Грязь - Рекс Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смерть
Туман сгущался, начал накрапывать дождь. В сырой мгле казалось, что мокрые деревья образуют нечто вроде огромного зловещего савана. Ночные звуки стали резче. Воздух наполнился запахом тухлой рыбы и присутствием Смерти — обозначилась страна трупов.
Призрачная луна исчезла. Света почти не было, и все-таки он узрел, он УВИДЕЛ каждую травинку, каждую покрытую слизью веточку, каждую прожилочку листьев, каждый фрагмент мокрого узора, созданного дождем, сверкающим и танцующим на листьях. Он увидел все. И это было не просто умение видеть ночью. Он видел не физически. Скорее, чувствовал нутром. Как бы осязая атомы и молекулы воздуха, материю и ничтожность темноты, теперь он овладел ночью. Он ощущал присутствие Смерти, медленно вдыхая в себя этот ночной мир. Он слышал, как деревья шепчутся и смеются в мокрой черноте. Эта ночь — прощальный звон и отрывистый смех вампира, и поэтому Смерть начинает улыбаться своей огромной сияющей улыбкой (с ямочками на щеках). Смерть — затаившаяся, черная, маслянистая, ждущая в дебрях, чуть дыша, не двигаясь, безгранично терпеливо, Смерть — как невообразимое зло. Она подкарауливает, следит за каждым движением того, кто тихо идет в ночи где-то за огромным треугольным саваном джунглей, идет через рисовые поля за посадки деревьев.
Тик... Тик...
Но он, ее слуга, сейчас не в джунглях, он ведет украденную машину. Едет осторожно, но бесцельно, по немым улицам незнакомого города. Его чувства напряжены, сконцентрированы. Он никогда не теряется — внутренний компас всегда безошибочно указывает ему путь. Его ум — это сложное устройство, которое ищет тепло; он может успокоиться, только ощутив тепло человеческого сердца. Ему нравится ехать вот так, без цели, по этим уютным улочкам. Его улыбка широка и обаятельна. Он сияет при мысли о людях, живущих в этих домах.
Да, Смерти нравится ехать по незнакомым темным улицам ночью, разглядывая достопримечательности, как если бы вы вместе с любимой пошли посмотреть на рождественские огни накануне холодного и снежного декабрьского праздника. У вас хорошее настроение. Ваше сердце радуется при виде ярко освещенных дворов и домов, разукрашенных разноцветными картинками и библейскими сценками. Оно настраивается на праздник при виде золотых огней, домов, полных любящих семей. И Смерти нравится это.
Для Смерти этот путь мимо строений праздной Америки — своего рода путешествие по красотам и историческим местам этой незнакомой страны. Смертоносному существу странно смотреть на мирный пейзаж ночью — оно будто обозревает далекую планету. Кто живет в том доме со сверкающими огнями? Чем занимаются сейчас люди в этом дорогом, уютном, прекрасно отделанном доме? Он чувствует, что людям там хорошо (он представил себе длинный шведский стол, уставленный блюдами с человеческими внутренностями). Он угадывает это в незнакомом пейзаже: бесконечное разнообразие безоружных людей, таких счастливых в своих маленьких, ярко освещенных пристанищах, якобы защищенных от всех зол до смешного тонкими стенами, хрупкими дверями, уставленных телевизорами, всевозможными безделушками... Но он от них свое возьмет. Эти люди — его, и он должен ощутить их дрожь. Да, если он не может остановить исходящий изнутри поток жара, он просто обязан отправиться в новое путешествие, выбить чью-то дверь и удовлетворить свой ненасытный, внушающий страх аппетит.
И он позволил этому потоку захлестнуть себя.
Он вышел из машины и двинулся через темноту на своих сильных, размером с дерево каждая, ногах, быстрее, чем кто-либо живой мог себе представить. В правой руке он зажал тяжелую цепь от трактора. Через несколько минут он увидит этих маленьких людишек, бредущих в черноте, и почувствует сильное человеческое сердцебиение совсем рядом — от восторга он встряхнул головой.
Грубые, толстые пальцы, напоминающие огромные стальные сигары, щелкнули звеньями цепи и ударили. Он услышал вскрик, и его лицо озарилось радостью. Он прекрасно владел своим телом — этой горой мускулов, каждая мышца была ему подвластна, каждое движение рассчитано — результат многих лет работы над собой. Послышался щелчок — это он ударил цепью, раскалывая человеческую голову пополам, разбрызгивая кругом горячую кровь.
Ее желанный запах разжег жуткий огонь в его мозгу. Убийца отбросил цепь и с диким остервенением и сноровкой повара глубоко вскрыл длинным охотничьим ножом тело жертвы, вырвал еще бьющееся сердце, отдирая мясо и потроха, выбрасывая окровавленные органы и кости. Полноводная река смерти наводнила ночь. И ничто, казалось, не в состоянии было остановить эти потоки.
