24 часа - Грег Айлс

– Жаль расставаться с такой тачкой, – с неподдельным сожалением проговорил он. – К хорошему быстро привыкаешь.

– Можете ее забрать.

– Это в план не входит, а я всегда придерживаюсь плана, поэтому и сбоев не бывает.

Маргарет бессильно смотрела, как Джо распахнул водительскую дверь, выбрался из машины, бросил ключи на сиденье и прогулочным шагом пошел прочь.

Целую минуту женщина даже дышать боялась, словно раненый зверек, которого неожиданно выпустили на волю, а потом бросилась к «Макдоналдсу». Ноги не слушались, перед глазами все плыло. "Господь мой Пастырь; не страшусь; вовек отрады не лишусь…" – шептали посеревшие губы.

Оглушительно заскрипели стертые тормозные колодки – Хьюи остановил зеленый пикап в нескольких шагах от кузена Джо. Караулившие под крытым входом в "Барнс энд Ноубл" старики испуганно обернулись. По внешности – сущие бомжи, которые под видом покупателей целыми днями торчат в книжном и, сидя на мягких диванах, читают утренние газеты. Джо Хики мысленно пожелал им удачи: от нищеты никто не застрахован.

Не успел он залезть в кабину, как Хьюи вздохнул с облегчением, словно двухлетний ребенок, к которому вернулась мама.

– Привет, Джои!

– Двадцать три часа десять минут, – постучал по циферблату Хики. – Деньги у Шерил, никто не пострадал, а ФБР даже на горизонте не видно. Сынок, я гребаный гений, первый умник во вселенной!

– Очень рад, что все позади, – простонал Хьюи, – в этот раз я сильно перепугался.

Хики с улыбкой взъерошил нечесаную шевелюру двоюродного брата.

– Ну все, Остолоп, можно целый год жить припеваючи!

– Угу. – На гигантском каучуковом лице заиграла улыбка. Хьюи завел мотор, аккуратно развернул пикап и влился в поток выезжающих со стоянки машин.

Словно статуя посреди бури, Питер Макдилл стоял в детском уголке «Макдоналдса». Вокруг резвились малыши, скинув обувь, скакали на батуте дети постарше. От смеха и оглушительных криков закладывало уши. Украдкой утирая слезы, мальчик искал маму. Побелевшие пальцы сжимали деревянный поезд, который вырезал Хьюи.

Стеклянная дверь открылась, и вошла седая женщина с безумно блестящими глазами. Очень похожа на маму, но какая-то не такая… Странная… Лицо осунувшееся, одежда рваная. Двух маленьких от двери оттолкнула – мама бы так никогда не сделала! Бешеный взгляд метался от ребенка к ребенку, скользнул по Питеру, понесся прочь, затем вернулся.

– Мама? – неуверенно позвал мальчик.

Бледное лицо, похожее на страшную маску…

Женщина бросилась к Питеру, прижала к себе, а потом подняла на руки. Такого мама уже давным-давно не делала!.. Из ее груди вырвался чудовищный звериный вой, и дети вокруг испуганно притихли.

– Боже милостивый! – рыдала Маргарет. – Сынок… Мальчик мой, маленький мой…

Питер чувствовал, как по щекам катятся горючие слезы. Деревянный поезд упал на бетонные плиты пола. Его тут же схватил какой-то малыш, улыбнулся и убежал.

2

Год спустя

Развернув «форд-экспедишн», Уилл Дженнингс обогнал неповоротливую автоцистерну и встал в правый ряд. До взлетного поля оставался всего километр, и поднимающиеся над деревьями самолеты притягивали его как магнит. С последнего полета прошло чуть больше месяца, Уилл страшно скучал по небу.

– Следи за дорогой! – велела сидевшая рядом жена.

Тридцатидевятилетняя Карен Дженнингс, всего на год моложе супруга, в некоторых отношениях была намного опытнее.

– Папа на самолеты смотрит! – заявила Эбби, сидящая в детском кресле сзади. Девочке исполнилось всего пять, но она решительно вмешивалась в разговоры взрослых. Глянув в зеркало заднего обзора, Уилл подмигнул дочке. Внешне – вылитая мать: рыжеватые кудри, выразительные зеленые глаза, бледная кожа с золотистой россыпью веснушек. Перехватив взгляд отца, Эбби показала на мамин затылок.

– Жаль, что мои девочки не могут поехать с папой, – проговорил Дженнингс, положив руку на колени жены. При Эбби он часто называл себя «папой», а Карен – «мамой», как когда-то делал его собственный отец. – Сядем в самолет и на три дня обо всем позабудем.

– Мамочка, пожалуйста, – взмолилась девочка, – давай полетим с папой!

– Мы не взяли вещи, – недовольно напомнила Карен.

– На побережье одену обеих с головы до ног.

– Да-а-а-а! – закричала Эбби. – Смотри, аэропорт!

Вдали показалась белая диспетчерская вышка.

– У нас нет инсулина. – Карен так быстро с толку не собьешь.

