Сифилис - Михаил Елизаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лариса Васильевна обомлела. Старичок продолжал бубнить:
— «Помогите!» — взмолилась блудница охрипшим от рыданий голосом… Вы успеваете, Анна Гавриловна?
— Возмутительно,- только и пролепетала Лариса Васильевна.
Волосяной клубок подпрыгнул и оказался верхушкой причёски существа по имени Анна Гавриловна.
— Гражданка! Профессор пишет монографию, я ассистирую, профессор тратит бесценное время, пополам разрывается, а вместо благодарности — чёрствый эгоизм!
— Анна Гавриловна, душенька, я совершенно не в претензии, кротко вмешался Борзов. Он с укоризной глянул на Ларису Васильевну: — Вы уж простите старого наглеца, сделавшего вас своей музой, хоть и на пару минут… На что жалуетесь?
Ларисе Васильевне стало стыдно. Она отогнула воротничок.
— Вот и вот — язвы и так по всему телу… Очевидно, лишай, но я не держу животных…
— Угу, — деловито сказал Борзов, — если не затруднит, голубушка, покажитесь нам полностью…
Пока Лариса Васильевна мешкала с пуговицами, Борзов говорил:
— Хочу заметить характерную деталь. Чрезмерное подчёркнутое смущение часто идёт не от естественного веления души, а от желания специально акцентировать внимание врача на целомудрии его подопечной. Впрочем, вас может осмотреть, раз уж вы так стесняетесь меня, Анна Гавриловна — блестящий специалист в области палеовенерологии, автор нашумевшей книги «Воспаление любви или причины бесплодия Маргариты Наваррской». Всем известно, что версию о сужении маточных труб королевы вплоть до полного сращения подтвердила эксгумация. Словом, Анна Гавриловна — учёный, которому стоит довериться, — с жаром заключил Борзов.
— Конечно же, мне все равно, — поспешно сказала Лариса Васильевна. — Куда сложить одежду?
*— Что-то серьёзное? — Лариса Васильевна от волнения вся покрылась мурашками.
— Как любил повторять мой покойный учитель, нравоучительно произнёс Борзов, — в больнице не говорят о здоровье. Решающее слово за анализами, то есть за Сергеем Модестовичем. Тоже, смею вас уверить, интереснейшая личность наш Сергей Модестович… — Борзов с фонариком копошился между ног Ларисы Васильевны. — Потомственный дворянин, кадетский корпус, красавец офицер, соблазнитель, дуэлянт… Однажды, отлучившись с маневров, находит приют в краковском борделе. Юные прелестницы, вино и прочие удовольствия — и все бы хорошо, но спустя три дня обнаружилась «дурная болезня». — Борзов лукаво глянул на Ларису Васильевну. — Так состоялось наше знакомство. Я излечиваю гусара, напутствую и прощаюсь… — Борзов выдержал театральную паузу. — Минула неделя, приходит мой Сергей Модестович в слезах и сообщает, что подал в отставку и желает работать со мной плечом к плечу. И вот уж скоро семьдесят лет, как Сергей Модестович беззаветно отдаёт все силы благородному делу борьбы с венерическими хворями…
За ширмой послышался шорох, визгнул стул и звякнуло что-то металлическое
— Сергей Модестович, просим вас, — Борзов подмигнул Ларисе Васильевне, — стесняется, как мальчишка… Сергей Модестович, просим!
Анна Гавриловна, до этого строчившая за Борзовым, отложила перо и зааплодировала. Из-за ширмы выпорхнул Сергей Модестович в гусарском мундирчике. Покрасовавшись перед Ларисой Васильевной, он гусиным шагом скрылся за ширмой.
Борзов выключил фонарик и отчетливо продиктовал Анне Гавриловне:
— Она побледнела, и крупные капли пота выступили у нее на лице: «Доктор, неужели сифилис? Но откуда?!»
У Ларисы Васильевны подломились ноги.
— Я не ослышалась, вы сказали «сифилис»?!
— Никаких сомнений, — сверкнул стёклами Борзов, результаты анализов следует ожидать резко положительными.
Анна Гавриловна презрительно скривилась с видом: «Я так и знала», а Борзов, напротив, спросил с утрированным участием:
— Ну-с, голубушка, поведайте, что за негодяй коснулся вашего… м-м-м… девичества? — и более тихим голосом пояснил внимающей Анне Гавриловне: — Спрашивать надо, соблюдая необходимые такт и осторожность, дабы неловкой фразой не оскорбить, не унизить страждущего, — и у той брезгливое выражение лица в ту же секунду сменилось сочувственной гримасой.
Лариса Васильевна подумала, что нуждается в нашатыре.
— Мнухин Андрей Андреевич, — прошептала она
— Какой контакт между вами происходил? — настойчиво спросил Борзов.
— Что за наказание! — Лариса Васильевна горестно всплеснула руками.
