Ночь беззакония - Дилейни Фостер

видела их фигуры в лунном свете. Все трое были мальчиками, и все трое примерно с моего брата ростом. Что они делают? Было похоже, что они собираются прыгнуть в воду. Я хотела закричать на них, сказать, чтобы они не прыгали, но звук застрял у меня в горле.

Одна из фигур повернула голову. Это Линкольн? Почему мой брат был на озере?

Мы приехали на регату. И мой брат был в одном из гребных экипажей. Но они не гонялись ночью. Правда?

Нет. Было слишком темно. И никто не гонял стоя. Что-то определенно было не так.

Я снова прищурилась, но они были слишком далеко, и тени скрывали их. Может быть, Каспиан отправился именно туда. Может быть, он был в одной из тех лодок. Но это все равно не объясняло, почему он притащил меня в свою каюту.

Сильная рука схватила меня за руку, и крик, застрявший в горле, прорвался сквозь темноту.

— Шшш, Татум. Это всего лишь я.

Я подняла голову — Папочка? Что ты здесь делаешь? — Он был не в пижаме. А разве папа не должен быть в пижаме? Я показала на воду — Это Линкольн? Почему он в лодке?

Как только я указала, человек в лодке повернул голову и посмотрел прямо на меня. Лунный свет отбрасывал тени, открывая лицо Линкольна. Я затаила дыхание, когда он медленно поднес один палец к губам. Шшшш. Я почти слышала этот звук отсюда. По какой-то причине он вызвал у меня еще более холодный озноб.

Папа подхватил меня на руки и отнес в мою хижину, а затем уложил в кровать, где было тепло и приятно — Спи, милая. — Он поцеловал меня в лоб. — Когда ты проснешься утром, все это будет просто сном.

Верно. Просто сон.

Самое забавное в снах было то, что иногда они преследовали тебя еще долго после того, как ты просыпался.

***

Год спустя...

Это снова были наши ежегодные выходные на озере, и все остальные были на берегу на вечеринке в честь регаты. Ну, все, кроме меня. Я приехала сюда, чтобы быть ближе к озеру. Вода была спокойной и мирной, но у меня было странное чувство, что под поверхностью есть вещи, которые люди не видят, тайны, которые принадлежат озеру.

Каждый раз, когда я пыталась спросить о пожаре, о том, почему Линкольн был в лодке посреди ночи, папа ободряюще улыбался и менял тему. Я не была сумасшедшей. Мне это не приснилось. Но никто, похоже, не хотел говорить об этом, поэтому я оставила эту тему.

Несмотря на то, что у меня мурашки по коже, после гонки на озере было тише, а я любила тишину. Мне нравилось смотреть на солнце за деревьями и на то, как оно отражается от воды.

Часть меня ожидала, что Каспиан последует за мной сюда и скажет, чтобы я возвращалась на вечеринку. Но он этого не сделал. По крайней мере, пока. Но я знала, что он это сделает.

Я никогда не спрашивала его, почему он притащил меня в свою хижину той ночью или куда потом пошел после. Каспиан никогда не говорил про это. Отчасти я была рада этому, потому что что-то подсказывало, что я, вероятно, не хочу этого знать.

Находясь рядом с ним, мое сердце чувствовало себя странно — так же, когда я разучивала новый танец или каталась на велосипеде без рук. Страшно, но захватывающе.

Перестав думать о Каспиане, я прислушалась к щебетанию птиц вдалеке, соревнуясь с музыкой, доносившейся из палатки. Иногда думала, каково это — быть птицей, быть окруженной прекрасными песнями весь день и идти туда, куда я хочу, а не только туда, куда сказали родители. Быть свободной.

Длинная дорожка, которая выглядела как деревянная, но на ощупь была как пластиковая, тянулась от набережной по воде, пока не соединилась с лодочным спуском — большой квадратной платформой, где были выстроены все гребные лодки.

Голос раздался из ниоткуда, заставив меня подпрыгнуть. — Привет. Как тебя зовут?

Я обернулась и увидела девушку примерно моего возраста, которая шла по лодочному спуску с ярко-зеленым колотым льдом в руке. Ее светлые волосы были собраны в высокий хвост. На ней были джинсовые шорты и светло-розовая футболка со сверкающими блестками на рукавах.

— Кислое яблоко. — Она дошла до конца длинной дорожки и протянула мне пенопластовый стаканчик, прежде чем я успела ответить на ее первый вопрос. — Хочешь?

Выдохнула и покрутила подол своего голубого сарафана. — Я не против. Спасибо.

— Лирика, — сказала она, указывая пальцем на свою грудь. — Как слова песни.

Лирика. Она не была застенчивой, это точно. И она не была похожа на других девушек, которые приехали на регату.

Я улыбнулась. — Я Татум.

— Что ты здесь делаешь, Татум? — Она смотрела на озеро Крествью.

С другой стороны близлежащей линии деревьев слышался смех, разговоры и музыка. Мои родители были там, они тусовались с другими семьями под большими белыми шатрами, заставленными столами с льняными покрывалами и причудливыми блюдами.

Пожала плечами. — Просто ищу тихое место. А ты?

Моя семья знала всех членов команды. Мой брат всю жизнь занимался греблей с одной и той же группой ребят. Мы не пускали чужаков в наш мир. Мне было интересно, кто эта девушка и что она здесь делает и откуда в мире взялся этот снежок.

Она зачерпнула в рот кусочек цветного льда, а затем прищурилась, словно у нее отморозились мозги. — Мой папа устраивает концерт на день рождения какого-то богатого парня, а мама отлынивает, так что мне пришлось прийти. — Она указала на гоночные снаряды, выстроившиеся на старте. — Что это?

— Это гоночные лодки.

— Лодочные гонки? Типа, с веслами? — Она наморщила нос. — Это не похоже на веселье.

И это было не так. Не для меня, во всяком случае. Но мой отец занимался политикой, и по его словам, семья очень важна в политике. Я слышала, как он говорил это по крайней мере сотню раз.

— Мой брат гребет. — Я сделала паузу, а затем улыбнулась. — И сегодня его день рождения, так что я должна была прийти.

Она остановилась как раз перед тем, как белая пластиковая ложка снова исчезла во рту. Ее губы и язык были окрашены в зеленый цвет, контрастируя с ее бледной кожей. — О,