Три друга - Александр Серафимович

______________

* Взмыла (взмыть) - взлетела быстро и высоко.

Ванятка что есть духу побежал и увидал - под коршуном отбивается и кричит, как ребенок, тоненько и жалобно, зайчишка. Подымается коршун, зайчишка прыгнет раза два-три, а тот упадет на него и начнет терзать когтями и клювом; зайчишка заверещит, опять прыгнет, и опять насядет коршун.

Ванятка пронзительно закричал и бросился к зайцу, испуганно махая руками.

Коршун недовольно поднялся, раскинул большие крылья; виднелся кривой нос, который он отворачивал то в ту, то в другую сторону, да лапы, желтоватые, мохнатые, которые он так и не подобрал.

Коршун улетел.

Зайчишка весь съежился комочком и сидел неподвижно, покорно заложив уши за спину и глядя большим, выпуклым, круглым глазом - другой был выклеван. Шерстка на нем мягкая, как пух, - зайчишка был совсем молоденький, молочный, - и голова в крови.

Ванятка взял его на руки. Он не сопротивлялся, а подвигал лапками и улегся комочком, как в гнезде.

Ванятка, осторожно держа, понес его назад.

- Ах ты, сердяга! Лапушка моя, бедненький... Ишь, проклятый, как он тебя!

Долго шел, пока не открылся луг, речка заблестела; по линии полз поезд, белел дымком; и звездочка собора стала яснее блестеть.

- Мамунька! Мамунька!.. - не своим голосом заорал Ванятка, вскакивая во двор, весь дрожа, с пылающим лицом. - Гли, кого я поймал.

Он забыл, что его будут драть, а мать, перестав на минуту месить навоз, закричала:

- Ты иде это шалаешься! Кому я велела Нюрку смотреть? Постой, я тебе побегаю...

Но, увидав окровавленного зайца на руках, сказала:

- Это еще чего такое?.. Вот кабы увидали тебя на улице собаки, разодрали бы совсем и с зайцем.

А Ванятка весь дрожит, прижимая зайца.

- Мамуня! Мамуня! Мамуня!.. Я его под лавку, я его под лавку... - и понес в хату.

Мать закричала:

- Куда ты эту погань?.. Вот я тебя совсем с ним на улицу выгоню.

Тогда Ванятка побежал к амбару, чтобы там устроить своего больного, но, когда подбежал к дверям, заяц вдруг развернулся, как пружина, толкнул в грудь, прыгнул на землю и, не успел моргнуть Ванятка, исчез под амбаром в узкую дыру, проделанную крысами.

Ванятка упал животом на землю и, прижимаясь лицом к мелкой сухой соломе и горячей пыли, долго глядел в дыру, но там было черно и пусто.

- Ванятка!.. - закричала мать, бросила месить и, слегка обтерев, ногу об ногу, навоз, подошла и оттаскала за вихры.

III

А ночью случилась гроза, - недаром так припекало днем и низко летали касаточки. Ванятка спал под образами* на лавке. Спал он всегда крепко и ничего никогда не слыхал, а сегодня чудилось, бегает будто по степи, а за ним гоняется коршун и будто нос у коршуна кривой, а глаз один вывернутый, красный. И вдруг сквозь веки почуял - кто-то заглянул, ярко-синий, режущий. И опять заглянул, да так нестерпимо, что Ванятка открыл глаза.

______________

* Под образами (образа) - под иконами.

Сквозь щели ставней лился ослепительно синеватый, почти белый свет, несколько секунд лился дрожа, потом погас, и стало непроглядно черно, глухо. Ванятка зажмурился, а сквозь веки опять на секунду заглянул ослепительный свет и погас.

Ванятка вскочил, ничего не видя. Стало невыносимо страшно - не оттого, что вспыхивал этот ослепительный, даже сквозь веки, свет, а оттого, что вспыхивал он молча. Когда погас, в темноте стояло глухое молчание, и Ванятка закричал:

- Мамуня-а!

Мать спала на кровати с маленькой сестренкой. Ванятка сполз на пол и, натыкаясь на стол, на скамейки, стал пробираться к кровати. Пошарил - пусто. Опять сквозь щели полился свет, и Ванятка увидал: матери нет, а Нюрка, прильнув к подушке, тихонько подсвистывала носом.

Снова все стало черно, глухо. Ванятка кинулся к выходу, нащупал дверь и, когда отворил, все увидел, яркое и отчетливое: пустой двор, корыто посередине, плетни и белый как кипень, не трепещущий тополь.

- Мамка-а!.. - закричал он в темноте и побежал к базам: должно быть, мать пошла подпереть двери, чтобы скотина не разбежалась.

Но, когда все кругом снова замерцало в ослепительном свете, он увидал, что возле - не базы, а плетень в соседний сад. Сейчас же все потухло, и Ванятка, протянув руки, побежал к базам, а когда осветило, увидал, что лазает у конюшни.

Заворчал гром. Упали тяжелые капли. Плача, натыкаясь то на плетень, то на кучу соломы или навоза, метался Ванятка, зовя мать.

