Преимущество широты - Дмитрий Биленкин

- Скажите, - обернулся он к соседу, - это не...

- Да, это Лев Сергеевич Пастухов.

- Элементарщик?

- Он самый.

Судьба сделала ход конем. Сегдин захлопнул блокнот. На заседании ничего нового не скажут: ничья. Что ж, время начинать новую партию. Впрочем, даже первый ход Сегдину пока рисовался смутно. Но он был полон желания добиться своего.

Когда все встали, он протиснулся к Пастухову. Тот раздраженно говорил юноше в очках:

- День испорчен. И попусту испорчен. Ну, чем мы можем тут быть полезными? Чем?

- Здравствуйте, Лев Сергеевич, - сказал Сегдин. - Ваш день не будет испорчен. Возможно, он принесет пользу миллионам людей.

- Что вы имеете в виду? - с удивлением уставился на него Пастухов.

Это-то и было нужно Сегдину. В такой ситуации главное - заинтересовать собеседника первой фразой.

- Я имею в виду читателей. Нас засыпали письмами с просьбой рассказать о ваших опытах.

То была ложь, святая ложь, как считал Сегдин.

- Их сейчас, - упирая на слово "сейчас", сказал Пастухов, - интересуют опыты именно нашего института?

- Да.

- Немыслимо! Нет, нет, опыты лишь начаты, говорить о результатах пока рано.

- Но вы же дали месяц назад интервью "Спутнику" о создании установки...

- Тем более.

"Так, так, - подумал Сегдин. - Моему королю грозит мат".

- Сегодняшний день у вас все равно испорчен, - решительно сказал он, всем видом давая понять, что не отстанет. Сегдин не был нахалом, ненавидел нахальство, но другого выхода не оставалось. Пастухов в глубине души был мягким человеком и должен был сдаться. Этому могло также способствовать чувство подсознательной вины перед обществом, которому Пастухов, как показало заседание, не мог помочь своими знаниями.

И Пастухов действительно сдался. Час спустя они уже входили в вестибюль института.

Пастухов вел Сегдина бетонным коридором, который спускался осе ниже и ниже, кольцами змей опоясывая нечто, спрятанное в глубине его спиралей. Сначала в узких окнах-бойницах мелькал дневной свет, потом он исчез, фотоэлементы беззвучно распахивали массивные двери, и тишина заколдованного подземелья охватывала Сегдина. Он был в сказочном замке и ожидал встречи с закованным в бетон джинном и не удивился грозовому ветерку, вдруг повеявшему навстречу. Ему нужен был этот настрой, хоть он и не знал почему. Что грозовое дыхание было просто дуновением озона, возникающего в ходе эксперимента, - это объяснение могло подождать.

Теперь коридор напоминал траншею, со стен которой смотрели стеклянные глаза перископов. За ними была темнота, густая темнота, мрачная темнота. Пастухов щелкнул выключателем, темнота осветилась, и Сегдин увидел своего джинна. Он походил на хобот, холодно блестевший металлом хобот, который неожиданно заканчивался острым клювом. Тот был нацелен на прозрачный шар, в котором ничего не было. Совершенно ничего, одна лишь пустота. В удалении золотом сказочного богатства сияли медные шины; гибкие шарниры, поддерживающие "хобот", придавали ему сходство с животным, которое, конечно, никогда не водилось на земле, но которого Сегдин ожидал встретить.

- Это и есть Излучатель, - сказал Пастухов.

Чары развеялись. Теперь это были просто установка, просто шины, готовые отдать черт его знает сколько миллионов вольт напряжения, просто объект эксперимента - высящийся на постаменте шар, в котором была совершеннейшая пустота, соперничающая с межгалактическим вакуумом.

- Мы пронизываем вакуум игольчатым пучком ро-мезонов, - сказал Пастухов. - Для вас вакуум просто пустота, а для физиков это...

- Можете не объяснять, - заметил Сегдин. - Для вас, согласно теории Дирака, вакуум - море частиц с отрицательной энергией. А какова мощность пучка мезонов, его направленность, свойства? И что получается в опытах?

Пастухов пустился в объяснения, увлекаясь все более и более. С какого-то момента Сегдин начисто перестал понимать детали. Но он внимательно следил за главным - для него главным - и начал уже кое-что осмысливать.

- Значит, - прервал он объяснения, - те мезонные ливни, которые образуются в атмосфере под действием первичных космических частиц, по сравнению с вашим излучением не более чем колыхание ветерка против порыва урагана?

- У вас необычным способ сопоставления величин. Но в принципе вы правы.

- Это моя форма мышления. У нее есть свои недостатки, но и свои достоинства. Так нам вы ставите опыты?

Пастухов отвел его в комнату, отделенную от Излучателя ломаными изгибами коридора, стенами из баритового бетона и свинца. В комнате, там, где полагается быть окну, белел огромный экран телевизора. Перед ним находился пульт. Физик снял со стены фотографию. Сегдин узнал прозрачный шар с запертым в нем вакуумом. Шар в разных направлениях пересекали иглы сиреневых вспышек. Они висели в шаре, не касаясь его стенок.

- Свечение в вакууме? - поднял брови Сегдин.

- Представьте себе, да. Мезонный луч сам запечатлевает свой путь.

- Интересно.

- Однако не ново. Куда важней другое: те частицы, которые он выбивает из вакуума. Они...

- Минуточку. Меня сейчас интересует иное. Вы что, луч направляете с разных сторон? Зачем?

Пастухова несколько обидело то невнимание, которое гость проявил к самому главному, ради чего они работали не покладая рук. "Впрочем, это отличительная черта всех журналистов, - успокоил он себя. - Им подавай внешние эффекты". И он скрыл обиду.

- Нас интересуют также пространственные свойства вакуума. Однородны ли эти свойства по всем направлениям или нет.

- Изотропность или анизотропность вакуума. Понятно. Скажите, а шар как-нибудь ориентирован относительно силовых линий магнитного поля Земли?

"Ну, ну, - не без удивления подумал Пастухов. - Он дает мне понять, что с ним можно говорить более профессионально, хотя мыслит он отнюдь не как физик. Берегись, дорогой, заблудишься, если я не буду расчищать тебе дорогу. И что за странная манера спрашивать?"

- Конечно, шар ориентирован относительно полюсов. Вот отметки на снимке. Кажется, они плохо видны?

Отметки были видны отлично. Сегдин не обратил, однако, внимания на ехидство вопроса. Его ферзь в это время опрокидывал пешечную оборону противника.

Сзади послышался шум, в комнату вошли трое молодых парней, очень симпатичных на вид, державшихся, однако, несколько самоуверенно, - черта, увы, нередко присущая тем, чьему таланту сопутствует удача.

- Лев Сергеевич, - обратился один из них к Пастухову, почтительно, но как равный к равному, - подготовка закончена, время продолжить эксперимент.

- Да, разумеется.

Пастухов подумал, что следовало бы увести журналиста. А впрочем, пусть остается. Видимо, он всерьез заинтересовался; как он впился в таблицу экспериментов!