаем, самолет уже ждет в аэропорту.
— Что случилось-то? — спросила я, поправляя одеяло на груди Григория Абрамовича.
— «Ан-24» нырнул в Каспий! — выпалил Игорек. — На борту — двадцать человек. Воздуха у них часов на пятнадцать. Но это лишь в том случае, если корпус самолета не получил серьезных повреждений и в салоне вообще остался воздух… Нашу группу включили в число спасателей. Только что пришел факс из Центроспаса.
Я поняла, что счет пошел на минуты.
— Извините, Григорий Абрамович, — сказала я уже от дверей. — Сами видите. Работа есть работа. Спасибо за разговор…
Игорек посмотрел на меня диковато и вышел вслед за мной из палаты.
— Да! Еще тебе генерал Чугунков из Москвы звонил! — сообщил он моей спине, еле поспевая за мной по больничному коридору.
— Что сказал? — насторожилась я.
— Свидание тебе назначил, — съехидничал Игорек. — Сказал, через три часа встречается с тобой на борту спасательного судна «Посейдон».
— Передать мне больше ничего не просил? — спросила на всякий случай, хотя была уверена, что Чугунков ни словом не обмолвится по телефону о том, что занимает сейчас мои мысли.
— Не-ет… — протянул Игорек растерянно и в то же время подозрительно. — Он меня в ваши контрразведочные секреты не посвящал.
— Они такие же мои, как и ваши с Кавээном, — огрызнулась я в ответ.
Мы выбежали из больничного корпуса и буквально наткнулись на красно-синий спасательский «уазик», за рулем которого постукивал от нетерпения пальцами по рулевому колесу Кавээн. Едва мы с Игорем ввалились в машину, как «уазик» рванулся с места и буквально полетел по улице. Кавээн водил машину мастерски, в молодости он был автогонщиком и даже участвовал однажды в ралли Париж — Дакар в составе команды Минского автозавода, выступавшей на «БелАЗах». Первого места они тогда не взяли, но «откатались очень даже неплохо», по выражению Кавээна.
Он вырулил на один из проложенных по всему Тарасову спецмаршрутов, согласованных с ГИБДД, включил сирену с мигалкой, что-то там переключил, на что-то нажал, и «уазик», который и без того летел как стрела, понес, как пуля. Казалось, мы просто перепрыгиваем через машины, которые Кавээн обгонял. Милиционеры провожали нас плотоядными, но разочарованными взглядами.
Через четыре минуты мы бежали по летному полю к «ЯК-42», мотор которого уже работал, оглушая нас закладывающим уши ревом.
Через час с небольшим мы пролетели над устьем Волги и я увидела странную картину: река разделилась вдруг на множество маленьких речек, переплетающихся между собой, как кровеносные сосуды…
Еще через сорок минут мы уже ехали из аэропорта Красноводска на берег Каспия, чтобы прыгнуть в катер и помчаться к месту катастрофы.
В красноводском аэропорту нас встретил молодой лейтенантик-туркмен и передал мне пакет с приказами и прочими документами по катастрофе. Пока мы плыли по Каспию к месту падения самолета, я пробежала глазами все самое необходимое: координаты, глубина, метеорологический прогноз, гидрогеологическая и сейсмологическая обстановка в районе падения, предполагаемая причина катастрофы и установленное к этому часу число жертв…
Вдруг мой взгляд буквально споткнулся на одной фамилии в списке пассажиров, который в тот момент я держала в руках.
— Игорь! Дядя Саша! — крикнула я, отвлекая их от увлекательного занятия — они пытались разглядеть впереди «Посейдон», хотя до него было еще миль десять. — Идите сюда! Вам знакома фамилия Менделеев?
— Химик! — лаконично ответил Кавээн.
— Командир, издеваешься? — обиделся Игорек. — Кому она не знакома?
— Нет, ребята! — замотала я головой. — Я не про Дмитрия Ивановича спрашиваю. Вам знаком Николай Яковлевич Менделеев?
Игорек покачал головой:
— Лично я с ним, конечно, не знаком. Но человек в МЧС известный.
— Я с ним водку пил! — выпалил вдруг Кавээн. — Один раз. Когда он к Абрамычу на юбилей приезжал. Ничего, мужик крепкий.
— Тем лучше, — сказала я. — Тогда ответьте мне, кто это? А то я что-то засомневалась. Я в такие совпадения не верю.
— Как это кто? — удивился Игорек. — Руководитель спасательной службы Западноевропейского региона, заслуженный спасатель России, Первый Спасатель, после министра — второе лицо в МЧС.
— Григорий Абрамович называл его Никола Питерский, — сообщил Кавээн.
— Все это так, — сказала я. — Но в данный момент этот ваш Никола Питерский — пассажир того самого «Ан-24», что лежит сейчас на глубине тридцати метров на дне Каспийского моря…
Игорь присвистнул.
— Ни фига себе! — сказал он. — Кого нам выручать придется…
