Без видимых повреждений - Рэйчел Луиза Снайдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нельзя сказать, что в США не было проблем – нищета, болезни и стихийные бедствия не обошли нас стороной. Но я успела забыть, что жить здесь вполне возможно: если иметь желание и средства, без труда защитишь себя от большинства этих проблем. Моя новая жизнь оградила меня от историй, которым я посвятила десятилетия, совершенно неожиданным образом. Я не была несчастной. Просто меня не покидало беспокойство. Старшеклассницей я занималась художественной литературой, но после школы меня потянуло к документалистике, потому что в ней я сразу увидела более прямой путь к переменам. Меня манили скрытые уголки мира, судьбы бесправных и обездоленных, потому что в какой-то степени я понимала, каково быть невидимым и неуслышанным, каково переживать трагедию, выходящую за пределы человеческих сил.
В тот давний день 2010 года мы с Сьюзанн поговорили о хозяйстве ее брата. Она с семьей была занята сборами к предстоящим ежегодным каникулам в глуши штата Мейн, ее брат Андре вручил ей внушительный список необходимых покупок. Она рассказала мне, что работает в агентстве по борьбе с домашним насилием в своем городе, и что они недавно запустили программу под названием “Группа риска домашнего насилия”. Их главная цель была проста: попытаться предвидеть вероятность убийств на почве домашнего насилия до того, как они случатся, и постараться предотвратить их.
Мне это сразу показалось маловероятным. Столь маловероятным, что я усомнилась, верно ли поняла суть. Помнится, я спросила: «Предсказать? Вы сказали “предсказать убийства на почве домашнего насилия”?»
За годы моей работы мне случалось иметь дело с домашним насилием, и не только в Камбодже, но и в Афганистане, Нигере, Гондурасе и других государствах. Но эта тема не была для меня центральной, она всегда оказывалась на периферии какой-то другой истории, которой я занималась, и потому представлялась обыденной. Юные девушки из Кабула, осужденные за преступления чести; индийские девочки-невесты, с которыми можно было говорить только под надзором мужчин; тибетские женщины, подвергшиеся насильственной стерилизации китайскими властями; невесты-подростки из Нигера, отверженные и изгнанные из своих селений из-за послеродовых свищей; румынские женщины, которых Чаушеску заставлял непрерывно рожать, ставшие бабушками в тридцать лет, обреченные на нищету; камбоджийские проститутки, избиваемые и насилуемые богатыми кхмерскими юнцами. Все эти женщины разных стран, униженные мужчинами и привычно подконтрольные им. Мужчины создавали правила, и нередко путем физического насилия. Эта идея просвечивала во всех историях, собранных в разных странах и описанных мной, как затененный фон, столь очевидный, что я и не замечала его. Обычный, как дождь. Если до той встречи с Сьюзанн Дубус я и задумывалась о домашнем насилии, оно представлялось мне тяжким уделом немногих несчастливцев, не более чем результатом неверного выбора или жестоких обстоятельств.
Женщины, запрограммированные быть жертвами. Мужчины, запрограммированные быть палачами. Однако я никогда не видела в этом социального зла, эпидемии, с которой можно бороться. И вот передо мной Сьюзанн Дубус, и она поднимает вопрос о предотвращении этого насилия, которое впервые предстало для меня как масштабное зло. Юная индианка, еще ребенком выданная замуж, стерилизованная тибетская женщина, заключенная в тюрьму афганка, домохозяйка из Массачусетса, искалеченная мужем – всех их, как и других жертв домашнего насилия, объединяет одно – отсутствие поддержки. Камбоджийскую проститутку привели на грань жизни и смерти те же силы, которые ежегодно губят тысячи женщин, детей и мужчин (но в основном первых и вторых) в США и во всем мире. В среднем по планете от рук сексуального партнера или члена семьи ежедневно гибнет 137 женщин[2]. В эту цифру не включены дети и мужчины.
В тот день всё во мне внезапно всколыхнулось. Передо мной предстали лица тех женщин разных стран, о которых я писала десятилетиями, и я вдруг осознала, как редко вглядывалась в то, что происходило в моей родной стране, как не замечала ее проблем и их значимости. От меня ускользала их связь с другими судьбами и лицами. Повсеместность домашнего насилия, не знающего географических, культурных, языковых границ. Быть может, эта вереница судеб прошла передо мной, чтобы однажды я смогла встретиться с Полом Монсоном и увидеть горы из окна его гостиной.
Я последовала за Сьюзанн на фермерский рынок, в гастроном, в винный магазин, где она делала покупки к путешествию. Помогла донести лед, персики, мясо для гамбургеров. Задавала ей вопрос за вопросом, пока она вела машину, порой в разговор вступала и ее мать, сидевшая рядом. Как это работает? Много ли удалось предотвратить? Что еще можно предвидеть? Самым разным вопросам не было конца. Как многие дилетанты, едва знакомые с проблемой, я была в плену типичных предрассудков: если всё так плохо, жертва просто бежит. Охранный ордер решает проблему (а если жертва не обновляет его, значит, и проблемы больше нет). Обратиться в убежище – вполне адекватная реакция жертв и их детей. Домашнее насилие – это частное дело, оно никак не связано с другими формами насилия, самая заметная из которых – массовые расстрелы. Раз нет видимых повреждений – нет поводов для тревоги. И, пожалуй, самое главное – если мишень удара не ты сам, то насилие не имеет к тебе отношения.
В следующие несколько лет Сьюзанн Дубус и ее коллега Келли Данн терпеливо посвящали меня в историю проблемы, которая и сегодня зачастую остается неведомой большинству, заставляя меня осознать весь ее масштаб. Я поняла, почему прежние подходы не работали, и узнала, что будет эффективным сегодня. В период с 2000 до 2006 годы было убито 3200 американских военных; за тот же период домашнее насилие в США унесло жизни 10600 граждан (эта цифра, скорее всего, занижена, так как взята из Дополнительных отчетов по убийствам из фондов ФБР, сведения для которых полицейские участки предоставляют добровольно). Ежеминутно двадцать американцев подвергаются нападкам со стороны своих партнеров. Кофи Аннан, бывший секретарь ООН,
