Сквозь переборки - Александр Покровский

– Сеча! Рубились! Я убил его. Вместе с конем. Рассек до седла. А этот напал сзади. Я успел повернуться, успел.

А теперь он спал. Дыхание успокоилось. Женя держал его за руку и измерял пульс. Сначала он никак не мог его сосчитать – неужели двести? Потом получилось сто, потом девяносто, восемьдесят, шестьдесят, сорок.

Сердце почти не прослушивалось, а потом – пятьдесят, шестьдесят, семьдесят – чудеса.

Шрам исчезал на глазах. Он сначала побледнел, потом медленно начал сжиматься, а после и вовсе исчез. Женя ничего не понимал – шрам был только что. Он ощупал – ничего, ни малейшего намека.

Наш герой спал. Его звали Димой – мы вам его еще не представили.

Дима спал. Женя накрыл его одеялом и сел рядом – черт знает, что это!

Такого не бывает. Не должно быть. Он нес какую-то тарабарщину. Нет, там все было осмысленно. Это не бред. И шрам. Шрам может появиться и исчезнуть на глазах? На семидесятые сутки похода?

Дима очнулся.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил его Женя.

– Где я?

– В амбулатории.

– Давно я здесь?

– Часа три.

– А вахта? Я же стоял на вахте!

– Подменили тебя. Ты больше не стоишь на вахте.

– Почему?

– Потому что у тебя давление скачет и сердце шалит.

– Ты думаешь, что это сердце?

– А ты думаешь, это что?

– Я ничего не думаю. Я не знаю.

– Сердце. А может быть, нарушение мозговой деятельности. Может, что-то с сосудами. Нарушение кровоснабжения.

– Нарушение…

– Только не бойся.

– Я не боюсь… Так ты думаешь, что все это из-за нарушения…

– Кровоснабжения мозга. Может быть. Что-то ему – твоему мозгу – не понравилось, и он выдает видения. А может, ты отравился. От этого тоже могут быть глюки.

– Отравился…

– Ну да. Розовые сны.

– Розовые…

– Цветные.

– Нуда…

– Ты что-нибудь помнишь?

– Все как в тумане…

– Вот видишь!

– А шрам?

– Какой шрам?

– Мой шрам!

– У тебя был шрам?

Дима глядел на Женю во все глаза:

– Слушай… ты чего? Ты мне опять не веришь?

– Во что не веришь? Ты про что?

– Я про удар мечом.

– Мечом? Это был меч?

– А-а-а! Так все-таки был? – Дима обрадовался. – Был меч!

– Хорошо, – усмехнулся Женя, – допустим, был!

Дима немедленно нахмурился:

– Ты со мной разговариваешь как с больным.

– А я должен с тобой разговаривать как со здоровым?

– Я не сумасшедший!

– Да? А как ты объяснишь то, что только что говорил на древнемонгольском языке?

– А я говорил?

– Да!

– Ты знаешь монгольский?

– Я знаю слово «Чингисхан»!

– И я говорил, что я – Чингисхан?

– Не знаю, – Женя смотрел на него внимательно, – но ты долго говорил. И это был не бред. То есть бред, конечно, но уж очень осмысленный.

– Ты считаешь, что я болен?

– А ты как считаешь? Мечи? Что там еще? Копья? Стрелы? Исчезающие шрамы? Что еще? Действительно, у тебя колоссальное здоровье! Дай я послушаю сердце.

От Жени он ушел через несколько минут. Ночь. В отсеках только вахтенные, и потому все вокруг так пустынно. Кажется, корабль сам идет под водой. Такое космическое чудище. Он шел и шел по бесконечным проходам, перебирался через переборки, люки – его будто несло потоком, совсем как клетку крови внутри организма, и отсеки то увеличивались до небес, то стремительно сжимались. Фу! Надо прийти в себя. Вот сейчас вроде получше.

Мир вокруг точно обрел дополнительный, неведомый ранее объем, стал многослойным.

Многослойный мир. Вот оно: мир стал большим. Тут много реальностей. И все они живут рядом. Просто они не сталкиваются. Вернее, они сталкиваются, но не для всех.

Он зачем-то пошел не в нос корабля, где была его каюта, а в корму. Он открыл дверь в шестой отсек. Как только он отрыл переборочную дверь и боком нырнул в шестой, он тут же застыл на небольшой площадке рядом с дверью. Дальше отсека не было. Был огромный огненный мир. Он стоял над ним на высокой площадке, а внизу – метров пятьсот, не меньше, и вперед, на сколько хватает глаз, простиралась долина, охваченная потоками лавы. Горело все: и земля и воздух. Где-то там, внизу, угадывалась шевелящаяся масса. Это были люди. Они копошились в лаве, вскидывали руки, извивались и почему-то не сгорали. А над всем этим миром летали огромные хвостатые твари. И все это покрывал гул. Это был гул топки.

Он медленно отступил обратно в пятый отсек, закрыл дверь, постоял, а потом опять ее открыл – за дверью был шестой отсек. Все исчезло – огненный мир исчез.

