Неру - Александр Горев

Мир быстро менялся, связи между людьми становились теснее. Новая индийская интеллигенция и предприниматели потянулись за океан, на Север, где громыхали кузнечные молоты, работали паровые машины, рычали моторы, улицы заливал электрический свет; оттуда поступали в Индию невиданные доселе промышленные товары, а туда текли индийские золото, серебро, драгоценности. Индия, по меткому выражению индийского мыслителя и патриота Свами Вивекананды, склонялась «перед фабричной трубой как перед военным знаменем».

И до Мотилала брахманы нарушали запрет и ездили за океан, но по возвращении домой они проходили обряд очищения в водах Ганга. Теперь некоторые из них объединились вокруг Мотилала и образовали реформистскую группу, настаивая на пересмотре устаревших положений дхармы3 брахманов. За это новшество горячо выступили юноши и девушки из состоятельных семей, которые стремились получить образование в Европе.

Неру были выходцами из Кашмира. Подавляющее большинство кашмирцев из высших сословий совершали массу «еретических» поступков: общались и ели за одним столом с небрахманами и неиндусами, нарушали запреты, связанные с затворничеством женщин, отвергали ношение парды. Однако браки кашмирцев с представителями других общин были крайне редки. Кашмирцы — небольшой народ, и они ревностно охраняли свою самобытность, характерные арийские4 черты; опасались раствориться в море других индийских и неиндийских племен и народностей.

...Мальчик смотрит на мать. Она для него — самое близкое, самое красивое и совершенное существо на свете. Джавахарлал не мыслит себя без этой женщины с большими тревожными глазами на худом лице. Ему нравятся ее маленькие руки с тонкими чуткими пальцами, от прикосновения которых становится так легко и радостно на душе, ее осторожные движения, добрая, немного грустная улыбка, тихий, как журчание чистого ручья, голос.

Мать часто болела. Но Джавахарлал не допускал и мысли, что когда-нибудь ее может не стать, ибо мать и мир для него были неразделимы и одинаково вечны. Частые кремации на берегах Ганга воспринимались им как выдуманный самими людьми страшный и ненужный ритуал. Все его детское воображение противилось осознанию того, что жизнь конечна.

Мать совершает омовение и выходит из реки. Мокрое сари плотно облегает ее хрупкое тело.

Теплый воздух напоен благовонием хушбу5, запахом роз и горелого сандалового дерева. Около заводи, поросшей тростником, только что выбросившим седые метелки, мирно пасется круторогий буйвол. Грациозно проходит женщина с кувшином. Ее ноги обвиты серебряными браслетами, которые мелодично звенят в такт шагам. Разносится монотонная песня цикад. Где-то поблизости ей вторит тонкий голос флейты. Эту полифонию дополняет предупреждающий перезвон колокольчиков неприкасаемых6: они строго следуют закону и не хотят «осквернять» других людей своим присутствием. Тихо шелестят, точно шепчут что-то, струи воды. Она очищает все и всех — и брахманов, и кшатриев, и вайшьи, и шудров7. Для священного Ганга все люди равны. В храме монах объясняет шастры8, читает веды. Монах молится Шиве, грозному богу разрушения, войны, эпидемий, голода, смерти, наводнений и других бедствий. У Шивы во лбу третий глаз, тигровая шкура опоясывает его бедра, змеи кольцами обвивают его тело, а в одной из четырех рук — секира. Шива жесток и беспощаден. Как-то в бешенстве он даже отрубил одну из четырех голов великого бога созидания и добра Брахмы. Монах молится самозабвенно, отрешившись от всего земного: он должен умиротворить Шиву, смягчить его гнев и помочь людям. Индуистские боги, как и люди, добрые и злые: Брахма — созидатель, Вишну — хранитель мира, Шива — разрушитель. Больше всего боятся люди гнева Шивы и поэтому молят его пощадить своих детей, не разрушать жилищ, не губить урожаи... А Брахма и без того милостив, зачем его просить?

Мать рассказывает о жизни богов и царей — героях древней эпической поэмы «Махабхараты». Но богов ли? А может быть, этот рассказ — плод удивительного смешения памяти поколений, переплетения правды с легендой? Восемнадцать книг «Махабхараты», сто тысяч двустиший посвящены подвигам легендарных царей древности, живших на этой земле еще в четвертом тысячелетии до нашей эры.

Джавахарлал с широко раскрытыми, полными изумления глазами слушает мать.

— Один из главных царей Куру не оставил потомства, — рассказывает Сварупрани, — и всему царскому роду Кауравов грозила гибель. Тогда к его двум женам позвали мудреца Вьясу. Он был чернокожим, косматым чудовищем. Вьяса взошел на ложе первой жены царя. Она от ужаса закрыла глаза, и поэтому сын ее по имени Дхритараштра появился на свет незрячим. Когда мудреца Вьясу увидела вторая жена царя Куру, она смертельно побледнела и родила мальчика со светлой кожей. Его назвали Панду, что означает «бледный». Братья получили благородное воспитание. Они выросли справедливыми, отважными. В час счастливого сочетания звезд они выбрали себе жен. Сто сыновей принесла жена Дхритараштре. Небо наградило их всеми добродетелями, но один из них — старший сын Дурьодхана — оказался злым, коварным и завистливым. А у Панды не было детей. Однажды на охоте он убил оленя во время его любовной игры с избранницей. Но оказалось, что это был не олень, а отшельник, принявший образ оленя. И в предсмертной муке проклял он Панду, предсказав ему смерть от любви. С той поры всегда помнивший о проклятии Панду не видел своих жен много лет, и ничто не омрачало его жизни. Он мудро правил страной вместо своего слепого брата, но однажды, забывшись, Панду приблизился к одной из своих прекраснейших жен и пал бездыханным. Тогда сами боги взошли на ложе супруги Панду и подарили ей пятерых сыновей — мужественных и храбрых героев, которые известны людям под именами Пандавов. Злой Дурьодхана тщетно пытался хитрыми и коварными заговорами свергнуть своих двоюродных братьев...

— Ма! Почему бывают люди злыми? — льнет к матери Джавахарлал.

— Уж так устроен мир, сынок, — отвечает Сварупрани и продолжает повествование.

— Столицей Пандавов был великославный Хастинапур, «Город Слонов». Улицы его с множеством великолепных зданий и дворцов были подобны драгоценным ожерельям. Все площади в городе орошались ароматной водой, каналы и фонтаны источали прохладу, сады цвели, и деревья круглый год приносили сочные и сладкие плоды.

— Где теперь этот город, ма? — горят неуемным воображением глаза мальчика.

— Не знаю, — грустно отвечает Сварупрани, — говорят, что когда-то очень давно священные воды реки отошли от города и его поглотили пески.