Густо посыпал дождь. Гром раскатывался, заполняя все; сквозь мелькавшую мутно-белесую сетку дождя ничего не было видно.

Отдавшись отчаянию, весь мокрый, Ванятка, как стоял, сел на корточки, не зная, где он, и горько всхлипывал, глотая слезы вместе с сбегавшим по лицу дождем.

А гром то оглушал потрясающим треском, то ровно, как множество колес, раскатывался во всех направлениях, то глухо ворча, смолкал. Тогда, слышно было, шумел дождь, и с томительными промежутками вспыхивал синевато-беспредельный свет, трепетно отражаясь в бегущих всюду ручьях.

- Мамулька-а!.. Мамка-а!.. Ы-ы-ы...

И вдруг прислушался: возле, у самых ног, кто-то бесконечно жалобно и беспомощно вякал*. Ванятка протянул руку и нащупал мокрого, грязного, слабо ворочавшегося щенка. Верно, кто-нибудь выбросил, щенок прибился к воротам.

______________

* Вякал (вякать) - повизгивал тихо и жалобно.

Сразу прошел страх, ощущение заброшенности, одиночества. Ванятка поднял щенка, прижал, чувствуя, как он теплеет, тыкается мордочкой в грудь, и пошел, сразу разбирая, что он сидел под плетнем у ворот.

Молния широко осветила растворенную дверь в хату.

В комнате, освещаемая побледневшей и поредевшей молнией, мать беспокойно шарила по лавке:

- Где ты делся?.. Ванятка!

Ванятка осторожно пробирался к своей лавке, и вода бежала с него, оставляя лужи. Очень хотелось ему рассказать матери о своей находке, да побоялся и, прижав пригревшегося щенка, крепко и сладко заснул.

Заснул, и приснилось ему, будто опять налетает коршун, клюет и больно бьет его крыльями.

Вскочил испуганно, а это мать больно шлепает его рукой, и уже день на дворе.

- Это что за моду взял? Не таскайся, не таскайся!.. Все запакостил. Вот тебе! Вот тебе!

Потом схватила жалобно завизжавшего щенка и понесла во двор и за воротами выкинула в лопухи.

Ванятка бежал за ней плача. А когда ушла, подобрал щенка, принес к амбару и устроил ему из соломы гнездо в старой кошелке.

Так завелось у Ванятки свое хозяйство.

Заяц долго сидел под амбаром, да голод не тетка, и в конце концов высунулся из дыры, выставив мордочку, торопливо обнюхивая подвижными ноздрями воздух. Больной глаз заструпился, втянуло его, стал подживать. Здоровый, большой, круглый и любопытный, глядел осторожно.

Ванятка клал около дыры под амбаром кусочки хлеба, молодых капустных листьев, приносил молоко в горшочке, из степи - заячьей капусты, и заяц все подбирал. Стал есть из рук и день ото дня ручнел.

Вот только собаки одолевали. Как только придет под праздник отец с поля, собаки придут за телегой и, как звери, кидаются к амбару, а заяц юркнет в дыру и уже не показывается. Собаки визжат, роют лапами, да не достать.

Да и отец был недоволен и раза два больно оттрепал за волосы Ванятку, чтоб делом занимался, а не баловался с зайцем.

Дела же у Ванятки всегда было много, как и у всех во дворе. Когда лошади были дома, гонял лошадей и быков на водопой, выгонял телят на гору, возил отцу на ближайший покос хлеба, пшена, глядел за Нюркой. Зато в каждую свободную минуту бежал к амбару и проводил время с друзьями.

Щенок и заяц подросли и выровнялись, привыкли друг к другу и презабавно играли. Щенок облапит зайца, поймает за шиворот и начинает немилосердно таскать. Заяц встанет на задние лапы да так забарабанит передними по морде, что щенок повалится на спину и начнет отбиваться, сердито повизгивая. А Ванятка покатывается со смеху.

Только взрослые досаждали Ванятке: гонялись за зайцем, травили собаками. Но заяц перестал бояться собак: погонятся за ним - он под амбар, а если посреди двора окружат - вскочит на телегу или в сени забьется. А раз вскочил в большую кадку с резаной соломой; собаки прыгают кругом, а достать не могут; увидал Ванятка, выручил.

Щенок и заяц спали вместе в кошелке, свернувшись клубочком. А утром рано, чуть зорька низко закраснеется за дальними вербами, щенок и заяц являются к окну, за которым спит Ванятка, станут на задние лапы и заглядывают. Щенок повизгивает, а заяц забарабанит по стеклу, да так, что, того и гляди, стекло вылетит.

Увидит мать и прогонит хворостиной, а не увидит - Ванятка откроет окошко и даст каждому по корочке хлебца, припасенной с вечера.

IV

Однажды случилось событие, которое не только помирило всех с зайцем и щенком, но и доставило обоим почетное положение.

Лето перевалило за ильин день*. Пшеницу сняли, и все стали готовить катки и молотилки. Отец Ванятки тоже целый день налаживал каменные катки, чтоб утром, на заре, отвезти их на поле и начать молотьбу.