Христианские древности: Введение в сравнительное изучение - Леонид Беляев

Изучение христианских древностей не претендует на какую-то особую методику, например, исходящую из презумпции достоверности предания (хотя в прошлом такие подходы известны). Она пользуется всей совокупностью методов, разработанных в современном источниковедении (прежде всего в археологии и искусствознании). Методы критического анализа в истории христианских древностей — общие с названными выше научными дисциплинами: главные среди них сравнительно-типологический, иконографический, стратиграфический (в натурных исследованиях), в эпиграфике — текстологический, и т. д. Применение их к материалу рождает комплексные темы: типология изображений и сооружений; их семантика; история отдельных типов объектов («монастырь», «собор»); общеисторические и церковно-исторические направления (например, отражение развития литургии в архитектуре церквей). Из сказанного можно заключить, что история церковных древностей понимается нами как одна из специальных исторических дисциплин, тесно связанных с археологией, историей архитектуры и искусства.

Несколько слов о терминах, поскольку разница названий — не праздный вопрос, за ним стоит разница подходов, понятий и метода.

Самыми близкими и «удобными» из существующих могли бы стать сочетания «христианская археология» и «церковная археология», но, к сожалению, они уже используются в течение нескольких веков для обозначения областей, не совпадающих полностью с «историей христианских древностей». Первый термин ограничен хроно-географически, второй — методически, и к тому же крайне неопределенен.

«Христианская археология» (термин, сложившийся в западной науке) исследует в основном материалы той эпохи I тысячелетия, когда христианство сформировалось, овладело умами огромных масс, очертило границы своей ойкумены и стало одним из основных факторов в сложении идеологии и культуры нового, пост-античного мира. Эта область постепенно усвоила развитую современную методику и полагает полем деятельности практически любые объекты позднеантичной и раннесредневековой эпохи (примерно I–VII вв.). Ее можно подразделить на два этапа: эпоху древнейшего христианства, от Рождества Христова до церковного мира 313 г., и период IV–VIII вв. Географически она обнимает территорию Римской империи (включая как Запад, так и Византию) и некоторые сопредельные им земли, куда распространилось христианство. Верхней гранью служат разные исторические события (это зависит от научной школы и конкретной территории). В Северной Африке и на Ближнем Востоке период «христианской археологии» кончается с завоеванием кочевниками и арабами-мусульманами в начале VII в.; на Балканах, в части Греции, Болгарии, Венгрии и Румынии его предел — славянские и аварские нашествия; во Франции и на Рейне — возникновение державы Карла Великого. На территориях России очень мало памятников «христианской археологии»; ближайшая зона, где их можно исследовать — Причерноморье.

Хотя для русского уха хронологическое ограничение столь широкого термина звучит несколько странно, приходится считаться со сложившейся в мировой историографии традицией. Но как тогда быть с церковными древностями раннего и развитого средневековья, периода с VII–IX по XIII-XIV вв., и более поздними? Кто же изучает их? Можно сказать, все понемногу. Историки искусства и архитекторы; специалисты всевозможных вспомогательных исторических дисциплин и, конечно, археологи. Единого русла, в котором можно работать над исследованием церковных древностей средневековья, пока не сложилось. Медиевисты иногда пользуются термином «церковная археология» — но он еще менее четок, чем «христианская археология», и в разных странах под ним понимают разное. Английская «church archaeology», немецкая «kirchlichen Archaologie» и их соответствия в других европейских языках раньше обозначали, в сущности, натурные исследования церковной архитектуры. В последнее время их значение расширилось, охватив всю сферу средневековых церковных древностей (вплоть до проблем «исторической экологии» монастырей и соборов, их связи с ландшафтом, роли в экономике и пр.), тем не менее этот термин и сейчас часто используется в старом, «реставраторском» значении.

Для русской науки этот термин еще менее удобен. Хотя мы иногда называем для краткости архитектурные, археологические или другие исследования памятников, связанных с религиозной жизнью христиан, «церковной археологией» — в России XIX в. сложилось устойчивое использование этого термина для обозначения историко-литургической дисциплины, призванной разъяснять происхождение церковных зданий и утвари с позиций их древней, желательно первоначальной, символики.