Джек Эйхорд — перевоспитанный пьяница
Лет девять назад я бы не мог отказаться от сильного, дурманящего теннессийского виски. Я и сейчас помню, как оно выглядит в стакане, такое медово-золотое, янтарного цвета, с кубиками льда. Первый глоток обжигает внутренности, распространяя тепло. Господи, как же я любил выпить! И как не хотел бросать.
Но однажды я решил изменить свою жизнь. Девять лет назад. Я очень хорошо помню тот день — понедельник, как раз один из тех, что толкают на самоубийство. Настроение отвратительное, безнадежно мрачное и удручающее. Еще один номер гостиницы. Еще один ужасный день, полный депрессии, с большим количеством неприятных сюрпризов, затаившегося ужаса, от которого хочется укрыться в комнате и закрыть все ставни. Помню, что в один из таких же дурацких промозглых дней (тогда я учился на шестом курсе), одевшись в свитер и толстое, тяжелое пальто, нахлобучив шапку и укутавшись в шарф, я брел, не зная куда, устав от быстро пролетевших недель ничегонеделания, ожидая наступления каникул, когда можно наконец расслабиться, пожить в полную силу... Итак, в тот понедельник у меня было именно такое скверное чувство и даже во сто раз худшее. Мне пришла в голову мысль опохмелиться.
Я пошел куда-то в восточном направлении, точно не зная куда, чтобы выпить на последние деньги. А потом сидел в гостинице, кишащей тараканами, где-то в девять утра и пил “Черного Джека”. Бесцельно и безнадежно. Я не знал, почему проснулся так рано, зачем сижу в этой грязной гостинице, не помнил, что было вчера. Наконец я вышел, забрался в свою машину, внутри которой воняло, как на винно-водочном заводе. С этого момента все и началось.
До сих пор помню ощущение тех холодных сидений. Мое горячее дыхание смешивалось с ветром — у меня и раньше бывала лихорадка, но такой не было никогда. Казалось, все тело рассыпается на куски. Я чувствовал, как каждая клетка моего организма разрывается от боли. И как раз здесь, на переднем сиденье моего “Чеви”, именно здесь мне пришло в голову, что я стал алкоголиком. В пугающий момент отрезвляющей реальности я осознал, что забыл, кто я такой. Я не был точно уверен, кто находится в моей шкуре. Вспомнил свое имя, но более ничего. Это настолько выбило меня из равновесия, что я испугался и протрезвел.
Я помню, как опустил стекло в машине, как в голове стучали сотни барабанов, как меня вырвало. Это был последний раз, когда я серьезно напился. Но все же теперь я иногда пью холодное пиво, стакан или два. Иногда даже три. Но память о том тошнотворном состоянии сохранилась до сих пор. С того самого памятного дня я решил как-то организовать свою жизнь. Я вернулся в Мидуэст в полицию и женился на девушке, которая ждала от меня ребенка.
Многие удивляются, как я смог бросить пить “так легко”. Попробую объяснить. Вы курите? Если да, то представьте себе, что к вам пришел врач, которому вы полностью доверяете, и говорит: “Отлично, дружище, если вы выкурите еще одну сигарету, то умрете. Тотчас. Все. До свидания”. Если вы не составляете исключения, то даже те, кто выкуривал по пять пачек в день, бросят курить. Страх — удивительная вещь. Представьте себе следующее: умирающий курильщик написал на пачке сигарет, что если вы будете смолить так же, как он, курение убьет и вас. Это, конечно же, сработает более эффективно, чем пространные объяснения о вреде курения того, кто сам не курит. Так вот, у меня даже не возникало мысли выпить. Я с этим завязал.
Но все же мне нравилось думать о выпивке. Я действительно любил это дело. Мне даже нравилось совершать мысленно прогулки в какой-нибудь темный, пропахший потом бар где-то около половины третьего и представлять, как бармен наливает двойную или тройную порцию в мой стакан. Может быть, именно подобные ритуалы не позволяют пьянице выйти из этой системы. Но вполне вероятно, что он не может жить без выпивки из-за химического состава своего тела. Сам я никогда не сомневался, что каждый дюйм моего тела требовал алкоголя. Как в старом анекдоте о главном различии между алкоголиком и пьяницей — пьяница всегда пьет один. Думаю, что я пьяница, а не алкоголик. Скорее, перевоспитанный пьяница. Но не надо давить на удачу, а то, чем черт не шутит, все это опять вернется!
Чтобы вновь не запить, я страхуюсь картиной того дня, когда сидел в холодной машине, хватая ртом воздух и ощущая стук целой дюжины кувалд по собственной голове, задыхаясь от тошнотворного запаха в машине и пытаясь вспомнить, кто я, что я и куда направляюсь.