Сердце уже не колотилось как бешеное. Оно просто учащенно билось – он начал ко всему привыкать.

Ну? И что теперь? Опять идти к Жене?

Он пошел к штурманенку. Штурманенок – младший штурман, или командир группы, Сашка Тушин – был другом. Сашка – жизнелюб и балаболка. Он его заболтает. Ему надо сейчас, чтобы кто-нибудь его заболтал. Каюта штурманов помещалась в том же втором отсеке, что и его каюта, и Сашка должен был быть на месте – он недавно сменился с вахты и, конечно же, еще не спит, лежит и читает книжку.

– Привет! – обрадовал он приходу Димы. – Что там с тобой стряслось?

– Ничего не стряслось. А что?

– А доктор прискакал в центральный пост как ужаленный и попросил тебя с вахты подменить.

– Доктор?

– Ну да! Говорит: головные боли. Что с головой-то?

– С головой? Пока на месте.

– Ну и ладно! У меня вчера тоже разламывалась. Тут Гумилева читаю. Не читал?

– Нет.

– Он вообще считает, что ига не было.

– Чего?

– Ига.

– Какого ига?

– Как какого? Монголо-татарского!

– Ига? При чем здесь оно?

– Ну как же! Он думает, что все это вранье, и монголы, наоборот, сохранили Русь!

– Русь? Ах да, Русь. Да. Они дали закон. До этого была резня. А монголы приучили Русь уважать закон.

– Ты тоже читал?

– Я? Нет. Я не читал.

– Откуда знаешь?

– Откуда? Так ведь… откуда… читал, наверное. Просто не помню. Вернее, помню что-то…

– Там еще про то, что Великая Степь жила с Русью в таком состоянии симбиоза.

– Да. Руссы слово нарушили. Им веры нет. Коварство есть. А когда коварство за спиной, жечь надо. В том коварстве все виновны – и стар и млад. Огонь очищает.

– Врешь, читал ты Гумилева.

– Может, и читал. Не помню. Слушай, Саня, – Дима смотрел как-то странно, отрешенно, что ли, – а тебе никогда не казалось, что действительность у нас не одна? Что их несколько? И они могут существовать параллельно друг другу? Как возможные варианты? А потом все накладывается, и остается только один путь.

– Когда накладывается?

– В самом конце, когда уже не может быть по-другому.

– Это ты у Стругацких читал?

– У Стругацких?

– У Стругацких.

– Кажется, да…

Когда он вышел от штурманенка, то столкнулся со старпомом в проходном коридоре второго отсека.

– Осеев! – окликнул его старпом.

– Я, Владимир Алексеевич!

– Как здоровье?

– Нормально!

– Вахту стоять можешь?

– Конечно.

– А доктор сказал…

– Да ерунда это, Владимир Алексеевич! – заторопился Дима.

– Ерунда, говоришь?

– Точно.

– Ну гляди… – протянул старпом с сомнением.

Дима повернулся и пошел к переборке. Перед тем как перейти в соседний отсек, он оглянулся на старпома. Там стоял не старпом. Там стоял старик с розовыми волосами. Все лицо его было сморщено, глаза закрыты.

– Женя! – Он вошел в амбулаторию. Женя был на месте.

– Что опять?

– Только не подумай…

– Я и не думаю. Что у тебя снова?

– Ты меня выслушай.

– Ну?

– Я все время хочу понять.

– Что ты хочешь понять?

– Ты мне дашь сказать?

– Ну?

– Понимаешь, тут есть какая-то логика.

– У тебя бред наяву и в этом ты ищешь логику?

Дима обмяк на кресле. Помолчали, потом он начал говорить:

– Пойми, мне пойти не к кому и поговорить об этом не с кем.

– Так.

– Тут есть логика, есть!

– Хорошо, расскажи какая.

– Я все это вижу, переживаю.

– Ты это видишь, переживаешь, хорошо.

– Да нет, не так! Я сейчас сформулирую все. Я будто нахожусь здесь, а потом сразу не здесь, понимаешь?

– Так, дальше.

– Этот мир не линейный, понимаешь?

– Что это означает?

– Еще раз: я не сошел с ума.

– Хорошо, не сошел.

– И все, что я вижу, это реальность, Женя.

– Допустим. Что мы считаем реальностью? Твою речь на монгольском? Исчезающий шрам?

– И речь и шрам!

– То есть ты хочешь сказать, что все это было?

– Было.

– Хорошо. Видишь ли, существует такая штука, как шизофрения, и все, что там видят больные, им представляется абсолютной, совершенной реальностью.

– Хорошо, но шрам же исчез.

– Дима, все, что мы знаем о мозге человека, – это три процента. Он, твой мозг, способен на такое, что не снилось ни одному фантасту. А если я скажу тебе, что человек силой одной только мысли может переноситься и в прошлое и в будущее, ты поверишь?

– Конечно! Все так и было!