Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер

Тиксу завидел дрожащие вдалеке неверные отблески, скользящие по обрушившимся или вспоротым бортам кораблей. Быть может, в этом безлюдном мире имелась какая-то форма жизни? Он призвал последние резервы воли и направился к источнику свечения. Тиксу продвигался крайне медленно, каждый шаг стоил ему неимоверных затрат энергии. Редкие лучи то и дело пропадали за тушами выброшенных на берег гигантов, лежащих в сотнях метров друг от друга, и тогда он спрашивал себя, а не почудились ли они ему, не разыгрывает ли его оптическая иллюзия. Несмотря на холод, он сильно вспотел под штанами и льняной туникой. Над окрестностями висел резкий запах кислоты и разрушающегося металла.

Тиксу не находил внятного объяснения массовому, если можно так сказать, выбросу на отмель этих сотен кораблей. Все выглядело так, будто их отклонил с исходной траектории и затянул сюда гигантский магнит. Некоторых из них носили гербы, названия или надписи, начертанные межпланетным нафлем на выпуклых корпусах. Тиксу кое-где узнавал цвета и символы планет или крупных скоплений бывшей Конфедерации Нафлина: Маркинат, Иссигор, Сбарао, Урсс, Неороп, Сиракуза… Чуть царапнула ностальгия при виде лежащего на боку небольшого аппарата, на пилотской кабине которого красовалась старинная эмблема Оранжа — круг шафранового цвета, перечеркнутый девятью белыми линиями по счету девяти основных континентов.

Измучившись, он на несколько секунд остановился, чтобы отдышаться, вытер лоб тыльной стороной рукава и снова попытался отыскать источник света.

Это у него получилось без труда: свет блестел в нескольких метрах от него. Он шел от фонаря, которым помахивала некая тень. Сперва Тиксу подумал, что имеет дело с неизвестным существом или животным, но затем понял, что то был человек или что-то в этом роде: по сравнению с плечами и необычайно широкой грудной клеткой голова казалась чрезмерно уменьшенной, бедра отведены назад, а рука, в которой не было фонаря, почти касалась земли. Судя по обезьяньей походке фигуры, ей одинаково часто доводилось брести что на двух ногах, что на четвереньках. На гуманоиде не было никакой одежды, но большую часть его тела покрывали пышные волосы — за исключением поразительно умного лица, рук, ступней и мошонки. Он сделал несколько шагов вперед и с воодушевлением оглядел Тиксу; в ясных глазах плясали яркие огоньки.

Губы человека приоткрылись, приоткрыв расшатанные и редкие желтые зубы.

— Вот уже тридцать с лишним стандартных лет, как мне не встречалось представителей рода людского! — неуверенно сообщил он. — С тех пор как этот идиот Наум Арратан надумал меня оставить одного…

Он говорил на идеальном нафле с легким певучим акцентом. Двое людей долго, не произнося ни слова, смотрели друг на друга, словно каждому из них требовалось свыкнуться с присутствием здесь другого. Заброшенные корабли вокруг, слегка фосфоресцирующая земля и черное как смоль небо сливались в фантасмагорическом окружении, от которого Тиксу все сильнее чудилось, что он продолжает грезить.

— Вас прислал за мной Институт? — осведомился человек. — Вы не подумали захватить с собой деремат? Мой корабль непригоден…

— Я всего лишь путешественник, — ответил оранжанин. — Мне неизвестно, о каком вы институте говорите.

По лицу человека скользнула тенью печаль.

— Они обо мне окончательно забыли, — прошептал он. — А ведь так заверяли меня, что во всем будут поддерживать, когда мы с Наумом Арратаном покидали Неороп. Слова что ветер… Они бросят меня умирать на Арратане, вдали от… — Он сделал паузу и вопросительно взглянул на своего собеседника. — Где ваши запасные баллоны с кислородом?

— У меня их нет, — ответил Тиксу, пожимая плечами.

