Лев в долине - Эллис Питерс

- Шутки?! На счету Рамсеса действительно хватает безобразий, но, насколько я знаю, он впервые вздумал подстрекать команду к мятежу!

- Глупости! Подумаешь, несколько невежественных матросов слишком серьезно отнеслись к его лекции о теориях господина Маркса...

- Нечего было вообще соваться к ним в кубрик! Они поили его спиртным, Эмерсон! Не спорь, я знаю. Даже несносный Рамсес не стал бы на трезвую голову так огрызаться на замечание капитана.

Эмерсон собрался было возразить, но, разделяя мою тревогу, не нашел что сказать.

- Тем более непонятно, - продолжала я, - почему команда не вытолкала Рамсеса в шею, а, наоборот, поделилась с ним своим драгоценным грогом - так, кажется, зовется это мерзкое пойло. Какое удовольствие могли найти эти люди в обществе нашего чада?

- Один из них мне сказал, что им понравилась его болтовня. "Силен же этот щенок разглагольствовать!"

Эмерсон не удержался от улыбки. Губы - одно из главных его достоинств, после живости ума, конечно: такие точеные и такие подвижные! Еще я бы назвала их нежными, но представляю, как бы он скорчился, услышь это...

- Неотесанный матрос попал в самую точку. - Мои губы невольно дрогнули в ответной улыбке.

- Рамсес - это отговорка! - отчеканил Эмерсон. - Выкладывай, что тебя беспокоит, Амелия.

Улыбка оказалась сплошным притворством. Если Эмерсон называет меня по имени, значит, шутить он не склонен. Обычно он зовет меня по фамилии Пибоди. Я со вздохом подчинилась.

- Меня не оставляет странное предчувствие...

Глаза Эмерсона сузились.

- Вот как, Амелия?

- Удивительно, что ты его не разделяешь.

- Действительно, не разделяю. У меня сейчас радостное настроение. Не собираюсь обращать внимание на какие-то...

- Ты высказался вполне доходчиво, Эмерсон. Не обижайся, но сегодня тебя так и тянет к высокопарным речам.

- Ты критикуешь мое ораторское искусство, Амелия?!

- Если ты будешь огрызаться на каждое мое слово, то я не смогу быть с тобой откровенна. И вообще, зачем портить тебе настроение? Ты уверен, что хочешь услышать о моих тревогах?

Склонив голову набок, Эмерсон несколько секунд обдумывал мой вопрос, потом ответил:

- Нет.

- Как это понимать?

- А так, что я ничего не желаю слышать. Оставайся наедине со своими дурацкими предчувствиями.

- Но ты сам спрашивал...

- Уже передумал!

- Ага, значит, ты тоже чувствуешь нависшую над нами...

- Ничего такого я до этой секунды не чувствовал! - взорвался Эмерсон. Проклятье, Амелия...

- Как странно! А кто говорил о гармонии, о жизни душа в душу?

Посторонний наблюдатель заключил бы по выражению лица Эмерсона, что от былой гармонии не осталось следа: нахмуренные брови и негодующий взгляд предвещали шторм. Мне очень хотелось доплыть до берега, но я все-таки решила продолжить занимательную беседу.

- Разумеется, я тоже жду не дождусь начала раскопок. Ты знаешь, как я люблю пирамиды, особенно загадочные пирамиды Дахшура. Мне не терпится добраться до погребальной камеры Черной пирамиды и как следует ее изучить. В прошлый раз нам не дали там толком поработать. Лично я неважно соображаю, когда меня сталкивают в адский мрак затопленного подземелья и оставляют там околевать...

Эмерсон отпустил наконец мои плечи и снова уставился в морскую даль.

- С Черной пирамидой придется погодить, - буркнул он. - Пусть уровень воды опустится до нижней отметки. Если погребальная камера все равно останется затопленной, можно будет установить насос...

- Я тоже об этом думала, дорогой мой Эмерсон. Однако сейчас речь о другом.

- Почему же? Гидронасос со шлангом...

- Уж не забыл ли ты, при каких обстоятельствах мы впервые увидели внутренности Черной пирамиды?

- Я еще не так стар, чтобы страдать провалами памяти, - ответил он язвительно. - И не забыл, что ты ответила, когда я сказал, что не прочь умереть у тебя в объятиях. Честно говоря, я ожидал чуть больше признательности.

- Ты меня неправильно понял. Я тогда сказала, что была бы счастлива принять такую судьбу, но умирать не собираюсь. Поскольку ни на мгновение не сомневалась, что ты найдешь выход. Так и случилось.

Я подвинулась к нему и оперлась о его плечо.

- Да, нам удалось выбраться, - вздохнул он. - Правда, если бы не Рамсес...

- Не отвлекайся, Эмерсон! Ты отлично знаешь, что не дает мне покоя. Уверена, тебя преследуют те же опасения. Никогда не забуду нашу последнюю встречу с негодяем, который чуть нас не погубил. До сих пор вижу его издевательскую улыбку и слышу презрительные слова: "Итак, прощайте, дорогие мои! Надеюсь, мы больше никогда не встретимся".

Эмерсон вцепился в перила с такой силой, что сухожилия рук напряглись, как корабельные канаты. Не дождавшись ответа, я продолжила:

- Помню и клятву, которую я тогда дала себе: "Ну уж нет! Мы непременно встретимся! Я не успокоюсь, пока не выслежу тебя и не положу конец твоим гнусным козням".

Эмерсон перестал пробовать перила на прочность и заметил ворчливо:

- Возможно, в тот момент ты и впрямь была настроена воинственно, но потом усиленно это скрывала, пока в июле прошлого года у тебя не взял интервью этот рыжий молокосос из "Дейли йелл". Ты сознательно меня обманула, Амелия: ты скрыла, что пригласила проныру О'Коннелла в мой дом! Ты тайком его привела и тайком вывела наружу, да еще подговорила слуг помалкивать.

- Я всего лишь щадила твои нервы, дорогой. Ты ведь не выносишь беднягу О'Коннелла. Помнишь, как однажды спустил его с лестницы?

- Ничего подобного я не делал! - с жаром возразил Эмерсон. Иногда память его все-таки подводит. - Хотя мог бы, если б застал его в моем кабинете. Нечего приставать к моей жене и строчить лживые статейки обо мне! Надо же все так переврать! Да я чуть со стыда не сгорел, когда прочел эти россказни в газете.

- Извини, Эмерсон, но я не могу с тобой согласиться. О'Коннелл вовсе не придумал ту красочную историю о нашем спасении. И один из нас все же пригрозил вывести Гения Преступлений на чистую воду. Возможно, то был ты, а не я. Разумеется, я скрыла от репортера все подвиги нашего чада, иначе Рамсес возомнил бы о себе невесть что. Но во всем остальном я ничуть не погрешила против истины. Лично у меня не было причин краснеть. Я всегда помню, что мои супружеский долг - пропеть хвалебную песнь храбрецу, спасшему беспомощную жену от верной погибели.

- М-м... - промычал Эмерсон польщенно. - Все так, Пибоди, однако...

- Попомни мои слова, Эмерсон: этот мерзавец еще о себе заявит. Ему удалось скрыться, зато мы разоблачили его коварные замыслы и вырвали из его алчных лап похищенное сокровище. А этот тип не из тех, кто мирится с поражением.

- Откуда такая уверенность? Ты же ничего о нем не знаешь, даже откуда он родом, нам неизвестно.