Ориентируясь в определении на западноевропейскую школу церковных древностей, А. П. Голубцов писал: «В понятие церковной археологии, отправляясь от этого названия, входит все, что когда-либо существовало в древней церкви, а теперь отчасти вышло из употребления, отчасти еще существует, но уже в измененном виде»; «в понятие церковного культа входят две стороны: литургическая — то есть различные формы богослужебной обрядности в их историческом развитии, и монументальная… Задача первой — изложить историю обряда; задача второй — представить историю церковного искусства». Впрочем, он совершенно правильно полагал, что сюда же разумно включать изучение древнехристианского быта. (Голубцов, 1917, 16–17).

Применяемый в ежедневной практической деятельности именно благодаря своей неопределенности, термин «церковная археология» был неудобен из-за «разнозначности». Поэтому до революции в описаниях музеев, периодических изданиях, программах научных съездов и т. п., выделяя соответствующий раздел, обычно пользовались сочетанием «церковные древности». Обозначая область, изучающую «материальную» историю христианства, кажется удобным взять совершенно нейтральное в конфессиональном отношении, никак не ограниченное геохронологически и не требующее полностью уложиться в понятие археологии сочетание «христианские древности».

Весьма возможно, что у читателя, увидевшего в названии слово «христианские», невольно возникнет ощущение связи текста с процветающим жанром «душеполезного чтения», заметно проникшим сейчас и в науку. Ведь на церковные древности часто смотрят как на удобное оружие и межцерковной, и антицерковной борьбы, на определенных этапах такой борьбы и родилась их история. От них ждали подтверждения достоверности сказанного в священных книгах, документах, преданиях (вплоть до апробации чудес или оценки их вероятности). С энтузиазмом использовали знания о древностях противники церкви и религии. (Достаточно указать на пародирование древних процедур открытия мощей в ходе атеистических кампаний 1920—1930-х гг.).

Необходимо сразу оговориться: подход данного пособия ничего общего не имеет с церковной апологетикой или «конфессиональной наукой». Это источниковедческий и историко-культурный подход; будет изучаться «факт христианства как один из равноправных компонентов конкретной… историко-культурной ситуации» в большей мере, чем «христианство как предмет истории религий, вообще истории идей». (Аверинцев, 1987, 18). Не может быть специальной «конфессиональной» истории христианских древностей, как не бывает отдельной «православной математики» или «католической географии». Она не имеет отличий, выводящих ее из круга других исторических дисциплин, изучающих древности — кроме тех, что накладывает хронология, топография, связь с определенным кругом источников; она обладает, конечно, спецификой — однако же не конфессионального порядка.

Тем не менее, история изучения христианских древностей демонстрирует, какое влияние оказывала и оказывает на науку конфессиональная ангажированность. Все три основные течения христианства: католицизм, протестантизм и православие — отличаются вполне оригинальным «научным поведением» и, достигая успехов, обнаруживают также характерные слабости. Конфессия смотрится в «зеркало истории» и видит в нем, естественно, самое себя (в чем мы не раз убедимся впоследствии). Эти «отражения» в известной степени определили структуру книги.

Католические школы, прежде всего «римская», французская и частью немецкая, заложив основы изучения христианских древностей и сделав невероятно много для их собирания, каталогизации, публикации, а позже — и для организации научной жизни, проявили в то же время сильную склонность к апологетике и догматизму. Они долго отказывались признать сложность взаимоотношений письменных и материальных, особенно художественных, древностей; излишне стремились представить церковь «единой и неделимой» от начала времен. Католицизм и в далеком прошлом старался разглядеть всеобъемлющую, всемирную церковь.

Протестантские школы (сперва европейские, за ними американская) обнаружили, по контрасту, особое внимание к своим предшественникам— диссидентам и диссентерам всех направлений. Если католическую историю древностей часто называют «археологией Церкви» — то о протестантской можно бы сказать: «археология Диссидентства». К ее достижениям относят открытие памятников «неортодоксальных» традиций христианства, его периферийных и пограничных модификаций, разного рода сект и направлений, а главное — заложение основ критического отношения к источнику и глубокое внимание к разработке методических проблем. В трудах ученых-протестантов история ранней церкви предстает как сложная мозаичная картина, калейдоскоп множества отдельных самостоятельных структур. Они не образуют единой иерархической системы, а их взаимодействие не трактуется как борьба изначально установившейся «ортодоксии» с постоянно возникающими и атакующими ее «ересями». Догматы христианства вырабатываются в «броуновом движении» идей, из которого со временем возникают более-менее унитарные церкви Востока и Запада; эта картина ближе к реально-исторической.