Лучший приключенческий детектив - Аврамов Иван Федорович

Этот чехол-мешок, в котором бряцали блестящие трубки и что-то похожее на автомобильный руль, Алиса пристроила за диван, а нетранспортабельное тело оставила на прежнем месте, из добрых чувств одарив его подушкой и пледом.

Помня о том, что правильный братец и безалаберная подруга — это, по определению, лёд и пламень, она пыталась не допустить скандальную встречу, но все её усилия пошли прахом.

Даша встрепенулась, заслышав осторожные шаги из кухни. Сдунув с сонного глаза короткие рыжие кудряшки, она отвернула мутный взор от разгневанного обвинителя. Впрочем, как только добровольная официантка появилась в зале, Виктор моментально переключился на последнюю:

— Сколько тебе повторять, чтобы эту, — он нервно дернул подбородком в сторону позёвывающей Громовой, — я здесь больше не видел!

— Вода! — радостно промычала «эта».

— Дашу привезли… она приехала ночью. Не могла же я её выгнать! — воспротивилась Алиса, выдавая подруге стакан с лимоном и льдом. — Ты пить будешь? — обратилась она к родственнику.

— Я не намерен терпеть! — фальцетом отреагировал тот, небрежно подхватывая стакан и выбивая поднос из дрогнувших рук.

Подруги синхронно скривились, оценивая неблагозвучную встречу жести и паркета, а скандалист в запале поддал ногой лёгкий деревянный стул.

— Супер! — оценила выступление Громова. — Пианист не намерен терпеть.

— Я — не пианист! — возмутился Виктор и был остановлен ехидной улыбкой.

На некоторое время наступило затишье: Алиса поднимала поднос, передвигала стул, а противоборствующие стороны пили воду. Повеселевшая Громова первой возвратила пустой стакан, умильно сложив ладошки перед грудью.

— Шуйская, ты — ангел.

Пока Виктор бухтел в стакан, Даша поднялась с дивана, выпрямилась во все сто пятьдесят семь сантиметров и потуже замоталась в плед. Алиса восхищённо вздохнула: растрёпанная и неприбранная подружка всё одно была прекрасна: округлые белые плечи, высокая грудь и тонкая талия взывали к сравнению с древнегреческими мраморными скульптурами.

— Голова болит, — посетовала живая богиня и пошла кратчайшим путём в ванную, отчего на её пути воздвигся пианист. — Слушай, можно я пройду?

Она бесцеремонно отпихнула препятствие совершенным плечом и в три шага достигла цели.

— Алкоголичка! — не остался в долгу Виктор.

— Не кричи, — ласково попросила Громова. — Столько шума из-за тебя. Ребята, вы на море едете?

— А тебе какое дело? — пыхтел и подпрыгивал красавец-мужчина.

— Большое, — подмигнула богиня и скрылась в ванной комнате.

Виктор громыхнул стаканом о поднос, скривил одухотворённый лик и галопом унёсся в прихожую. Хлопнула входная дверь, звякнули хрусталики бра над зеркалом. Смирившись с поражением, Алиса переправила поднос и стаканы на кухню, откуда довольно скоро вернулась в прихожую. Подхватывая футляр, сумку и ключи, она громко информировала подругу:

— Дашунь, я — на репетицию! — запнулась, прислушиваясь к шуму воды и невразумительному ответу. — Между прочим, иду пешком из-за некоторых.

Плавным движением руки Софья Эдуардовна отодвинула бархатную занавесь и проникла в зал областной филармонии незамеченной. Сделав в темноте пару шагов, она прижала сумочку к груди и прикрыла в экзальтации глаза. Со сцены, где расположился камерный оркестр, звучала экспрессивная «Летняя гроза» гениального Антонио Вивальди. Божественная музыка вызвала бурю эмоций, слегка отразившихся на лице пылкой почитательницы.

Спрятав чувства под полями фантастически-прекрасной шляпы, Софья Эдуардовна «плыла» между рядами пустых кресел, воображая себя блоковской Незнакомкой. С самого начала всё внимание незнакомки приковал он, неистовый воитель, размахивающий дирижёрской палочкой на ярко-освещённой сцене.

