Лестница желаний - Михаил Евгеньевич Московец

— Все хорошо? — спрашивает снизу голос.

— Да, — бурчу себе под нос.

Сами поймут, когда пойду дальше.

Отпускаю левую руку и поднимаюсь выше, решив не глядеть под ноги: мой мозг сам знает, куда наступать. На удивление, шагается немного легче. Неуверенная улыбка проскальзывает на моем лице, но я быстро прячу ее: нужно сохранять концентрацию.

— Триста семь, триста восемь…

Хочется услышать крики птиц. Приятно находиться на высоте птичьего полета, вот так — без всяких страховок и спасения. Прямо как птица — надеешься только на свое тело, свои крылья (или руки). Малейший ветерок — и тебя снесет с пути.

Ноги шагают уже тяжелее. Надеюсь, что все же от усталости, а не от трусости.

Только что чуть не споткнулся о ступеньку и замер, вцепившись двумя руками в перила.

— Триста восемьдесят три, — доносится снизу.

Всего сто с лишним остается. А как спускаться вниз?

Эта мысль предательски залетает в мою голову и тут же поселяет ужас. Ладно забраться, но нужно же как-то спуститься на землю!

Зачем-то я оборачиваюсь назад и различаю вдалеке одно слипшееся пятно — фургона и людей. Ноги мои подкашиваются, и тело оседает на ступеньку, прижавшись к перилам. Кажется, оно уже не слушается меня.

— Все хорошо? — спрашивают снова.

— Да, — отвечаю я еще тише, чем в первый раз.

Все совсем не хорошо. Но остается всего сто с лишним ступенек…

Неимоверным усилием воли я поднимаюсь на ноги. Кажется, снизу это вызывает одобрительные выкрики — не уверен, что это не галлюцинации.

— Триста восемьдесят четыре, — считаю себе под нос. — Триста восемьдесят пять.

Ноги еле двигаются, но я обязан дойти хотя бы до четвертой сотни. Гордость и честолюбие теперь тащат меня наверх.

— Триста девяносто.

Коленки подкашиваются, отчего я спотыкаюсь чуть ли не на каждой ступеньке. Однако, испытывая муки, подобно Прометею, я заставляю себя подниматься выше. Шаг за шагом, поступь за поступью…

— Четыреста.

Я останавливаюсь, не ощущая ничего. Путь вперед кажется все таким же бесконечным, как и в начале; а оборачиваться я даже не хочу.

Усталость тяжестью сваливается на меня, и тело снова оседает на ступеньку, вызывая глухой стук.

— Хотя бы не только сердце в ушах стучит…

Снизу уже никто не спрашивает, все ли у меня хорошо. А может, и спрашивает, но я не обращаю внимания; рассеянность на такой высоте допустима.

Я прислоняюсь лицом к холодным перилам и таращусь вдаль, пытаясь там что-то разглядеть. Но за пределами нашего городка виднеются лишь убогие равнины, кое-где покрытые туманом. Картина полной обреченности…

Я уже смирился с тем, что не пойду выше, и сдаться оказывается даже немного приятно. Подъем закончился. Все закончилось. Почему-то я не знаю, как теперь жить дальше, но это уже заботы завтрашнего дня…

А сейчас я сижу на прохладной ступеньке и вяло улыбаюсь.

— Все хорошо? — долетает до моих ушей.

Но я не отвечаю: сами поймут, когда через полчаса я буду сидеть на этом же месте.