Кошка Фрося и другие животные (сборник) - Мария Штейникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю: «Это какая же кружка Эсмарха нужна?! И куда это все потом?»
У одной моей подруги любимая фраза: «Сережа, это самое, там этот, как его, да не этот, а тот». Сережа скачет как белка по полкам и показывает по очереди предметы. Я говорю:
– Дрессированный он у тебя.
Она говорит:
– Не то слово. С этого самого… с полувзгляда… как тебе сказать… ну это…
Я говорю:
– Поняла.
Мама «Алиса»
Мама полностью иррациональна, и все вокруг нее становится таким же. Мама – «Алиса», хоть и Светлана. Мама когда прилетает, то никогда не знаешь, куда и когда точно. Она всегда инкогнито. Говорит:
– Шарик, терминал Дэ. – И все. И на связь не выходит. Позывные молчат.
– Ты, главное, не волнуйся, – говорит муж. – Она еще не прилетела. А то обязательно позвонила бы.
Я еду и говорю:
– Ты не знаешь мою маму. Даже если бы она прилетела, то обязательно бы что-нибудь да случилось. Например, телефон бы не брал, сломался или с него исчезли все деньги. Или она попала бы в какую-нибудь кроличью нору, сходя с трапа. Где этот чертов терминал Дэ? Это самый нелогичный аэропорт в мире! О, – осеняет меня, – надо мыслить нелогично!
Терминал D, естественно, расположен не там, где A, B и C. Иррациональный метод помог. Приезжаем, а там мама уже час тусуется, проповедует. Кучка адептов уже собралась. Мама нам без лишних прелюдий говорит:
– Телефон разрядился, поехали завтракать, а баня будет?
Поселили ее в домик для гостей, затопили баню, все рассказали. Мол, если дом будет выстывать, то надо батарею включить в спальне. Она говорит:
– Усе понятно, всосала.
Ох, но я-то знаю, я-то все знаю! Утром заходим и видим такую картину: мама с прической «дикобраз» мирно спит в бане на полке, подстелив под себя норковую шубу. Говорит, полночи искала выключатель. Куда-то пропал. Ну, мы стоим, не знаем, что сказать. Ибо что тут скажешь. Выключатели – они всегда логично расположены. А мама ни разу не логичная. Она иррациональная. Мама – «Алиса». Она квантовая.
Еще мама из категории страшно самостоятельных женщин. То есть об их самостоятельности лучше не знать. Иначе страшно становится. Она смеется и говорит:
– Да что со мной случится-то?
А я думаю: «Что, что… Провалишься между креслом и обшивкой самолета и – полный шалтай-балтай».Счастливая ты, Машка
Лена с работы часто мне говорит: «Счастливая ты, Машка, и выглядишь всегда на все сто».
А я такая стою, под поливалку с утра попала, потом мне какой-то гражданин на задник босоножки в метро наступил. Я кое-как примотала босоножку скотчем к ноге. Пока ковыляла через парк, меня в театр пригласили. В 7. 30 утра. Маньяк какой-то.
Прибегаю на работу, залетаю в лифт, нажимаю на кнопку, еду, и тут он как задрожит. И все. Ни туда ни сюда. А мужской голос из-за спины вдруг говорит:
– Ну вот, сейчас у нас кончится воздух.
Меня аж подбросило от ужаса. Умеют некоторые мужчины сливаться с окружающей средой.
Он говорит:
– А давайте я вас подсажу, надо выбираться.
Нет, ну не наглый?
Я говорю:
– А давайте без давайте, – и вызываю диспетчера.
Диспетчер говорит:
– Алё, а диспетчера нет.
Я говорю:
– А вы кто?
Мне отвечают:
– Я техничка, ничего не знаю.
Я говорю страшным голосом:
– Женщина, срочно найдите диспетчера, у нас тут воздух заканчивается. Я тут с админом, судя по… всему.
Она говорит:
– Поняла, ждите.
Диспетчер приходит и говорит:
– Вы где?
Я говорю:
– А куда вы звоните?
Он замешкался немного, говорит:
– В лифт.
Я говорю:
– Логично, значит, мы в лифте.
Он говорит:
– Умные все стали, за говном некого послать. Сидите, иду.
Врываюсь вся такая расхристанная в офис, и Лена мне навстречу. Говорит:
– Надо срочно завоевать мир.
Я говорю:
– Не вопрос. Кого убить?
Она говорит:
– Ух, амазонка прям, энергия брызжет, штаны у всех лопаются, выглядишь, кстати, на все двести.
Я говорю:
– Лена, я могу и на триста, только, боюсь, мир этого не перенесет.
Новые и старые
Д рузья принесли из роддома нового ребенка. Старый ребенок недоволен. Нет, ну можно понять человека. Все шло прекрасно, и вдруг – бац! – кто-то занимает твое место, которое, казалось бы, принадлежит тебе по праву. А потом еще раз бац-бац! И ты уже дважды старый ребенок. Дальше – круче. Как вам – старая девушка или старый парень? Много-много раз. Даже если наконец-то и по своей инициативе.