— Быть такого не может! У меня ушло больше пятидесяти стандартных лет, чтобы начать адаптироваться, мутировать. Мы с Наумом планировали запас кислорода на пять лет — столько мы рассчитывали пробыть в центре галактики. Затем, когда обнаружили, что нашего корабля не отремонтировать, мы уменьшили потребление и построили генератор. Кончилось тем, что мы опустошили баллоны, и нам пришлось просто дышать воздухом, вырабатываемым нашей маленькой самоделкой. Наум не сумел адаптироваться и умер в жестоких мучениях. Я выжил и постепенно изменился: моя грудная клетка выросла, чтобы увеличились мои легкие, кожа обросла волосами, чтобы бороться с вечным холодом, и, несмотря на старания нашего корректора гравитации, притяжение заставило меня ползать на четвереньках. Должен признать, ваша спонтанная адаптация ставит любопытную проблему перед ученым, которым я заставляю себя оставаться…

— Не все встречающиеся феномены удается объяснить, — отозвался Тиксу.

Эти слова вызвали у его странного визави недовольную гримасу. В зыбком свете фонаря стали заметнее расчертившие его лоб глубокие продольные и поперечные морщины.

— Дайте мне время, и я найду этой аномалии рациональное объяснение! Но я так понимаю, что еще не представился: я Лотер Пакуллай, профессор ИПНН, Института прикладных наук Неоропа… Бывший профессор, приходится признать. А вы, что вас привело в этот безутешный мир?

— Тиксу Оти с Оранжа. Я пытаюсь добраться до Гипонероса.

— Гипонероса? — каркнул Лотер Пакуллай. — Мира скаитов? Насколько мне известно, он так и не обнаружен, и большинство моих коллег сомневаются в его существовании. Что заставляет вас так говорить и верить, что он гнездится в самом сердце галактики?

— Интуиция…

— Интуиция? Не говорите мне, что проделали весь этот путь, прислушиваясь к интуиции! Где ваш деремат?

— Мой деремат — внутри меня, это звук жизни, антра…

Поднятые руки Лотера Пакуллая опустились в жесте недоверия и обреченности. Фонарь осветил его икры и ушедшие в землю ступни.

— Боже правый, вы один из этих индисских колдунов, правильно?

Тиксу кивнул.

— Я знавал одного, еще до вас, — продолжал неоропеец. — Шри Митсу, сиракузянин, молодой смелла из Конфедерации. Настоящий упрямец: он меня убеждал, что волны, из которых состоит материя, есть эманации духа, колебательный вариант Логоса — творящего Слова. Он из ваших друзей, наверное?

— Он был сослан крейцианами на Красную Точку, а потом убит притивами, нанятыми сиракузянами. За последние годы исследованная вселенная заметно изменилась.

Длиннющая рука Лотера Пакуллая вновь поднялась и указала на небо.

— И неисследованная вселенная тоже. По моим оценкам, ядро — черная дыра — уже поглотило почти четверть галактики. Судя по вашему присутствию в этом немноголюдном месте, вы, вероятно, чувствуете, что существует связь между частью исследованной и неисследованной. Но у меня осталось немного еды, и мне бы не хотелось, чтобы потом говорили, что единственный представитель приемного человечества Арратана пренебрег своими обязанностями хозяина. Давайте обсудим все это за обедом… сразу предупреждаю, довольно посредственным!

От корректора силы тяжести, расположенного в центре купола, исходил тихий непрерывный гул. Тиксу почувствовал себя легче и подвижнее, едва переступив порог шлюза, словно освободился от сковывающих его невидимых пут. Генератор кислорода и воды, негромко урчавший сразу за корректором, помог разжать тиски, сдавившие его легкие.

В логове профессора Пакуллая царил настоящий кавардак. Измерительные приборы, легко узнаваемые по кристаллическим экранчикам, перемешались с кухонной утварью, пакетами обезвоженной пищи, частями скафандров, книгофильмами, одеждой, обувью, одеялами и раскиданными инструментами. Купол — каркас из нержавеющей стали с мягким опталиевым тентом — охватывал площадь около сотни квадратных метров.

— Сооружать наше маленькое прибежище была истинная каторга, — поделился Лотер Пакуллай. — У этой мертвой звезды такая сила притяжения, что нас раскатывало по земле, как блины, и нам приходилось двигаться исключительно ползком… не говоря уже о весе и жесткости наших скафандров. Хорошо еще, что мы могли укрываться внутри корабля, чтобы поесть и поспать.

В рассеянной подсветке от десятка магнитных факелов (из тех, что с гарантированно неистощимым ресурсом) под редкими волосками на животе, груди и плечах неоропейца проглядывала белая кожа.