– Папа выпишет мне лицепт.

– Рецепт, милая, – поправил Уилл.

– Она знает, как говорить, просто дурачится.

– Хочу на пляж!

– Ну вот, началось! – сквозь зубы пробормотала Карен. – Милая, у папы не будет времени ходить с нами на пляж. Пока он не прочитает свой доклад другим докторам, будет жутко нервничать. Потом они сядут вспоминать студенческие годы, а под занавес наш папа вывихнет все суставы, играя в гольф три дня подряд.

– Полетишь со мной – устроим облаву на антикварные лавочки Оушен-Спрингз: вдруг неизвестный Уолтер Андерсон подвернется?

– Не-е-ет, – жалобно протянула Эбби. Девочка ненавидела родительские "походы за искусством", которые чаще всего оборачивались многочасовым блужданием по окраинам провинциальных городов и бесконечным сидением в машине. – И ты, мамочка, не будешь играть в гольф! Лучше меня поведешь на пляж!

– Да, мамочка! – вторил дочке доктор.

Карен смерила мужа взглядом. Полные гнева, ее глаза мерцали, как зеленые маяки: не нарывайся!

– Видишь ли, еще два года назад я согласилась стать председателем оргкомитета цветочной выставки. Неизвестно, кто придумал устроить ее в честь шестидесятилетия Женского клуба, но формально ответственность несу я. Ожидается более четырехсот участников, а мне, как обычно, придется готовить все в последний момент.

– По-моему, ты еще позавчера обо всем договорилась, – напомнил Уилл. Настаивать на своем практически бесполезно, но попробовать можно. Последние шесть месяцев они с женой не слишком ладили, а ее отказ лететь на конференцию вообще казался недобрым знаком. – Когда начинается этот цирк? В понедельник? Ты же изведешь себя: представь, четыре адские ночи самокопания! Не разумнее ли на время забыть о делах и расслабиться?

– Я так не могу, – безапелляционным тоном проговорила Карен. – И хватит!

Тяжело вздохнув, Уилл стал смотреть, как слева над деревьями набирает высоту "Боинг-727".

Наклонившись вперед, Карен включила CD-плейер, «форд» тут же затрясся в такт шлягеру Бритни Спирс, а Эбби начала подпевать.

– Ну если есть желание, можешь взять с собой дочь, – будто нехотя уступила Карен.

– Мам, что ты сказала?

– Ты прекрасно знаешь: это невозможно! – раздраженно воскликнул доктор.

– Думаешь, не получится одновременно присматривать за малышкой и резвиться на поле для гольфа с дружками?

Уилл почувствовал, как грудь сдавила знакомая в последнее время тяжесть.

– Карен, это же только раз в год. Пойми: конференция носит политический характер, а я делаю основной доклад. Раз решил создать новый препарат, придется тесно общаться с представителями «Кляйн-Адамс», а поэтому…

– Можешь не объяснять, – хмыкнула супруга, – просто раз дорожишь своими обязательствами, научись уважать мои и не заставляй их нарушать.

Развернувшись, Уилл въехал в общую зону. Выстроившись аккуратными рядами, одно– и двухмоторные самолеты ждали на площадке перед ангаром: словно катера к причалу, их привязывали к утопленным в бетон кольцам, специальные подпорки фиксировали колеса. Стоило взглянуть на этих красавцев, и настроение стремительно шло на поправку.

– Ты сам советовал стать более открытой и общительной, – звенящим от напряжения голосом напомнила Карен.

– А вот я, когда вырасту, в Женский клуб вступать не буду! – заявила со своего сиденья Эбби. – Хочу стать пилотом.

– Разве не врачом? – уточнил Уилл.

– Летающим врачом!

– Летающий врач куда интереснее домохозяйки, – чуть слышно отметила Карен.

Взяв жену за руку, Уилл затормозил у своего "бичкрафт-барона":

– Милая, ей всего пять. Когда-нибудь Эбби поймет, какую жертву ты принесла.

– Ей почти шесть, и иногда я сама ничего не понимаю…

Аккуратно сжав теплую ладонь, Уилл понимающе взглянул на Карен, затем вышел из машины, отстегнул ремни детского сиденья и поставил Эбби на бетонную площадку.

Десятилетний «барон» – само совершенство, неудивительно, что Уилл влюбился в него с первого взгляда и тотчас же купил. Два двигателя «континенталь», суперсовременная авиационная радиоэлектроника – Дженнингс не жалел ни времени, ни средств, чтобы сделать его максимально быстрым и безопасным, не хуже, чем «Гольфстрим-IV» какого-нибудь мультимиллиардера. Корпус белый с синими полосками, а на хвосте номер – Н-2УД. «УД» – дань собственному тщеславию, но Эбби страшно нравилось, когда диспетчеры объявляли по радио: "Ноябрь-два-Уганда-Джулиет". Летая вместе с отцом, девочка умоляла переименовать самолет в "Элиза-Джулиет".