Она замерла на миг, задохнувшись приступа неземного блаженства, как внезапно у неё за спиной раздались хриплые мужские голоса, сопровождаемые неблагозвучным тяжёлым топотом. В зале вспыхнул тусклый свет, и причастность к музыкальному таинству исчезло. Софья Эдуардовна испуганно присела на ближайшее кресло, обернувшись в сторону звукового безобразия. Путаясь в бордовых занавесях, громыхая вёдрами и поскрипывая выгнутой стремянкой, в респектабельный амфитеатр ввалились двое заляпанных побелкой рабочих.

— Занавеска, твою мать! — выругался впередиидущий и возложил конец стремянки себе на голову.

При этом помятое ведро задело спинку бархатного кресла и раздалось гулкое «бамс», откровенно резонирующее с общей музыкальной линией концерта. Дирижёр на сцене раздражённо мотнул головой, но продолжил репетицию оркестра.

Между тем, два гения от ремонта перемещались вглубь зала. Они с маниакальным упорством двигались в сторону Софьи Эдуардовны, что не на шутку обеспокоило тайную зрительницу. Она предусмотрительно пересела на соседнее кресло, но тут второй рабочий надумал повторить трюк со стремянкой и головой. Чрезвычайно занятый водружением свободного конца на макушку, он не заметил, как его ведущий напарник поскользнулся и вместе с грузом брякнулся на ступеньку.

Ножки стремянки с радостью вырвались из рук второго рабочего, воспарили в воздухе и в спонтанном полёте зацепили петлю огромного банта на шляпе Софьи Эдуардовны, сдёрнув французскую прелесть с головы обладательницы. Первый рабочий выпрямился, изо всех сил удерживая внезапно потяжелевшую стремянку. Шляпа и ножки описали безупречную дугу и рванули ввысь, приближая сценическую кульминацию. Софья Эдуардовна коршуном ринулась за шляпой.

Скрипичный концерт двигался к финалу. Шквал красочных звуков дополняли необычную для филармонии картину, в которой впечатляющих размеров белоснежная шляпа торжественно взмывала под потолок. Интеллигентного вида корпулентная дама увлечённо колотила ридикюлем разноцветного маляра, а он, прикрываясь ведром, позорно отступал, пока не споткнулся и не опал грязно-бурой кучей на пол.

Пёстрое шоу в амфитеатре заворожило музыкантов. По-гусиному вытянув шеи и затаив дыхание, они водили смычками по струнам на автомате. Развязка приближалась.

— Шляпа, твою мать! — обнаружил предмет раздора первый рабочий и выронил стремянку.

Адский грохот сотряс старую лепнину, развеселив оркестрантов и окончательно испортив творение неистового итальянца. Софья Эдуардовна поспешно бежала из зала, нахлобучивая на макушку отвоёванный убор. Великолепный французский бант развязался и красными атласными змеями парил за спиной взволнованной хозяйки.

Последняя нота затихла. Алиса опустила скрипку и в изнеможении откинулась на спинку стула. Исполнение «Летней грозы» вышло ужасным. Последние две минуты превратились в сущую пытку: смеяться — категорически нельзя, а сдержаться — невозможно. Виктор, понятное дело, ни о чём не догадывался. Он стоял спиной к залу и не видел комедии, которую учинила его преданно любящая мать. Ах, Софья Эдуардовна, умеете вы, и рассмешить, и напугать!

Как бы в такт её мыслям, дирижёр обернулся в сторону зала и в удивлении опустил палочку: посреди прохода валялись стремянка и вёдра, рядом ползало нечто бесформенное и заляпанное краской, а точная копия ползающего человека разумного заворачивала вслух:

— …стремянка, твою мать!

Здесь сквернослов сообразил, что музыка уже не играет. Он развернулся к оркестрантам, безмолвными истуканами замершими на сцене, и добавил необычайно-сдержанное:

— Антракт, господа! — Реакции от господ не последовало, после чего было выдано грубоватое уточнение. — Потому что ремонт.

— По-опрошу освободить помещение! — стоя на четвереньках, выкрикнул второй комедиант и шарахнул кулаком по ведру.

Виктор скривился от вульгарного звука, уголки его губ презрительно дёрнулись вниз. Он провёл рукой по густым волосам и строго постучал дирижёрской палочкой по ближайшему пюпитру, обрывая смех и перешёптывания.

— Репетиция оркестра окончена. Встречаемся ровно через месяц, двадцать пятого июля. — Он обернулся к рабочим и добавил менее уверенно: — Надеюсь, они успеют к тому времени закончить ремонт.