— Вот уже и неудовольствие выказываем. — Всякое сочувствие покинуло гнусавую Анну Гавриловну. — Думаете, профессор интересуется из праздного любопытства?.. Профессора интересует, как именно вы были близки!
— Орально, — мышиным шёпотом созналась Лариса Васильевна, но меня вынудили, угрожали уволить…
— Слышать не желаю! — Анна Гавриловна демонстративно заткнула уши. — Вы пытаетесь укрыться под маской порядочной женщины, но по существу являетесь типичным примером аморального человека! В состоянии опьянения — не отпирайтесь! — вы не побрезговали вкусить запретного плода, а придя в себя после пьяного угара, намереваетесь оправдаться мнимым насилием над подвыпившей женщиной!
Борзов страдальчески поднял брови:
— Сергей Модестович, не сочтите за труд, разыщите Мнухина. Он нуждается в немедленном осмотре!
Сергей Модестович, как истукан стоявший за ширмой, ретиво полетел исполнять веление Борзова.
В кабинете повисла тягостная пауза. Борзов ходил взадвперед и теребил ус.
— Некоторые как рассуждают: побеждены, мол, венерические болезни, а разговорчики о них вызывают только нездоровый интерес молодёжи к вопросам половой жизни. Это чистой воды лицемерие и ханжество, — Борзов подлил чернил неутомимо стенографирующей Анне Гавриловне. — Сколько трудов написано о пользе аскетизма намного больше, чем о вреде последнего. И все прахом. А ведь при воздержании человек ощущает огромный прилив сил, возрастает продуктивность труда, и, наоборот, кроме моральной опустошённости, потери интереса к окружающему, половая жизнь ничего не дает. Правильно в народе говорят: «Половая жизнь, развращённость и цинизм в одном поле растут».
Сергей Модестович ввёл в кабинет злого, упирающегося Мнухина.
— Я буду жаловаться! Я доберусь до высших инстанций, я от вас не оставлю камня на камне! — Мнухин скинул ботинки, снял носки, зашнуровался и надел носки на руки. — Чтоб заразы не нахвататься! — дерзко пояснил он.
— Как вам будет угодно, любезный Андрей Андреевич, — начал вкрадчиво Борзов. — У нас есть предположение, что вы являетесь носителем инфекции, именуемой «сифилис».
— Сифилис?! Какая гадость! Уж лучше рак или простатит! — с пафосом вскричал Мнухин, скрестив на груди руки в носках и выпятив губу.
— Лариса Васильевна предполагает, что заразилась именно от вас, — продолжал Борзов.
Бедная Лариса Васильевна дрожала, ни жива ни мертва, прикрыв лобок ладонями. Мнухин даже не удостоил её взглядом.
— Более того, Андрей Андреевич, — заключил Борзов, — Лариса Васильевна открылась, что вы принудили её…
Мнухин исполнился фальшивого достоинства:
— Она лжёт, негодяйка такая!
— Сергей Модестович! — молодецки крикнул Борзов. Займитесь Андрей Андреичем! Препоручаю его на ваше усмотрение.
Мнухин, сопровождаемый Сергеем Модестовичем, с гордо поднятой головой удалился за ширму.
Все, что там происходило, Лариса Васильевна видела так, будто находилась в театре теней. Мнухин пару раз возмущенно сказал:
— Я не обязан отчитываться! — ойкнул: — Коновал!
Потом Сергей Модестович бросил в лоток какой-то инструмент и устало пробасил:
— Акимовна! Готовь бужи!
Приковыляла нянька, толкая перед собой тележку. На салфетках лежали острые спицы различных калибров.
— Отлично! — Тень Сергея Модестовича взяла неправдоподобно увеличившийся буж. Другой рукой Сергей Модестович обхватил так же оптически увеличенный член Мнухина и медленно вкрутил туда буж, с пристрастием спрашивая: — Ссильничали секретаршу, Андрей Андреич?
— Знать ничего не знаю, — прошипел Мнухин.
Сергей Модестович сменил буж.
— Ссильничал?!
Мнухин терпел, как партизан, и тихо матерился. На третьем буже он сорвался:
— Да, да, ну и что тут такого?! Она сама хотела!
Сергей Модестович, схожий с тореадором, выглянул из-за ширмы.
— Андрей Андреич в насилии сознаются!
— Правда восторжествовала! — Борзов ободряюще посмотрел на Ларису Васильевну.
— Это первое, — заключил Сергей Модестович, — а второе — у нашего Анри Андреича сифилиса не обнаружено.
— Поздравляем, легко отделались, — сказал Борзов.
— Малой кровью, — усмехаясь, подтвердил Сергей Модестович.
— Камня на камне не оставлю! — Мнухин подтянул носки и уничтожающе оглядел Ларису Васильевну. — Уволю! Завтра же! — и вышел, шарахнув дверью.