Старый друг, например, заезжает типа проездом, сам остается на два дня и говорит:
– А что у вас сегодня пожрать?
А ему говорят:
– Залезь в холодильник да посмотри.
И он сам все приготовит, а потом стоит посуду моет. Нового друга не заставляют мыть посуду. Сначала перед ним распушаются и говорят:
– А вместо этого сарая будет теннисный корт, а тут бассейн, пройдем на второй этаж. – И говорят еще: – У нас сегодня на ужин все просто. Фуа-гра в шоколаде и «Вдова Клико». Ты, наверное, такое не ешь?
Кошка Фрося недавно стала старая, поскольку новый теперь шпиц. И теперь Фрося просто контейнер для еды и спит в сапогах как бедная родственница. Или падает с сильной возвышенности плашмя и лежит, как будто уже мертвая. И никто к старой Фросеньке не подходит. Все говорят:
– Это что за звук? Кошка, что ли, упала опять? – Потом смеются и говорят: – Совсем тупой мех.
Фросе приходится вставать и тупить над пустой миской. Иной раз даже поорать приходится, чтобы насыпали. А все потому, что старая. Из-за какого-то лающего хомяка.
И потом Фрося полюбила старых друзей, потому что они команда, у них много общего. Кресло, например. А все новые друзья восхищаются шпицем. Потому что Фрося странная, падает отовсюду плашмя и спит в сапогах. А шпиц – он вполне себе адекватный и видно, что новый. И тогда приходят сообщения в личке от старых: «Вы куда-то запропали. Фуа-гру, поди, жрете с новыми?»
А мы да, сидим, жрем фуа-гру и думаем, что новых со старыми лучше не смешивать, поскольку они иногда создают семьи, а потом – кто во всем виноват?Женщина должна быть кроткой
Женщина должна быть кроткой и иногда бегать среди березок, а ее надо догонять и щекотать усами. А потом сразу снова кроткая и должна рубить в день по машине дров, и, подоткнув косу, самостоятельно резать порося. И ни одного лишнего слова. Только самые необходимые: «Барин, ужинать подано», «Не желаете ли отдохнуть?», «А водочки?», «Имеется ли настроеньице для утех?» А он друзьям говорит:
– Да ладно, ребята, ну с кем не бывает, ну да, бабу держу, пришлось взять.
Или она сготовит все, порядок везде наведет, перестирает, перегладит, огород выполет, двести банок огурцов закатает и идет к нему на крыльцо день провожать. А под пятками земля горит.
Ну, и он, как обычно, ее забавляет: «О, смотри, голубь! Такой же тупой, как ты. Косоголовка ты моя дурная. У тебя что в голове, мякина?»
А она смотрит на него с умилением и думает: «Чем бы отравить-то тебя, падлу неблагодарную?» Но отвечает как положено: «А водочки?» Поскольку бабе пристало быть кроткой. Это она с ясельного горшка усекла. Что сразу по башке настучать – ни разу не выход. Месть надо вынашивать и годами идти к своей цели. Может быть, даже, если сильно повезет и внешность позволяет, стать стервой. Или прибить не сразу, а через двадцать лет брака. Того самого, который все это время наполнял ее жизнь смыслом, чувством и мудростью.
Женщина везде женщина. В транспорте, на работе, на корпоративе, в магазине. Кроткая, аки голубка. Он стоит, встречает, уши красные, лицо как у дохлого хомяка: «Это что за сизоносый хрен с тобой до метро шел? Отвечай!» Ты ему: «Мол, Василий Иваныч, престарелый герой-любовник, всю дорогу висел на ушах и жаловался на одолевшую подагру. Прямо душу вынул». Дохлый хомяк сдвигает бровки домиками:
– Ты мне давай там на своих работах. Ты мне это, а не то давай.
А ты ему:
– Развлечься не желаете? водочки? ужинать?
Вышла я как-то в магазин, уже порядком огнедышащая, с последней суммой в кошельке, решила перед смертью пирожков напечь. Интеллигентно купила капусту, муку, яйца, иду к кассе, параллельно медитируя. И тут какая-то чудесная девушка как пнет мне по яйцам. Вот ни фига себе пирожки! Я ей говорю с милой улыбкой:
– Сударыня, не изволите ли оплатить мне яйца?
А она мне отвечает:
– Я те чо, миллионерша? Пошла в жопу, дура.
И тут она. Вы чувствуете, да? Она – последняя капля. Разворачиваюсь и как дам этой кошелке по башке пакетиком с яйцами. Весь магазин приседает. Я ей говорю:
– Сука, – и гордо ухожу в закат, как в американском вестерне.
Вот она – фридом, фридом!
Сильная штука – джаз
Собираемся на джазовый концерт, муж прибегает с галстуком, гордый такой. Говорит:
– Ну как?
Я говорю:
– Офигенный. В цирк пойдем – наденешь.
Приходим, а там женщины в костюмах русалок. Вот ни фига себе! И муж в черном бадлоне и брюках смотрит на меня с таким упреком, будто я ему костюм дельфина не разрешила надеть, и говорит:
