Исход - Андрей Островский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Заметьте, эта ситуация не только у вас вызывала и вызывает возмущение. Люди нашли возможность „осмыслить“ науку и поставили ее на службу технике. В итоге мы стали свидетелями невиданного технического прогресса. А прогресс, кстати, стал научно-техническим».
— А зачем нам техника? Зачем нам техника в таком количестве и разнообразии?
«Для упрощения жизни и коммуникаций. Ну и для упрощения процесса познания, конечно».
— Вот именно! В яблочко. Возврат к исходной точке. Но процесс ради процесса — нонсенс. Люди упростили процесс бессмысленной деятельности. Грандиозное достижение!
«Не исключено, что в связи с подобными терзаниями люди отошли от идеи существования глобального смысла, или цели, как вы это называете, и пришли к частным достижениям. В современном обществе это принимает следующие формы. Человек создает что-либо — музыку, литературное произведение, полотно, так сказать, либо какой-нибудь программный продукт. На худой конец, чудо техники, вы уж не обижайтесь. Что угодно. Затем плод его творческой энергии, простите за пошлость, рекламируется. А потом по схеме: инвестиции — массовое производство — продажи — прибыль — небольшое усовершенствование — реклама — прибыль — прибыль — прибыль. И так далее. Схема, конечно, вульгарная, не обессудьте. Но наглядная.
На каком-то этапе происходит общественное признание — в начале плода, затем его отца-изобретателя. Когда прибыль изобретателя формирует состояние, которое намного больше средних представлений о „нормальном“ состоянии, признание перерастает в культ личности. И весь процесс повторяется — по схеме. Что в итоге? Смерть, финансовое благополучие оставшихся в живых членов семьи, вселенская, простите, скорбь, усиление бренда (во всяком случае, популярности на первых порах). Ну и существование в общественной памяти. Такое себе бессмертие. По крайней мере, если все складывается, умирает герой с удовольствием. Простите, если все это отдает сарказмом».
— Охотно прощаю.
«Чем не смысл жизни? Вполне благородные цели».
— Смысл надуман. Он не дает ответа на вопрос «зачем?» в конечном итоге. Потому, что в конечном итоге все равно — вы умерли, вас нет. Горел свет, нажали на выключатель, света нет. Кажется, я повторяю каких-то классиков, но не важно. Все описанные вами потуги от безысходности. Попытки оправдать свое появление и бессмысленное существование. Попытки уйти от терзаний и угрызений. Стать героем, благородным бойцом. Показать, прежде всего, самому себе, что ты не кусок бесполезного дерьма. Произвести впечатление. Получить удовольствие. Жизнь ради удовольствия. Удовольствие ради жизни. Жизнь ради жизни. Бессмыслица.
«Ну, хорошо, подойдем с другой стороны. Человек всего лишь часть живого мира. В связи с тем, что мы до сих пор не получили ответов, а по вашим прогнозам так и вовсе не получим никогда, то нет особых оснований считать, что человек — высшее существо. Животные, например, живут ради жизни. Просто живут и всё. Скорее всего».
— Животные от этого не страдают. Скорее всего.
«Согласен. От ваших рассуждений веет безвыходностью. Тем не менее, если все же считать существование приоритетным мероприятием, придется придумать смысл. Вы не пробовали любить?».
Глаза закрылись сами собой…
Винер неспешным шагом перемещался по городской улице. Снег, облюбовав наиболее удобные места, излучал невероятную белизну. Откуда-то струилась очень медленная музыка, ее звуки лишь слегка касались тишины, пронизывавшей буквально каждую точку пространства. Каждый шаг нес собой угрозу девственности момента, пропитанного столь удивительной и неожиданной гармонией. Солнце уже не слепило глаза — в преддверии очередного ухода на покой всю его суть составляли подготовительные работы. Уютное излучение уставшей за день коронованной звезды при удачном стечении обстоятельств могло погрузить наблюдателя в гипнотический сон.
На пути не встречались живые создания, поэтому Винер мог полностью отдаться аккуратному передвижению. Направление не имело значения, однако, казалось, что оно задано априори. Было отчего-то совершенно понятным, что останавливаться нельзя. Его тело, как будто, было сдано в аренду. Винер был лишен всей полноты власти. Поглощенный процессом, он не заметил, как вплотную подобрался к стене.
Кирпичный исполин возвышался в центре города, разбивая его на две равные части. Толком проверить это было сложно — стена была настолько огромной, что пытаться преодолеть ее в любом из направлений казалось намерением, сравнимым по безрассудству с намерением, прыгнув с крыши, улететь в открытый космос. Тем не менее, понимание, что стена располагалась именно в середине города, было настолько четким, насколько сильным было чувство, что в невидимой части, по ту сторону, происходит что-то крайне важное, непосредственно связанное с целью путешествия. Мысли о цели возникли так же неожиданно, как и препятствие.
Желание проникновения заставило Винера искать изъян в казавшейся безупречной конструкции. Его внимание привлек один из кирпичей в основании — показалось, что его можно просто вытащить. Он оглянулся по сторонам и прислушался, как будто искал подсказки. Музыка по-прежнему звучала и казалась неотъемлемой частью тишины. В момент, когда Винер решился осуществить задуманное и вскинул левую руку, тонкую ткань покоя с неистовством шквала разорвал оглушительный женский крик.
Открытые глаза зафиксировали опасность для поверхности стола, исходившую от начатой, но не куренной сигареты, зажатой между средним и указательным пальцами левой руки. Винер судорожно струсил елочку пепла, сделал пару рефлекторных затяжек и провел привычный ритуал с сигаретными останками. «Что же это такое?». Думать было физически больно. Фокус восприятия переместился на правую руку — пальцы угрожающе стискивали пишущий инструмент. Почему-то захотелось сменить перо. «Вот и второе пригодилось». Винер осмотрел исписанные листы. Кое-где красовались кляксы, следы недавней точечной бомбардировки. Винер провел пальцем по бумаге — ни тени возмущения. «Бумага примет все». Казалось, туман проявлял все больший интерес к письменному столу. Впрочем, это мог быть действительно интерес.
Часть вторая
Любовь
— Не знаю даже, с чего начать. И как… Понимаете, рассуждать о любви очень сложно. Слишком эмоционально насыщенная вещь. Легко запутаться, сорваться на субъективные оценки. Но, иначе о ней и не получится говорить. Я, конечно, буду стараться, но вы должны быть готовы ко всему. Идет?
«Как вам будет угодно. Суть не в этом».
— Ну, что же… Прежде всего, мне кажется, что, несмотря на всю кажущуюся непостижимость, абстрактность, религиозность любви, ее можно проанализировать, разложить на элементы, что ли…Трудность заключается в том, что любовь как будто скрывается под многими масками. Как будто.
Вот, к примеру, любовь всеохватывающая — любовь ко всему. Любовь как позиция, кредо. Чтобы представить себе это, достаточно нарисовать в воображении добродушного, доброжелательного человека. Даже не знаю… Это очень шаткая конструкция. Все слишком сильно зависит от настроения — очень динамичного и ненадежного элемента. В моем же понимании, если нечто существует, то отличается длительностью, обособленностью, автономией. Поэтому люди, пытающиеся охватить любовью всё и вся, вызывают у меня, мягко говоря, недоумение. Такой, как я, принявший их позицию, дошел бы до того, например, что позволял бы комарам беспрепятственно пить мою кровь, Это было бы, по крайней мере, последовательно. Уверен, что быть агентом любви ко всему под силу лишь идеальным альтруистам, в существовании которых есть большие и небеспочвенные сомнения. Но даже если они где-то и существуют, сомнительна чистота их чувства, естественность этого чувства. Так что, под описанной маской ничего из того, что мы ищем, нет. Ярлык в отсутствие товара.
Любовь к какому-то делу, процессу? Самореализация. Не отрицаю, реализовывать себя необходимо. При этом действительно довольно часто можно наблюдать существование искреннего чувства — иначе и быть не может — от сиюминутных порывов не зависящего. Со стороны «любящего» присутствуют все известные атрибуты вожделеющего, страстного любовника, но… Нет живого отклика, нет взаимности. Есть успех, есть признание. Но это не любовь. «Любить» растение или животное — то же самое в данном смысле. Нет равенства. В том смысле, что его нет вообще, оно просто невозможно. Мы можем только яростно гнаться за маскированным искомым, переполняемые странной и вдохновляющей надеждой, и, в муках настигнув и сорвав маску, разочароваться, столкнувшись с очередной пустышкой.
Любовь, как мне кажется, может скрываться только под маской отношений между людьми. Все остальное напоминает мне попытки развлечь себя собственным отражением в зеркале. Любовь к человеку. Здесь тоже есть подводные течения, которым нужно уделить должное внимание, дабы не уплыть в ложном направлении. Словом есть составляющие. Я условно называю их биологической, эстетической и духовной вообще. Итак…